На улице шёл дождь вперемешку с мокрым снегом, и после недолгих колебаний я уставной шинели предпочёл плащ. Пока добирался до штаб-квартиры ни разу об этом выборе не пожалел, а там, дабы не смущать неподобающим видом высокое начальство, сразу снял своё кожаное чудовище и оставил его в дежурке.
В приёмной подполковника я неожиданно для себя столкнулся со старшим лейтенантом Пономарём, который первое время руководил подготовкой нашей группы, и кое-что стало проясняться.
– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! – поприветствовал я наставника.
Тот протянул руку.
– Здравствуй, Пётр! Давно не виделись.
Я приметил бледность кожи, осунувшееся лицо и запавшие глаза, а ещё – две новых нашивки за ранение, сложил одно с другим и предположил:
– Вы никак из госпиталя?
– Фактически – из двух, – усмехнулся старший лейтенант. – В Окресте контузило, так меня для поправки здоровья на юг отправили, морским воздухом подышать.
– Жарко там было?
– Да уж не холодно.
Распахнулась дверь, из коридора в приёмную вошёл Герасим Сутолока. Снял шапку, стряхнул с неё снежинки, поздоровался с нами. Он ещё только убирал на вешалку пальто, когда на столе коротко тренькнул телефонный аппарат.
– Проходите, вас ожидают! – объявил адъютант, вернув трубку на рычажки.
Я поборол совершенно иррациональную неуверенность, поднялся со своего места и двинулся вслед за старшими товарищами. Подполковник Деряба оказался высоким статным господином лет сорока – подтянутым и светловолосым, и был он мне совершенно точно знаком. На приёме у Врана поименовал меня прапорщиком именно начальник особого дивизиона.
При нашем появлении подполковник поднялся из-за стола и поздоровался за руку с Пономарём и Сутолокой, а меня покровительственно похлопал по плечу.
– Поздравляю с производством в офицеры, товарищ прапорщик! – сказал он после этого и усмехнулся. – Надеюсь, на сей раз обойдётся без разжалований.
– Служу республике, товарищ подполковник! – отозвался я.
Деряба ответил пристальным взглядом и спросил:
– Группа готова к выполнению боевого задания? – Он тут же выставил перед собой руку. – Отчёты я читал, интересует твоё личное мнение. Готова группа к операции в тылу врага? Да или нет?
Что я мог на это ответить? Разумеется, коротко выдохнул:
– Готова!
Подполковник кивнул и обратился к Сутолоке.
– А ты что скажешь, Герасим?
– Обучение идёт с незначительным опережением графика, последние три месяца все тестовые задания сдавались на высший балл.
– И всё же: да или нет?
Герасим колебаться не стал.
– Да.
Начальник особого дивизиона вновь кивнул и объявил:
– Прапорщик Линь, с завтрашнего дня поступаешь в распоряжение старшего лейтенанта Пономаря. Сбор в семь утра на аэродроме при учебном центре. Документы в приёмной. Свободен!
Документов оказалось много. Не мало – так уж точно. Приказ о присвоении звания, о призыве на действующую военную службу и постановке на довольствие, распоряжение о назначении командиром разведгруппы в составе отдельной роты старшего лейтенанта Пономаря, разнарядка на форму и снаряжение, новое удостоверение. Не забыли даже подготовить справку для института, дабы меня не отчислили за прогулы, благо все зачёты и экзамены я уже сдал.
Службу реабилитации должны были уведомить в общем порядке, но одной только учёбой и работой на Звонаря мои обязательства отнюдь не ограничивались, поэтому, спустившись на первый этаж, я и позвонил из закреплённого на стене телефонного аппарата майору Городцу. Тот выслушал мой доклад и коротко приказал:
– Поднимайся!
Несмотря на немалый чин, Георгий Иванович секретарём не обзавёлся, да и комнатушка его размерами недалеко ушла от каморки уборщицы, ещё и располагалась в глухом закутке, а к двери были прикручены лишь медные цифры, таблички не имелось вовсе. У того же Эдуарда Лаврентьевича кабинет был не в пример просторней.
Вопреки моим ожиданиям, подробностями встречи с начальником особого дивизиона Городец интересоваться не стал, вместо этого выложил на стол отчёты по работе с заокеанскими соискателями и принялся вычерчивать на листе писчей бумаги какую-то сложную схему. Время от времени он уточнял отдельные детали, хмыкал и делал пометки, а потом кинул карандаш и нахмурился, встопорщив усы.
– Не вижу смысла форсировать работу с твоим контактом. Сдаётся мне, от нас только этого и ждут.
Я отнюдь не был так уж уверен в том, что Джон – подсадная утка, но оспаривать утверждение куратора не посчитал нужным. Тот выждал немного и вздохнул.
– Но в любом случае придётся на время твоего отсутствия вводить туда нового человека. – Городец постучал карандашом по столу. – Звонарь из меня всю душу вынет!
– А только на время моего отсутствия? – засомневался я. – Не подозрительно будет?
– А какие ещё варианты есть? Тебя с этого дела вовсе снять? У меня категорическая нехватка людей, двух человек на том направлении я задействовать не могу.
Я задумчиво потёр подбородок.
– Присмотритесь к Василию Шумку.
– Это что за птица?
– Ассистент из третьей лаборатории. Он раньше в госпитале на Кордоне работал, всех там знает. Обратно с готовностью возьмут, и такой перевод ни у кого подозрений не вызовет. Правда, он в последнее время за воротник закладывать начал, но проблемой это пока ещё не стало. На новом-старом месте его быстренько образумят. А человек он компанейский, в футбол за медиков играл.
Георгий Иванович хмыкнул.
– Ладно, поручу его прощупать. Может, что и выгорит. А ты! – нацелил он на меня указательный палец. – Ты давай осторожней! Попусту не рискуй! Понял?
– Так точно! – отозвался я и конечно же не упустил возможности прояснить ситуацию. – А вы не в курсе операции?
– В подробности не посвящён, – со вздохом признал Городец. – Да и планы зачастую на ходу перекраивают в зависимости от оперативной обстановки, не говоря уже о том, что у нас правая рука не знает, что делает левая. Пока, насколько понимаю, готовится некая разовая акция. Перебросят вас в столицу, задачу будет ставить Василий Дичок. Он в большие чины выбился, пустяками не занимается – так что ты там уж не оплошай.
Заявление куратора об отправке в столицу несказанно удивило, поскольку я полагал, что действовать нам придётся в окрестностях источника-девять, но говорить об этом не стал и лишь кивнул.
– Ни пуха ни пера! – напутствовал меня Городец.
– К чёрту!
Покинув штаб-квартиру корпуса, я посетил расположенный по соседству складской комплекс, получил причитающееся мне обмундирование и с закинутым на плечо вещмешком поехал в институт. В сквере перед главным корпусом застал необычное для столь прохладной погоды столпотворение – шёл какой-то митинг, доносились отголоски призывов к солидарности с кем-то и борьбе с чем-то, но я прислушиваться не стал и взбежал на крыльцо. Там курил знакомый вахтёр, вот у него и спросил: