Хранители Мультиверсума. Книга пятая: Те, кто жив

– Агрессоров?

– Ага, их, чтоб им повылазило, – закивал Борух. – И наши аналитики…

– Какие «наши аналитики»? Откуда у нас аналитики?

– Подловил, – признался Борух, – не наши. Ну, то есть, не совсем наши. Помнишь забавного бородатого поца, который жену свою искал?

Я вспомнил. Мне он не показался таким уж «забавным» – вполне адекватный мужик. Учитывая, конечно, обстоятельства.

– Позывной «Зелёный»? Погонщик троллейбуса?

– В точку. Поц, оказывается, не только по троллейбусам горазд. Умеет какие-то «графы и таймлайны» – только не спрашивай меня, что это. Андрей с ним договорился, и он по нашим данным что-то вычислил.

– Круто, – настороженно признал я. – А я причём?

– Тут, понимаешь, такое дело…

Я вздохнул, закатил глаза и демонстративно посмотрел на часы. У меня сегодня ещё была лекция.

– Короче, туда надо идти сложным путем, через несколько транзитных реперов. А у тебя по этим делам довольно приличный опыт…

– Я далеко не самый опытный оператор, – тут же открестился я.

И это я себе польстил – в Коммуне несколько зубров, по сравнению с которыми я даже не птенец – а так, яйцо недовысранное.

– Зато ты в теме, – не сдавался Борух. – Совет не хочет увеличивать число посвящённых, а ты уже и так во всем этом по уши. Ха! – он звонко хлопнул себя тактической перчаткой по наколеннику. – Это они ещё не знают, что мы стороннего аналитика привлекали! У Палыча бы остатний глаз от злости выскочил!

– Это ж Ольгина идея, да? – дошло до меня, как до жирафа.

– Ну, если честно… Просто ей как-то неловко самой к тебе подкатить.

– Ольге – и неловко?

– Ну, она ж тоже живой человек, как ни крути. Ты отказался быть её оператором, она уважает твоё решение. Но обстоятельства…

– Стоп, у неё же есть оператор. Андираос, белокурая бестия, истинный ари… то есть, альтерионец, конечно.

– Ревнуешь?

– Ещё чего! – сказал я Самым Честным Тоном, какой сумел в себе отыскать.

Борух внимательно на меня посмотрел, покачал головой, поцыкал зубом, но комментировать не стал. И правильно, и не надо.

– Андрюха в первую голову проводник, – пояснил бывший майор. Или майоры бывшими не бывают? – Это не то же самое. Воронцов его немного натаскал с планшетом, резонансы он худо-бедно находит. Но, если проводник он один из лучших, то оператор так себе, очень средненький, уровня «ослика». А на транзитных реперах, сам знаешь – только от чутья зависит, прямо мы пойдем или будем петли нарезать для триангуляции. Кроме того, если в команде разом и проводник, и оператор, то шансы унести ноги становятся сильно выше.

– В общем, – Борух поднялся с садовой скамейки, на которой мы беседовали, – мне тоже с тобой было бы спокойнее. Ты редкостно везучий.

– Везучий? – я удивлённо смотрел вслед Боруху. – Издеваешься?

Везение – штука амбивалентная. Если ты упал в море говна, но выплыл – ты везунчик или наоборот? С одной стороны – выплыл же! Не утонул! С другой – упал же! В говно!

Всегда считал себя скорее выплывшим, чем везучим, но это как с наполовину пустым или полным стаканом. Чужой всегда выглядит полнее своего.

– Нет, это не совсем так, Настя, – сегодня спящих на лекции не видно, да и задние ряды заполнены взрослыми коммунарами гораздо плотнее, чем обычно. Видимо, прошёл слух, что я рассказываю что-то интересное.

– Даже рискну утверждать, что совсем не так.

Белобрысая любительница сложных вопросов сегодня в ударе. Приходится отдуваться. Уводит, конечно, дискуссию в сторону, ну да ладно. На самом деле она мне нравится – умненькая девочка, и с характером. И ещё – есть в ней лёгкая чертовщинка какая-то. Некое трудно уловимое отличие от остальных.

– Война вовсе не является форс-мажором для социума. Что? Да, простите. Не является экстраординарной ситуацией, можно так сказать. Запишите: «форс-мажор» – юридический термин, означает возникновение внешних обстоятельств непреодолимой силы, препятствующих выполнению обязательств по некоей сделке. Пояснить нужно? Поясняю:

Вот, допустим, ты, Настя, пообещаешь Вазгену Георгиевичу собрать помидоры в его парнике в обмен на десять порций шашлыка – чтобы накормить друзей на день рождения. Шашлык вы слопаете, а на парник набегут мантисы, и собирать будет нечего – вот это будет форс-мажор. В этом случае вы не будете виноваты, что не собрали, понятно?

