Ещё немного из обрывков

– Мама! Она королева! Она танцует…

– Совсем ребёнку голову задурила! – взвизгнула мать, наступая на королеву.

Ангелина, защищаясь, подняла вверх веер из павлиньих перьев.

– Сейчас за тобой приедут! Николай Петрович привезёт милицию и уж она тебя мигом обратно в дурку устроит!

– Мама! Мамочка, пожалуйста, – рыдал Пашка. – Не надо милиции, не надо никакой дурки! Она хорошая!

– Пойдём отсюда, – мать сильно и жёстко схватила Пашку за руку и поволокла к выходу. – Нечего тебе здесь больше делать.

– Мама не надо! – Пашка упёрся в пол ногами, но силы были не равны. – Ангелина, помоги!

Королева подняла на мальчика печальные, полные слёз глаза. Попыталась привычно, солнечно улыбнуться. Казалось, если у неё это получится, то всё мигом встанет обратно на свои места. И мама поймёт, и они вместе пойдут на заколдованную поляну. И будут там танцевать. И город эльфов появится из сумрака…

– Мама!

* * *

Мать выволокла Пашку на улицу, плотно закрыла дверь в дом Сидорчуков, для верности подпёрла валяющимся тут же поленом.

– Вот, теперь никуда не сбежит.

Пашка вывернулся из материнских рук. Бросился к двери, но та снова схватила его.

– Отпусти!

– Да что с тобой творится! Немедленно успокойся! Что за истерика?

– Мама! – рванулся Пашка.

И тут же увидел искры. Только не золотистые, а красные. Искры рассыпались у него перед глазами, а щека запылала, обожжённая болью.

– Мама, – прошептал он.

– Сам виноват, – огрызнулась мать. – Нечего было вырываться.

И тогда Пашка заплакал.

* * *

Через час у их дома остановилась машина Николая Петровича, зятя бабушки Сидорчухи. Следом за ним ехала ещё одна длинная машина, из которой вышел строгий человек в фуражке и рубашке с погонами.

Николай Петрович, отдуваясь и пыхтя, выбрался на дорогу. Остановился, утирая пот со лба огромным мятым платком.

– Вот это новости, вот это чудеса. Совсем люди одичали. Оставишь дом, запрёшь его на все замки. А тут какие-то дикари, какие-то цыгане-оборванцы. Обворовали, ограбили. Куда страна катится.

– Где она? – сурово спросил человек в фуражке.

– Мы её в доме Сидорчуков заперли, – ответила мама. – Не знали, что с ней делать.

– В доме? – охнул Николай Петрович. – Она же там всё разнесёт!

– Было бы что разносить, – ядовито ответила бабушка. – Половики и те сняли. Перину в город утащили.

– Не ваше дело! – огрызнулся Николай Петрович. – Ещё надо разобраться, кто её впустил. Может, вы заодно. Я ещё загляну к вам в сарай, проверю, как бы вы под шумок что-нибудь из наших вещичек не прихватили.

– Да чтоб тебя! – плюнула бабушка. – Дал Бог соседушку.

– Прекратите балаган, – отрезал человек в фуражке.

И все испуганно замерли, подчинившись его властному голосу.

– Пройдёмте, граждане. Посмотрим на подозреваемую.

* * *

В доме было пусто. Поблёскивал у печки потерянный медный напёрсток, застряла между досками пола белая пуговица. Сама же королева исчезла. Растворилась в летнем сумраке, словно и не было её. Словно в один миг перенеслась в мир эльфов, в золотой город волшебника Элиндиля.

Одно из окон в комнате было распахнуто настежь. Летний ветерок играл невесомым запыленным тюлем. Горшок с полузасохшей геранью был аккуратно отставлен в сторону.

– Понятно, – сказал человек в фуражке.

Поднял рацию.

– Семёнов!

– Гр-р-р-р, – ответила рация.

– Семёнов! Это Михайлов! Я на месте! Подозреваемая сбежала. Предположительно направляется в сторону электрички. Объявите там.

– Гр-р-р, – снова рявкнула рация.

И Пашка вдруг понял, что по ту сторону сидит в своей мрачной пещере страшный орк или тролль. Сидит, рычит в рацию. И на одном из рогов висит у него фуражка. Такая же, как у строгого Михайлова.

– Да кто её знает, – Михайлов пожал плечами, словно собеседник мог его увидеть, – дом давно заброшен. Может, и взяла чего. Если было что брать.

– Не заброшен, – запротестовал Николай Петрович. – Мы траву косили.

Человек в фуражке глянул на него как-то презрительно, развернулся и вышел. Взрослые потянулись за ним.

В пустой комнате Пашка остался один. Подошёл к окну, осторожно вернул герань на место. Потом подобрал напёрсток, сунул его в карман. Выковырял из щели пуговицу, отправил её вслед за напёрстком. Поправил тюль, прикрыл окно. И остановился, глядя через стекло на темнеющий лес. Лес замер, испуганный криками людей, их шумом и суматохой. Лес настороженно ждал. Он не верил людям, не любил их. Люди предавали его, ловили и прятали в страшные места под названием «дурка» его детей.

Пашка смотрел на лес сухими, словно повзрослевшими глазами. Но лес в ответ не смотрел на него. За слепыми стёклами полузаброшенного дома он не мог разглядеть мальчика, который ещё сегодня днём искал на его полянах волшебный замок Элиндиля.

В сумраке загорелась и тут же погасла золотая искра. То ли поднялся с листка потревоженный светлячок, то ли ушёл в другое измерение заколдованный замок.

Пашка отвернулся и пошёл к выходу. Ему пора было возвращаться в скучную и серую жизнь, в которой была мать, школа, новые друзья, редкие воскресные свидания с отцом. Жизнь, в которой не было места королеве Ангелине и её серебристому смеху.