– Это мне премию дали, вот и купил!
– Спасибо, Ленечка, спасибо! – обняв его, счастливо всхлипнула она.
Он, чувствуя ее теплоту, прижался как к матери.
– Тетя, я завтра уезжаю, – едва слышно, как бы не желая испугать ее, проговорил Ленька.
Для нее эти слова были ударом грома.
– Куда-а? – испуганно спросила она.
– Восстанавливать разрушенные войной предприятия. Но ненадолго. – Ленька помолчал и добавил: – На год.
Счастье у нее словно ветром сдуло, лицо покрылось морщинками, губы стали подергиваться. Она смотрела на него, казалось, не понимая, что он говорит.
Ленька, боясь, что Тетка будет его упрашивать, чтоб он не уезжал, враз выпалил:
– Я уже согласие дал и аванс получил, вот он, – и положил на стол пачку денег.
– Леня, да не в деньгах дело, – вздохнула Тетка. – Если надо – так поезжай. Только не так сразу, можно немножко погодя? Я же живой человек, и мне больно.
Ленька уезжал днем. Тетка с утра сходила в госпиталь и договорилась поработать в ночную смену. Собирая его в дорогу, она думала: «Мужа проводила, сына тоже, а теперь вот и Леня. В шинельке одной зимой и летом ходит, которая уже вся поизносилась, как бы не застудился. И ботинки у него большого размера – можно еще носки на ногу поддеть».
Не сводя с него глаз, Тетка предложила:
– Давай присядем на дорожку.
Минуту они оба сидели рядышком и молчали. Вздохнув, Тетка встала, обняла его и поцеловала.
– Ты мне пиши, – сказала она, заплакав.
Ленька медленно спускался из дома по лестнице, будто раздумывая, ехать ему или нет. Тетка смотрела ему вслед и горбилась все ниже и ниже. Уже во дворе Ленька услышал надламывающийся голос, который заставил его вздрогнуть и еще долго звучал в ушах:
– Леня-я, пиши-и!
Тетка вернулась в комнату. Воздуха ей не хватало, и каждый вздох больно отдавался в груди. И тут она услышала, как в доме хлопнула парадная дверь. Она знала этот звук, означающий, что кто-то идет, и встрепенулась: «Леня возвращается». Послышались шаги – медленные и тяжелые: «Нет, это не он». Шаги приближались и остановились у двери.
– Кто там? – спросила Тетка.
– Я, Нюта! – голос был хриплый, уставший, но очень родной.
– Это же Коля, Коленька, муж! – воскликнула она.
Руки ее дрожали, и она, как слепая, стала искать крючок, чтоб открыть дверь, и распахнула ее настежь. Сквозь слезы она увидела его, заросшего щетиной и улюбающегося. Из ее груди вырвался крик счастья:
– Ты пришел! Живой! – казалось, что эти слова разнеслись по всему свету.
– Ну что же ты, что ты, Нюта. Видишь – здоров, зачем же плакать? – гладил он ее вздрагивающие плечи. От нахлынувшей радости Тетка долго не могла прийти в себя.
– А где же Леня? – неожиданно спросил муж. Тетка взглянула на него, словно он этими словами причинил ей боль.
– Уехал предприятия восстанавливать, на год!
– Вот он какой. Тружеником страны стал. Так им надо гордиться, Нюта! – успокаивал он ее.
Спустя какое-то время Леня прислал письмо. Оно начиналось так:
«Здравствуйте, тетя». Слово Тетя было зачеркнуто и над ним написано «Мама».
Далее он рассказывал, что работа ему нравится, все у него есть, просит за него не волноваться и что скоро пришлет маме первую зарплату. Тетка медленно еще раз прочитала письмо, глаза ее стали влажными. Она всхлипнула: «Какая я стала слезливая, даже от радости плачу» – и пошла показывать письмо соседям. Скоро весь двор знал Теткину радость. Когда пришел муж, она, не дав ему раздеться, наизусть рассказала, что написал сын Ленька в письме. Муж прижал ее к себе и сказал:
– Вот, Нюта, у нас появился еще один сын!
Голубь мира
Эту историю мне рассказал человек, отец которого защищал Родину во время Великой Отечественной.
Шли последние месяцы войны. В одном из боев они освобождали занятый врагом дом. Противник ожесточенно защищался. Вся земля вокруг была усыпана осколками снарядов, битым кирпичом, перемешанным с грязью и черной копотью, и на этом фоне одиноко прыгал и не мог взлететь белоснежный голубь. Солдат Иванов, бывший на гражданке азартным голубятником, увидев мучения голубя, пополз ему на выручку.
– Куда ты?! – кричали ему солдаты из-за укрытия. – Подстрелят тебя.
Иванов ничего не слышал, даже не замечал свист пролетавших рядом пуль, – он упрямо полз к голубю. Добравшись, он взял его в руки и пополз обратно. Ни один выстрел не был произведен со стороны врага в это время – так они зауважали бесстрашного солдата.
А Иванов, будучи в безопасном месте, осмотрел голубя, поправил ему вывихнутое крылышко, наложил прутик и завязал жгутиком. Солдаты, кто как мог, тоже старались принять в этом участие. Тут послышалась команда «В атаку, вперед!» Иванов, засунув голубя за пазуху гимнастерки, вместе со всеми пошел в бой. Дом был освобожден.
После боя построил старшина всех солдат в шеренгу, посмотрел, пересчитал и увидел, что у Иванова гимнастерка сильно оттопырена:
– Что это такое у тебя?
– Голубь мира, – отвечает солдат.
Старшина удивился, а потом попросил показать. Иванов поднял гимнастерку, и все увидели голубя – прижался, сидит тихо, видно, тепло ему, да и крылышко перестало болеть. Погладил старшина голубя и скомандовал:
– Отдать повару!
Только хотел солдат крикнуть, что не отдаст, как старшина, увидев в глазах солдата испуг, сказал:
– Ты, Иванов, меня неправильно понял. Пусть голубь пока поживет у повара, там спокойнее и корм есть.
Отдал Иванов повару голубя, тот погладил его, уложил в коробку и, улыбнувшись, сказал: «Пусть живет!»
С этого дня каждый раз, как только солдаты располагались на отдых, Иванов приходил проведать своего голубя, а тот, словно узнав своего спасителя, громко курлыкал. Иванов снял с голубя повязку, и тот даже крылышками взмахнул. «Ему еще рано летать, – подумал Иванов, – пусть подождет до следующей встречи.» – и прикрыл коробку, чтобы голубь нечаянно не выпорхнул.
А на следующий день объявили конец Войны.
Иванов взял белоснежного упитанного голубя, встал в строй и перед всеми солдатами выпустил! Вначале голубь летал возле Иванова, словно не хотел улетать, затем резко взмыл вверх. Помахал крыльями всем солдатам и скрылся. Тут разнеслось громкое раскатистое «ур-ра! ур-ра!», отдаваясь далеким эхом: «Ми-р! Ми-р!»
После демобилизации Иванов вернулся в родное село и однажды увидел, как над его домом кружится белый-пребелый голубь, очень похожий на того спасенного голубя Мира. Кажется, он даже услышал радостное и знакомое курлыканье.