Я переждал гомон детских голосов, обсуждающих эквивалентность шашлыка и сбора помидоров с неожиданным выводом, что дядя Вазген не жадный, и шашлык просто так даст. А если помидоры надо собрать – то пусть попросит, они помогут. Осознание товарно-денежных отношений даётся здешним детям с трудом.

– Итак, возвращаясь к войне, – перешёптывания моментально стихли. – Война для человека – это норма, а не исключение. В одном только двадцатом веке кроме известных вам двух мировых войн произошло более трёхсот пятидесяти локальных военных конфликтов. После сорок пятого года, то есть в условно «мирное время», в военных действиях погибло более тридцати пяти миллионов человек. И это не характерная примета новейшей истории, нет. В конце девятнадцатого века подсчитали, что за предыдущие двести лет Россия была в состоянии войны сто двадцать восемь лет. С четырнадцатого века по двадцатый насчитали триста двадцать девять лет войны. Две трети истории воюем, одну – отдыхаем. Долгое время думали, что раньше было лучше. Что война – порождение более-менее развитых цивилизаций, которым есть что делить в мире. Но потом антропологи, исследующие жизнь диких примитивных племён, выяснили, что девяносто пять процентов таких обществ, имеющих самый разный уклад и культуру, постоянно воюют.

– А пять процентов? – немедленно спросила белобрысая Настя. У этой не соскочишь…

– Пять процентов – это изолированные племена, которые и рады бы подраться – но не с кем.

– Как мы? – хихикнул кто-то из середины аудитории.

– Да, как вы, – подтвердил я совершенно серьёзно. – Но, как только обстоятельства меняются, и они начинают соприкасаться с другими народами, тут же начинается взаимная резня. В норме для примитивных племён смертность от военных действий составляет до тридцати пяти процентов мужского населения. То есть, если бы вы были какими-нибудь индейцами… Знаете, кто такие индейцы?

Дети закивали, кто-то изобразил пантомимой луки и томагавки. Наверное, в здешней библиотеке есть книги Фенимора Купера.

– Так вот, если бы вы были индейцами, треть мальчиков погибала бы в непрерывных племенных войнах. Цивилизация, при всей видимой масштабности современных баталий, этот процент не увеличила, а очень сильно сократила. В самой масштабной – пока – войне современности, Второй Мировой, наша – то есть, в некотором роде, и ваша, – страна потеряла около двадцати миллионов человек. Это чудовищная цифра, но это всего двенадцать процентов населения. В самые тяжёлые годы войны общая смертность не поднималась выше двадцати процентов. У индейского мальчика шансов выжить было куда меньше.

Дети призадумались. Я подумал, что только что здорово снизил популярность игры в индейцев. Если, конечно, здешние дети в них играли. Они вообще играют? Ни разу не видел.

– Первые хомосапиенсы из верхнего палеолита долбали друг друга каменными топорами почём зря. Следы на костях в захоронениях говорят об этом со всей определённостью. Да что там, даже шимпанзе, наиболее близкие к нам по организации общества обезьяны, и те не дураки повоевать. А уж когда население северного Причерноморья в конце четвёртого тысячелетия до нашей эры научилось плавить бронзу и запрягать лошадь в колесницу… От Шотландии до Памира не осталось мужчин другого племени, только исследования ДНК позволили учёным судить о существовавшем там раньше человеческом многообразии.

– Но почему? Почему люди такие… злые? – ну вот, моя белобрысая оппонентка чуть не плачет.

– Ты не права, Настя, – мягко ответил я. – Люди воюют не потому, что злые, а потому, что добрые.

Оглядел притихшую аудиторию и продолжил:

– Любой социум – племя, народ, Коммуна – существует благодаря присущему людям как виду альтруизму, способности поступиться своими интересами ради интересов другого. Из него происходит такое прекрасное явление, как бескорыстная помощь близким, которую мы называем «добротой». Природа дала нам её не просто так – доброта позволила людям создавать устойчивые коалиции, объединяться для достижения совместных целей. Именно доброта, сопереживание близким, сделала человека, не самое сильное физически млекопитающее, доминирующим видом. Но есть у неё и обратная сторона. Альтруизм неразрывно связан с так называемым «парохиализмом» – запишите это слово, пригодится, – разделением окружающих на «своих» и «чужих».

Дети заскрипели карандашами, а я, подождав, пока они допишут, продолжил:

– Ненависть к чужим является оборотной стороной любви к своим, а воинственность является неизбежным спутником дружелюбия. Вы сейчас учитесь воевать, тренируетесь с оружием, стоите на постах, готовые стрелять, не потому, что ненавидите врагов, а потому, что любите друзей. Разве вас ведёт ненависть?

Нет, вас ведёт любовь…

Коммунары. День после