Хранители Мультиверсума. Книга седьмая. Последний выбор

– Я не знаю ваших сил, – деликатно ответил я, – но они могут доставить неприятности, определенно.

– А если я вас отпущу?

– Их. Отпустите их. Я бы предпочел остаться.

– И все же?

– Скорее всего, не станут связываться – у вас нет ничего ценного, никто пока не пострадал, а им ни к чему потери в людях и технике.

– Я обдумаю ваши слова. Уведите.

Меня вернули к стулу и ведру. Поскольку покормить и напоить меня забыли, то ведро пребыло в праздности, а стул опять принял мой уставший зад. Надеюсь, здешний руководитель примет верное решение. С моей точки зрения верное – то есть, выпроводит Комспас, а меня оставит. Пусть даже в положении пленного. Здесь у меня больше шансов дождаться помощи. Если Ивану удалось починить мораториум, то у друзей появится время и возможность для моих поисков. Рано или поздно найдут. А вот Комспас, сдается мне, приготовил для меня что-то нехорошее…

– Для начала, вам отрежут руки и ноги, – с удовольствием просвещает меня подполковник. – Глаза удалят не сразу, на первых стадиях адаптации они нужны. Потом вскроют живот, укоротят кишечник, подключат выводящие системы к катетерам, а пищевод – к системе подачи питательной субстанции. Естественные потребности не должны отвлекать транспортных юнитов от работы. Не волнуйтесь, Сергей, это не больно, периферические нервные узлы отключают сразу, мы не живодеры. Более того, каждый выполненный перенос стимулируется впрыском в кровь синтетического эндорфина, что повышает физиологическую мотивацию. Морально вы тоже страдать не будете, об этом позаботится предварительная адаптационная подготовка. Сама по себе она довольно болезненная, потому что представляет собой установление условно-рефлекторных реакций путем отрицательной стимуляции. Зато потом вы будете получать настоящее удовольствие от службы транспортному подразделению Комспаса. Техники рассказывают, что некоторые юниты испытывают самый настоящий оргазм при работе. Особенно те, которые были женщинами.

– Вы и с женщинами это проделываете?

– Увы, – вздохнул подполковник, – материал слишком ценный для гендерной селекции. В мультиверсуме не так много глойти, а в качестве транспортных юнитов срок их службы невелик…

Меня лишили общества стула и ведра – отвели в общее помещение, где сидели Комспасовцы. Без объяснений и извинений. Впрочем, разговорившийся подполковник не стал держать меня в неведении, и просветил. Оказывается, он настоял на том, чтобы меня им вернули. Местное руководство покочевряжилось, но, когда подошли боевые платформы Комспаса, согласилось, что я не стою возможного кровопролития. Теперь сидим и ждем, пока прибывшая летучая кавалерия согласует процедуру передачи нас им. А чтобы я в процессе не заскучал, любезный офицер живописует мне радужные перспективы дальнейшего сотрудничества.

Оказывается, Комспас не таскает свои операторов с собой. Они сидят в материнской локали и каким-то образом активируют резонансы удаленно. Каким именно – подпол не знает, он не специалист. Но я могу не волноваться – меня научат. Вышеописанным способом. Отрежут ручки-ножки, упростят начинку животика, а потом будут бить током, пока меня не начнет волновать только один момент – чтобы больше не били током. Ах да, еще синтетические эндорфины и почти натуральный оргазм. Прелесть какая. Простая и, в сущности, счастливая жизнь, посвящённая работе. Это ли не идеал некоторых социальных учений?

Собственно, аналогичную методу применяет для своих порталов Альтерион. От этой прекрасной судьбы некогда бежал в неведомую даль на моем УАЗике Андрей, эту дивную участь готовили его сыну. Можно было бы предположить, что именно Альтери продали ее Комспасу, но я думаю иначе. Скорее всего, источником этой дивно гуманной технологии, – как и остальных технологий Компаса, – является Церковь. Точнее – Кафедра, одна из ее ветвей.

Кстати, из этого следует, что преимущество Коммуны в противостоянии с Комспасом временное. Стратегически они обречены на проигрыш, потому что нет-нет, да и теряют операторов в стычках. А Комспас своих держит дома. Без ручек и ножек, зато в целости и сохранности. Ну да, они подлежат замене по износу, но Коммуне своих надо с детства выращивать, воспитывать, уговаривать и мотивировать, а Комспас берет готовых и бьет током до полной лояльности. Это гораздо быстрее и экономичнее. Многим детишкам очень повезло, что у Коммуны такой технологии нет. Отчего-то мне кажется, что этические барьеры в таких случаях недостаточно надежны.

Вскоре нас всех подняли и повели длинным коридором. Под конвоем, или под охраной – не поймешь, но сопровождающие солдаты явно не опасались попыток побега. Какой смысл? И так договорились. Привели в большой подземный гараж, где нашлись три комспасовских броневика и груда оружия и снаряжения отдельно.

