«Полонез». Книга фантастики

Когда же все-таки этот день настал и Чирра приехал выбивать из него долг, Михаил с порога честно признался, что денег у него нет. Чирра с плеча ударил его бейсбольной битой, но вместо Мишкиной головы удар принял дверной косяк, отчего несокрушимая бандитская бита заметно треснула.

– Гляди-ка, промахнулся. Никогда со мной такого не было, – изумился по-детски Чирра. Теперь уже беззлобно встряхнув за плечи Михаила, он с наивной доверчивостью заглянул ему в глаза. – Говорят, ты колдуном заделался. Покажи, как ты шаманишь.

Ни слова не говоря, Михаил провел бандита в ванную комнату – она была столь крохотной, что двое мужчин в ней едва поместились. Михаил высыпал в детскую ванночку мешок горелых спичек, накануне купленных на бандитские деньги, и замер в ожидании.

– Хрень какая-то! – с минуту тупо поглядев на спички, плававшие в воде, выругался Чирра. Он плюнул в ванночку и, почти не размахиваясь, саданул Мишку битой по голове.

Ванная была такой тесной, а потолок – низким, что, чиркнув треснувшей битой о потолок, Чирра отбил у нее кончик.

Сраженный ударом, Михаил упал как подкошенный.

– Хренов колдун! – Чирра пнул его носком ботинка. – Через неделю снова приду. Попробуй только не собрать денег – убью!

Чирра швырнул биту в ванночку и ушел.

Придя в себя, разрываемый дикой головной болью, растирая по лицу потеки крови, Михаил открыл глаза – и первое, что увидел, был обломок биты, валявшийся под ванночкой, а возле него – засохший росток хуры. Михаил не удивился находке, лишь пожалел, что поздно отыскал любимое растение Мари.

Гораздо сильнее его воображение потряс необыкновенный предмет, погруженный в ванночку. Нечто громоздкое и не подлежащее простому определению плавало, точно броненосец, средь тонких изящных саженцев – горелые спички тотчас волшебно преобразились, стоило бандиту Чирра отвести от них свой мутный, нечистый взгляд.

Этим необычайным предметом было то, во что превратилась бита, – ни дерево и не камень. Без малейших признаков жизни. Михаил с опаской вытащил из ванночки объект ее таинственного превращения, а вместо него опустил в воду сухой росток хуры, а за ним, чуть помедлив, и обломок биты.

По обыкновению Михаил отвез странное творение в ботанический магазин, но там фантастического уродца не приняли, объяснив, что не занимаются геологическими скульптурами (так они назвали каменное дерево) и посоветовали обратиться в галерею современного искусства.

В галерее жуткое дерево произвело на ее владельцев сильное впечатление, они сразу же предложили Михаилу хорошие деньги – и он впервые не отказался от них.

На малую часть выручки от каменного дерева он купил несколько мешков горелых спичек. Он доставил их домой и все сразу высыпал в ванночку.

Михаилу нужно было отлучиться по каким-то делам, а когда он снова вошел в ванную комнату, то не обнаружил в ванночке ни спичек, ни деревцев. Необъяснимым образом исчез и росток хуры. Лишь обломок биты покоился в воде. Он заметно увеличился в размерах, округлился, покрылся колючками и стал похож на неведомый живой организм.

Казалось, таинственное создание проглотило в себя все, что до этого плавало вокруг него. Оно имело столь отвратительный, даже пугающий вид, что у Михаила не возникло ни малейшего желания везти жуткую метаморфозу ни в магазин, ни в галерею. Да у него и не было на это никакой возможности. Пока он, потрясенный, разглядывал колючий уродливый шар, люди Чирра вышибли входную дверь, а сам Чирра, влетев в его квартиру, даже не заговорив о деньгах, с ходу приставил пистолет ко лбу Михаила.

– Знаешь, что я сейчас с тобой сделаю?! – остервенело брызгал слюной Чирра. – Ведь ты мог иметь деньги всегда, так?! Ты ведь не деньги презрел, ты меня презрел, гаденыш!

С этими словами он отвел пистолет от Мишкиной головы и, острастки ради, выстрелил в бывший обломок биты, плававший в ванночке.

