Маэстро Салазар неопределённо повертел в воздухе пальцами, затем махнул рукой.
– Да ладно тебе, Филипп! Давай выпьем!
И мы выпили, но я особо на вино не налегал и потому, когда в подвал сбежал растрёпанный Уве, ещё сохранял достаточную, пусть при этом и весьма относительную, трезвость мысли.
– Проблемы? – поинтересовался я у школяра, когда тот облокотился на стол в попытке перевести сбившееся дыхание.
– Не совсем, – невнятно ответил Уве и закашлялся, принялся отхаркивать мокроту.
Микаэль покачал головой и наполнил третью кружку. Школяр вытер губы замызганным носовым платком, хлебнул вина и с шумом перевёл дух.
– Так что случилось? – потребовал я объяснений. – Не пустили в архив?
– Пустили, и Марту я нашёл, даже не одну, – успокоил меня слуга и протянул мятый листок с тремя написанными в столбец именами. – Но там такое, магистр… Такое!
– Какое такое? – вздохнул я. – Ты отдышись, не части. Излагай с чувством, толком, расстановкой…
Уве сделал ещё одни глоток и лишь после этого начал рассказывать о столь взволновавших его событиях.
– Из ратуши я пошёл в таверну «Под свиньёй», думал встретить Эберта, если они ещё не покинули город, – сообщил нам школяр. – А там – толпа! Не в таверне, у нашего отделения. Все злые как черти, за ворота пытаются прорваться, а их стражники не пускают. Заезд перегородили и палками самых резвых охаживают!
– Дела-дела! – присвистнул маэстро Салазар.
– Из-за чего сыр-бор? – спросил я. – Уве, ты ведь послушал, о чём люди толкуют?
Школяр смущённо покрутил головой.
– Ну они ругались в основном, магистр. И были очень злы на школяров. Я не рискнул приставать с расспросами…
– Наверное, оно и к лучшему, – решил я после недолгих колебаний.
Маэстро Салазар хмыкнул и многозначительно произнёс:
– А маркиза об этом ни словом не обмолвилась. – Он покрутил ус и добавил: – Странно – странно. Подозрительно!
– Она и не должна перед нами отчитываться, – заметил я и поднялся с табурета. – Давай-ка прогуляемся.
Микаэль кивнул.
– А давай!
– Мне с вами? – с надеждой уточнил Уве.
– Иди микстуры пей, – распорядился я.
– Да я…
– Бегом! – рыкнул на школяра маэстро Салазар и похлопал в ладоши. – Давай-давай!
Уве отошёл к двери, развернулся и неуверенно попросил:
– Жезл верните.
– Ещё чего удумал! – фыркнул бретёр.
– Но…
– Проваливай!
Микаэль метнул в школяра грязную тряпку, и тот спешно юркнул за дверь. Я покачал головой.
– Не слишком ты с ним круто? Это его жезл.
– И его жизнь, – кивнул маэстро Салазар. – Всё так. Но нравится он мне, пусть поживёт ещё.
– Не сгущай краски, – поморщился я.
Микаэль порывисто поднялся и раскинул руки.
– Посмотри на меня! – потребовал он. – Оцени моё эфирное тело!
Я рукой махнул.
– Брось!
– Нет, ты посмотри! – начал горячиться бретёр и с силой врезал кулаком по раскрытой ладони. – Оно всмятку! Я перегорел! Мне уже при всём желании не выправить эфирное тело. И чёрт бы с ним, проживу как-нибудь, но я не просто лишился способностей и убиваю тех, кого пытаюсь лечить, на меня и самого теперь целительная магия не действует. – Он указал на лоб. – Видишь какой рубец остался? А у тебя за полдня порезы затянулись!
– Мы сейчас об Уве говорим, не о тебе и не обо мне.
– У пацана едва залечено проткнутое лёгкое! И залечено оно, заметь, магией. Если он в том же темпе продолжит гробить своё эфирное тело, то не доживёт и до осени. Рана просто откроется, а там у него ещё и лёгочная артерия повреждена ко всему прочему.
Маэстро Салазар понимал в целительстве куда больше моего, так что я оспаривать его мнение не стал и лишь спросил:
– Ничего нельзя сделать?
Бретёр пожал плечами, налил в кружку вина, выпил.
– Самоконтроль, – произнёс он после этого. – Полностью отказываться от тайного искусства нельзя, но надо знать меру. Меру-меру. Понимаешь?
– Да чего тут не понять? – хмыкнул я и предупредил: – Встретимся на конюшне. – А сам поднялся в комнату, прихватил трофейный пистоль, отыскал Уве и погнал того обратно в подвал.
– Зачем мы здесь? – удивился школяр.
– Будешь держать оборону до нашего возвращения в город, – объявил я с непроницаемым выражением лица.
У слуги дёрнулся глаз.
– Вы серьёзно, магистр?