– Оружие вы получите только покинув территорию станции! – громко вещал кто-то мне невидимый, его загораживали машины. – И помните – вы на прицеле ракетных установок. Любое агрессивное поведение приведет к конфликту, который ни нам ни вам не нужен! Порядок выхода будет следующий…

Я его не слушал. Мне очень-очень хотелось и дальше жить с ручками и ножками, а оргазм испытывать при посредстве жены. Настолько хотелось, что я прислонился к стене, закрыл глаза и изо всех сил накачивал себе ощущением «это гараж». «Это гараж, это еще один гараж, часть Гаражища великого, да пребудет вовеки слесарная его суть. Здесь пахнет маслом и соляркой, здесь чинят машины, здесь люди с замасленными руками ковыряются в железяках. И открывший дверь в один гараж откроет его в другие…». И когда началась суета погрузки в машины я был готов – спокойно, стараясь не привлекать внимания, неторопливо потянул на себя дверь с табличкой «Туалет».

– Ты раньше не мог облегчиться? Эй, кто-нибудь, присмотрите за ним там! – скомандовал бдительный подполковник.

Казалось, железная ручка задымится в моих руках от напряжения, но за дверью вместо сортира была графитовая тьма кросс-локуса. Полотно полуоткрытой двери загораживало ее от компасовцев, у меня было примерно полсекунды, пока идущий ко мне боец не поймет, что что-то не так. Я решился:

– Заодно трусы поменяю, тащ подполковник! – сказал я громко, – А то обосрался от ваших рассказов!

С этими словами я схватил за лямку лежащий у машины рюкзак.

– Эй! – пока офицер осмыслял сказанное, я уже сделал шаг в темноту.

Дверь закрылась за моей спиной.

Запах пыли, смазки, нагретого железа – запах дома. В щели ворот тонкие лучики летнего солнца, но я не ошибся бы и с закрытыми глазами. Это место, где все началось. Это мой старый гараж. Я прилег на топчан у верстака – вряд ли ждать придется долго, но сколько-то отдохну.

Удивительно, но, прежде чем в ворота деликатно постучали, я даже успел немного подремать.

– Сергей, вы еще тут? – спросил вежливый голос

– Да-да, – ответил я, зевая спросонья.

– Анатолий Евгеньевич просил вас найти время заехать к нему. Лучше всего прямо сейчас.

– Я не против, поехали.

За дверью замолкли в ожидании, и мне пришлось пояснить:

– У меня ключей с собой нет. Откройте, пожалуйста, сами.

– Вас хочет видеть Куратор! – с придыханием сказал Анатолий Евгеньевич.

– Я думал, вы мой куратор.

– Я – куратор, а он – Куратор!

Кажется, понял о ком он. Наслышан. Легендарная личность.

– Это большая честь? – иронично спросил я.

– Это серьезное испытание, – не принял иронии Анатолий Евгеньевич. – Он… Ну да сами увидите.

Да, это надо было увидеть. Словами такое не передать. От небольшого ростом и невзрачного, какого-то даже серого, со смазанными незапоминающимися чертами человека исходит ощущение жуткой свинцовой тяжести. Мне доводилось встречаться с Хранителем, он сильно давит свой несоразмерной нездешнестью, но это, сидящее передо мной… Я потом не мог вспомнить, как выглядел кабинет, во что он был одет, что лежало на столе, был ли при нашем разговоре кто-то еще… Не помню даже, сел ли я на стул или так простоял все время, пока не вышел на подгибающихся ногах с ощущением, как будто сдал три литра крови.

– Рассказывайте, Сергей, – просто сказал Куратор.

И я, сам себе удивляясь, рассказал. Все свои выводы, линии рассуждений, логические построения, срезы данных и даже догадки. Про Комспас и Коммуну, про Конгрегацию и Кафедру, про маяки и мораториумы… Черт, да я и сам до этой минуты не понимал, сколько всего успел выяснить! А тут все как-то выстроилось в цепочку… Я даже про сына рассказал. Про свои страхи и подозрения – то, что не сказал даже жене. Не знаю, что на меня нашло. Чертовщина какая-то.

– Анатолий Евгеньевич прав, – сказал, дослушав, Куратор. – Вы хороший аналитик. Во многом ваши выводы согласуются с нашими данными. Уверен, мы еще поработаем вместе.

«Сука, блядь, не дай бог!» – мелькнуло у меня в голове.

– Скажите, Сергей, – спросил он задумчиво, – из двух взаимоисключающих парадигм – пришествия Искупителя и поддержания стсус-кво, – лично вы бы какую выбрали?

– Вторую, – ни секунды не сомневаясь ответил я.

– Только из-за страха за сына, который может оказаться Искупителем?

– Нет, – ответил я честно, – не только. Я не сторонник концепции «до основания, а затем». Предпочитаю эволюционные сценарии.

– Ну да, ну да… – покивал головой Куратор, – вы же были механиком, верно?

Я судорожно кивнул.

– Это определенный склад ума. Вы склонны бесконечно чинить старое, но не менять его на новое. Ну что же, этот подход тоже имеет право на жизнь. Не возражаю, займитесь.

У меня возникло острое неприятное ощущение, что здесь и сейчас только что каким-то образом решилась моя судьба. Знать бы еще – каким именно.