Ни Чирра, ни Михаил не могли знать, во что превратился тот самый обломок, что поглотил в себя росток хуры и тысячи спичек. Приняв теперь в себя пулю, эта странная штука буквально взорвалась, выпустив наружу с умопомрачительной скоростью тысячи семян-колючек.

«Гляди-ка, а оно живое», – промелькнуло в Мишкиной голове, еще не успевшей позабыть холодное прикосновение пистолета.

Ни одно из ужасных семян даже не коснулось лица, тела и рук Михаила – все до единого воткнулись в Чирра. Колючки сочились от яда хуры, оттого Чирра умер в одно мгновенье.

Михаил отдал его тело опешившим охранникам и выставил их за порог.

А вечером вернулась Мари с Семой на руках. Не поздоровавшись, она сразу предупредила Михаила, чтобы тот даже не пытался добиваться от нее раскаяния. И это несмотря на то, что их дом подожгла она, Мари – его жена… Она была так возбуждена и увлечена собственной правдой, что, не задумываясь, решила искупать Сему. Михаил попытался встать у нее на пути, но она приставила к его лбу пистолет – прямо как Чирра несколько часов назад – и вынудила отойти в сторону. С упоением, отшвырнув пистолет, Мари опустила в ванночку малыша. В следующий миг на его розовом темени заклубился, завихрился, точно морские водоросли, мягкий золотой волос…

Большую часть денег, оставшихся от продажи дерева-биты, Михаил, как настоящий мужик, скрыл от жены и спустил в «Полонезе». Когда, сидя в баре, я и Дик слушали, как Михаил упоенно рассказывает эту историю, мы лишь молча посмеивались. Виски кончились, но пить больше не хотелось. Поэтому, переглянувшись с Диком, мы протянули Михаилу две горелых спички. Посмотрим, что он на это скажет.

Бабочка Дика

В саду порхали красно-фиолетовые бабочки.

Дик вышел в сад, чтобы накопать земли для цветка. Остановившись возле старой покосившейся абрикосы, Дик вынул из-за голенища сапога широкий охотничий нож и, воткнув его в землю, принялся копать. Поглядывая на красивых бабочек, безмятежно круживших над его головой, он насыпал землю в маленькое пластмассовое ведро.

Земля нужна была для цветка, который Дик купил своей новой мечте. Он хотел привязать ее к себе покрепче – еще незнакомую ему мечту, поэтому задумал подарить ей комнатный цветок. Дик копал с воодушевлением и веселым напором. Земля, как и весь сад, была очень старой. Намного старше Дика, и тот чувствовал эту разницу в возрасте, вдыхая влажный, прелый запах земли… Раз – и нож едва не рассек что-то белое и продолговатое, совсем крошечное – размером всего с четверть мизинца Дика. Он нагнулся, чтобы ближе рассмотреть находку. Это был кокон. Дик положил кокон сверху в ведро с землей и зашагал домой.

Дик держал дома скворца, ему и хотел скормить кокон. Однако сделать это ему помешало неожиданное открытие: кокон вот-вот должен был раскрыться. Лежа сверху на комьях земли, он вдруг стал сжиматься и снова разжиматься, вздрагивать и изгибаться, словно стараясь скинуть с себя шелковистую оболочку, закрывавшую его со всех сторон. Завороженный необычным зрелищем, Дик решил дождаться появления бабочки. Но этого не случилось. Дернувшись еще пару раз, кокон замер, больше не проявляя никаких признаков жизни. Это насторожило Дика. Может, бабочка умерла, подумал он. Дик взял нож, которым копал в саду, и легким быстрым касанием прошелся вдоль кокона. В месте разреза выступила мутная водица, кокон начал морщиться и наконец распался, и из него выпала бабочка – красно-фиолетовая, такая же, как те, что летали в саду.

Новорожденная неподвижно лежала на полу, не шевеля крылышками и даже не пытаясь взлететь. Дик осторожно коснулся ее двумя пальцами – бабочка не шелохнулась, лишь едва-едва повела усиками. Ага, жива, обрадовался Дик. Он закурил и распахнул настежь окно в комнате. Вместе со свежим воздухом из сада влетела стайка бабочек. Они стали тревожно кружить над несчастной подружкой. Вместо того чтобы вспорхнуть и присоединиться к крылатым гостьям, та вдруг стала скукоживаться и чахнуть прямо на глазах Дика.

