Буревестник

С одной стороны, Брусничку ужасно жалко, с другой – оно и к лучшему. Вездесущий псиный нос и звонкий лай Настасье не кстати. Она вообразила зверушку, барахтающуюся в волнах. Шерсть набухла водой и солью, пучина тянет, словно магнит. Лапы гребут все медленнее. Глазки-бусинки неотрывно следят за кормой… Всхлипнула. Нет, пусть бы лаяла на здоровье, выдала с потрохами, только б жила! Несчастная Брусничка.

Снова всхлипнула, и тут же спохватилась: не громко ли? Найдут – швырнут в угольную яму. Прикрыла рот. И вовремя! По палубе семенит, отмахивая тросточкой, новый персонаж.

Круглобокий, точно самовар, мужчина застыл против борта, там же, где минуту назад капитан. В отличие от него, толстяк не спешил к краю, на усатом лице трусовато-благостное выражение. Ясно – любуется морем с безопасного расстояния.

«Раненько для променада, – подумала Настасья и тут же расплылась в улыбке. – С этакой комплекцией лучше гулять до жары. Особенно если наряжаешься луковицей: сюртук, жилетка, воротнички, соломенное канотье. Все пестрое, дорогое. Еще и бабочку нацепил. Шут гороховый!»

Пшеничные усы забавно подрагивали, глазки щурились от удовольствия. Сжав коленями трость, коротышка извлек из кармана сверток, и на мизинце блеснул перстень. Ну-ка, что у него там? Божечки! Сандвич…

Настя проглотила слюну, в животе заурчало. Громко. Благо, плеск волн все заглушил. Надо бы обратно в трюм, пока никто не заметил. Этот субъект не опасен, сосредоточен на чистоте пальцев и усов, но может вернуться капитан. Или кто из матросов.

Незнакомец жевал с помпезностью царя, когда на него упал завистливый взгляд. Закашлялся, пальцы, держащие лакомство через платок, разжались. Казалось, палубе осточертело блестеть и она с удовольствием размазала по себе ветчину, сыр, листья салата. Лоб и шея толстяка запунцовели, кашель перешел в хрип.

Настасья не помнила, как оказалась рядом. Хилая ладошка забарабанила меж лопаток. Удар, другой, третий… Задышал. Слава Богу!

Мужчина неуклюже отстранился, и к небу взлетел палец. Дескать, спасибо, хватит. Он глядел на спасительницу грустными очами, губы силились раздвинуться в улыбку.

Застучали шаги, над ухом раздалось:

– Господин частный пгистав, с вами все в погядке?

– Эка подавилися, мать честная! Осспади, помилуй. С хлебушком-то оно аккуратнее надо.

Забыв испугаться появлению капитана и боцмана, Настя отворила рот. Сей румяный блин – частный пристав?! С каких пор чиновники полиции выглядят, будто вчера из Парижа? Чудеса…

– Откуда вы здесь? Хватит витать в облаках, милая багышня!

«А это уже мне, – опомнилась девушка, прикусив губу. – Угодила курочка в суп. Что делать? Вот так и помогай людям».

– На вашем месте я бы не стал иггать в молчанку, – посоветовал капитан с нехорошим прищуром. – Покажите-ка билет.

Настасья взяла себя в руки.

– Позвольте! Вы не правильно поняли… Я вовсе не намеревалась приобретать билет.

– Вот как? – перебил капитан. – По-моему, все пгедельно ясно. В последний йаз человек, отказавшийся платить за место в каюте, выпал за богт. Кинулись спасать, но… акулы всегда ловчее!

– Ва-а-аш бродь, – протянул боцман, но начальство, что называется, понесло.

– Как сейчас помню: бедняга мечется по волне зигзагами, блажит, водица богдовая, а чудища не видать. Как так, думаю… После заметил, это она его за кишку таскала. И откуда в животе столько внутгенностей?

Толстяк, наконец, отдышался, сказал укоризненно:

– Прекратите, mon ami![1 - Мой друг! (фр.)] Вы пугаете даму! Неужели не помните, что госпожа Старосельская пригласила на пароход несколько девушек?

– Магия Васильевна?! Но… зачем?

– Merde![2 - Черт! (фр.)] Как можно забыть? Ее степенство ищет новую горничную, однако не желает брать абы кого-с. Вот и придумала сравнить кандидаток.

Капитан оттянул ворот, на подчиненного упал гневный взгляд.

– Почему не сообщили?

– Виноват-с, ваш бродь…

Частный пристав шевельнул усами, тон сочился иронией.

– Если позволите, Сергей Петрович, я лично провожу mademoiselle…

– Настасья, ваше благородие, – подсказала бледная от услышанного девушка.

– …А-на-ста-си-ю.

Офицер, которого звали Сергеем Петровичем – два насмешливых «р» в имени! – неумело извинился. Долговязая фигура уковыляла в рубку. Боцман развел загорелыми лапами и бросился догонять.

Глянула на улыбающегося толстяка. Сколько ему? Пятьдесят? Какое усталое лицо. Можно ли доверять первому встречному?

Вздохнув, Настасья подумала:

«Из огня да в полымя. Поступить на службу Старосельской… Кто хуже: она или акула?!»

***

Совещание у госпожи Старосельской подходило к концу. Присутствовали двое: богатая судовладелица и ее секретарь.

Женщина вздохнула – первая ночь в море далась нелегко. Дощатые стены давили, как гроб, лишали сна. Пароходофрегат, имевший кроме парусного обустройства двигатель и гребное колесо, нуждался в массивном корпусе. Оттого надпалубные постройки жались друг к дружке, словно кресты на погосте. Узкие, мрачные. Думы о могиле явились к рассвету, когда Мария Васильевна, сцепив руки на груди, изучала потолок. Боже! Не доставало свечи в скрюченных пальцах и запаха ладана…

Секретарь, которого звали Игорь Алексеевич Фалик, тоже клевал носом. Башка раскалывалась от выпитого. Глаза-колючки вцепились в хозяйку. На кой бес разбирать дела с утра пораньше?! Не спится ей… Толстая дура! Накрутила кудряшек. Две на лбу, остальные под чепцом. Ни дать ни взять – крючки, торчащие из-под рыболовной сети. Нос вздернут, отчего кажется, будто на собеседника глядят ноздри.

Старосельская поерзала в кресле. Обсуждение проблем изнуряло. Заключительный пункт грозил особенным раздражением. Прежде чем озвучить его, взглянула на слугу. Мешок с костями. Вместо шевелюры седоватый мыс, вокруг плещутся залысины. Шея красная, точно от удавки. Сидит улыбается. Как всегда, одними губами. Подумать только! Думала завести с ним шашни в отместку неверному мужу… Ныне мысль вызывала усмешку.

Впрочем, мужчины ценны умом, а с этим у Фалика отменно. Лучшего советника не сыскать.