В срок яблоко спадает спелое

* * *

Марина сразу подняла вопрос. Ей было незачем искать подхода к теме.

– Я не хочу так скоро уезжать. Как вспомню осень, город, и дожди…

Вся их компания барахталась в отливе и, в разной степени, уже достигла берег. Волны ласково сопротивлялись, перестукивались галькой. И Марина продолжила.

– Ведь дополнительная пара дней у моря куда милее, чем неделя городской суеты. Анну Андреевну попросим, ей в санатории билеты поменяют.

На призыв реагировали многоголосо и отрицательно. А Шурочка сказала, что в тот же вечер уезжает в Ленинград.

Тина спокойно слушала отказы. И молчала. Только по дороге к санаторию сказала неожиданно: «Ну, и, слава Богу. Остаемся. Здесь рай и море, хоть полно людей. И, кажется, вчера, вернулся тот, кто меня впечатлил расцветом своей брутальной юности. Должно быть, путешествовал в горах. Я покажу тебе».

Не собирая мыслей, на ходу, Марина процедила: «Горячая какая ты натура. Есть риск перегореть».

Марина Вдовина не бредила любовью. Она не торопила ход событий. В мечтах, порою, уносилась далеко. Но постоянный поиск чувственных утех ей не казался стоящим усилий. И не совсем типичной выглядела ее достаточная отдаленность от подростковой сексуальной практики.

– Но, Тина, я же знаю, что это ты растревожила бедную свою маму. Опять безумная любовь, и сногсшибательный избранник. А ум, которому многие позавидовать могут, буравят эротические бредни.

– Нет. Мама первая придумала остаться. Но может перекинуть на меня. Легче всего сказать, что это – Тина. Да мне какое дело – здесь иль там. Мир соткан из любви. Ты, видно, севера дитя. Там созревают позже. А я не стану противиться. Пусть опаляет всех вокруг огонь, что есть в моих желаньях.

– Да разве же я в самом деле? Тебя природа будоражит. А я влюбляться не спешу. В срок яблоко спадает спелое.

– Какая ты, Марина, рассудительная и образованная девушка.

* * *

Анна Андреевна, когда отъезжающие на рейс садились в автобус, провожала их задумчивым взглядом. А потом отвела прищуренные глаза к безоблачному небу. Марина и Тина все повторялись, то «Жалко», то «Пожалеете». А, вскоре, то ли двинулись на пляж, то ли поехали с экскурсией на озеро. С несвойственным намереньем: «Мне надо отдохнуть», Анна Андреевна спустилась на террасу, где тень и панорамный вид на море.

И, виделось издалека, сидела неподвижно. Не отводя от горизонта взгляд. Пока не начал резать тишину далекий гул встревоженных моторов, и не понесся ввысь серебряный орел, их сорванный полет маршрутом на Москву.

И, закончив набор высоты, лайнер будто завис на секунду, осознав кульминацию взлета. А затем, с прощальным ревом, рухнул в море под крики ужаса зрителей.

* * *

По возвращении в Москву Анна Андреевна не медлила ни дня. Мать рассказала ей, как бабушку найти, и все пытала в телефон:

– Что, Аннушка, случилось? Быть может, сначала ты ко мне. Расскажешь. Я чувствую, что-то стряслось.

– Да все нормально. Я ведь хотела к бабе Лизе. Вот, после отдыха, и собралась.

– Не хочешь говорить – воля твоя. Но успокой меня только, что нет никакой беды. Ни с тобою, ни с Тиной.

– Все в порядке, милая моя, хорошая. А к тебе я на обратном пути заеду. Ведь будешь терзаться, пока глазами и сердцем не уверишься.

– Ну, бабушку целуй, и позвоните вместе. Скажи – дочка услышать хочет.

* * *

– Вот так гостья пожаловала, и во время-то как, – баба Лиза как взяла внучку за руки, так и ввела ее в избу. И отпустила только в горнице, когда устроились они сидеть друг против друга.

– Я знала, Анечка, что предстоит нам встреча. И, не далее как вчера подумала: «Неужто она опаздывает?». А ты – тут как тут.

– Да. Я к тебе с вопросами. Только ты разъяснить мне сумеешь.

– С измалетства все тебе разъясняла. Как же еще вопросы сохранились?

– Вот скажи мне, Лизанька, что тревожит меня? Отчего я примчалась к тебе?

– Примчалась ты, потому что любишь меня, старую. Ведь я тебя взрастила, и всю душу вкладывала.

– Ну, баба Лиза, что я буду свои чувства к тебе описывать? Ты же читаешь у меня в сердце.

– У тебя появились сомнения, потому что понять не смогла. А понять не смогла от гордыни. Возомнила, что все уже знаешь.

– Ругай меня, бабушка. Ругай меня, милая. Только вразуми. А то боюсь, что сомнения перейдут в уверенность неправильности всей моей жизни.

– Ведь ты с любовью относишься к людям, и стремишься делать добро?

– Я думаю, что так.

– Ведь ты не торгуешь своим третьим оком? Не ищешь благодарности, не жаждешь поклонения?

– Да что ты. Ты ль меня не знаешь?

– Так что ж за горе?

– Я не предвидела, и проспала.

– Впервые чушь такую слышу. Ты отговаривала всю компанию лететь этим рейсом в Москву?

– Ну, да. Я и Марину просила мне помочь. Но делала я это из-за Тины. Та встретила очередного принца.

– Так это Тина с просьбой и сбила тебя с толку. Не стала бы ты, Аннушка, как дочке не хотелось бы, менять билеты и отлет откладывать. Да и друзей на то же уговаривать. Это что, ерунда, в конце летнего сезона билет с юга в Москву на близкую дату оформить?

– Нет, это очень сложно. Я беспокоила Георгия, он через метеорологов сумел возможность отыскать.

– И это ради того, чтобы Тина свела знакомство с каким-то хахалем?

Анна даже раскраснелась, и ловила каждое слово.

– Тебе открылась близость катастрофы. Ты всех своих пыталась уберечь. А Тина? Отвлекающий пролог перед трагедией. Сумела своей просьбою отвлечь от сути дела. Но не смогла тебя остановить. Ты все предвидела. И сделала, что в силах.

– Но я же, бабушка, заснула на террасе. Может, солнце разморило. И не думала о самолете. Только чудовищные крики на пляже меня разбудили.

– А что же ты хотела – работать, как машина? Иль бегать и кричать – он рухнет, помогите? Ты платишь нервами за каждый момент откровения. И ясновидение пеплом осыпает твою голову. Смотрите, люди, моя внучка ненаглядная, плетет в косу свои седые пряди! – У Лизы на глазах блестели слезы.

– Наверно, это обморок случился. В лучшем случае. Тебе бы к матери, Марье Егоровне, на месяц, в санаторное залечь.