– Эй, а ну пошли вон! – крикнул он и принялся отгонять назойливых бабочек от новорожденной. – Вы сейчас ее совсем заморите!

Бабочки улетели, выпорхнув в открытое окно, а та, кого он насильно вытащил из кокона, осталась. Преждевременные роды, пронеслось в голове Дика. Видимо, бабочка недоразвитая. Может, все-таки скормить ее Чезу? Дик поднес бабочку к клетке, где дремал сытый скворец – перед ним стояло блюдце с почти нетронутым кормом. Однако стоило Дику только приоткрыть дверцу, как бабочка внезапно затрепыхалась в его пальцах.

– Да ты какая-то контуженная! – машинально отдернув руку, он разжал пальцы – бабочка беспомощно упала на пол. Глядя на нее, Дик подумал странную вещь: – Слушай, а может, ты просто-напросто голодная?

Он снова открыл дверцу клетки, взял из нее блюдце с кормом и поставил его перед бабочкой.

Тотчас ее крошечное тельце пронзили конвульсии, бабочку затрясло, словно в лихорадке, она стала изгибаться всем телом – и вдруг оказалась возле самого блюдца. Утопив усики в корме, она жадно накинулась на еду. Дик был вне себя от происходящего, он не знал, то ли ему кричать от восторга, то ли звать на помощь пожарников. Почему именно их, в ту минуту он вряд ли мог объяснить. Дик был в шоке от того, что бабочка ела птичий корм.

Через два дня она заметно растолстела и увеличилась в размерах – но так и не научилась летать. Дик мало-помалу привык к бабочке, а она к нему. Она узнавала его, вероятно, по теплу, которое излучало его тело. Скворец подозрительно таращился из клетки на бабочку, а та как ни в чем не бывало уминала его еду.

Я с Михаилом узнал об этой бабочке, когда Дик впервые пришел с ней в «Полонез». Прихлебывая виски, мы вдвоем смотрели футбол, который показывали по телевизору, висевшему слева от барной стойки, практически напротив нашего столика. Дик присоединился к нам немного позже. Он не любил футбол и, в знак протеста заслонив собой телевизор, не захотел снимать кепку. Вот тогда мы и увидели Берти – так Дик назвал свою бабочку. Она сидела на его кепке, уставившись на нас живыми, как ртуть, глазенками. Это было настоящее чудовище! Жирное, с толстым телом, лоснящимся от полупрозрачной слизи, но с очень красивыми крыльями. Дик насыпал на стол горстку крошек и, сняв с кепки бабочку, посадил ее рядом с крошками. Вдруг бабочка принялась все это жрать!

Затем Дик взял у меня стакан с виски и капнул из него на стол – Берти стала пить виски.

– Убери ее, – насупившись, потребовал Михаил. – Иначе я ее прихлопну.

– Не прихлопнешь, – уверенно покрутил головой Дик. Отодвинувшись от стола так, чтобы с наших мест снова можно было смотреть телевизор, добавил: – Берти, как безумная, любит футбол.

И точно: бабочка повернулась в сторону телевизора и замерла, поводя туда-сюда выпуклыми бусинками глаз.

– Прикольно, – усмехнувшись, обронил я.

Неожиданно трансляция игры прервалась, и начался экстренный выпуск новостей: камера выхватила кусочек центральной площади, где люди в шлемах и со щитами теснили наседавшую на них толпу.

– Стачка! Стачка! – бар немедленно загудел, как улей. – Чего мы здесь сидим?! Пошли и мы на стачку!

Бар мигом опустел. Михаил убежал вместе со всеми, остались лишь мы с Диком.

– А ты? – спросил я у Дика, продолжавшего смотреть новости.

– Я бы туда не пошел, – нехотя отведя взгляд от экрана, признался он. – Но она хочет.

Он показал на бабочку – ее тельце дергалось от судорог, глазки вспучились и грозили вот-вот лопнуть.

– Понимаешь, я перед ней в долгу: я не утерпел и раньше времени достал ее из чертового кокона.

– Ну и что? – не понял я.