Культурология: теория и практика. Учебное пособие

Содержательная типология цивилизаций и составляющих их основу культур может быть разнообразной, что представлено в данном учебном пособии. Среди цивилизаций существуют «циклозавершающие» и «перманентно-развивающиеся» (китайская, индуистская), «единые» – имеющие общие территории, и «дисперстные» – территориально-разбросанные (иудаистская, арабо-исламская), «традиционные» – большинство современных цивилизаций и «инновационные» – западноевропейская и северо-американская.

В многообразии истории не все цивилизации способны породить новые цивилизационные образования. Однако античная (эллинистическая) цивилизация стала переходной именно потому, что была «порождающей». Она породила западноевропейскую и две православные цивилизации. Среди современных можно выделить образования, ориентируемые на скриптоцивилизацию (традиционную письменность), и «компьютерно-информативные» (северо-американская, западноевропейская) общества.

Предложенные типологии обогащают основные критерии, определяющие понятие цивилизации, и дополняют их новыми качествами и параметрами. В наше время происходит навязывание всем народам единого технического, или информационного цивилизационного уклада, что существенно обедняет многообразие общественной динамики и стирает неповторимый облик культурного развития всемирной истории.

Данный раздел не включает анализ других разнообразных подходов к такому широкому явлению, как культура. Однако только во второй половине XX в. наиболее распространенными являлись такие ведущие подходы к ее пониманию, как теория З. Фрейда, выражающая психоаналитическое понимание культуры; концепция Л. Уайт и Э. Кассирера, дающая символическое определение культуры как совокупности символов человеческого бытия. В наше время ведущими являются теории: К. Леви-Строса, М. Фуко – антропоструктуралистическое понимание культуры как структуры человеческого бессознательного; Ж.-П. Сартра – экзистенциалистская концепция культуры как выражения экзистенции человеческого бытия; А. Швейцера, В. И. Вернадского – гуманистическое определение культуры будущего; С. Лема, Э. Маркаряна – деятельное понимание культуры как универсальной технологии по созданию стандартов, норм, традиций и творчески продуктивного плана

.

Цивилизационный подход, представленный в данном учебном пособии, понимает культуры разнообразных «локальных» человеческих цивилизаций как основы их развития, что позволяет более обстоятельно изучать глубинные культурные процессы современного развития всемирной истории человечества.

Раздел II

ИСТОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ. КУЛЬТУРЫ ДРЕВНИХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ

1. Становление человеческой культуры (культура первобытного общества)

Наука о культуре изучает, как и другие близкие к ней науки – этнография, этнология, историческая психология, антропология, – так называемые исторические «локальные» цивилизации, т. е. такие общества, от которых дошли до нас письменные источники. Однако она не может постичь истинные процессы и причины их существования и развития без познания культурных особенностей эпохи докультурного, первобытного сообщества первых людей.

Почему наука о культуре не может исключить дописьменный период человечества из своего рассмотрения? В этот период закладываются основы культурного бытия человечества. Они заключаются, во-первых, в становлении Ното sapiens (человека разумного), способного к абстрактному постижению мира и пассионарной творческой деятельности по созданию своей человеческой искусственной среды; во-вторых, первобытность – первооснова исторического процесса, и она присутствует в ментальности всех последующих эпох вплоть до современной. В-третьих, устная передача информации – предшественница письменной – может интерпретироваться с точки зрения последней. Наука о культуре ищет в первоначальной эпохе объяснение глубины культурной психики, основ человеческого общежития, коллектива, соседства и таких первобытных форм самовыражения, как живая речь, ритуал, магия, миф. Человек един, встраиваясь в триаду архаики, истории и современности.

В общепринятой классификации первобытная эпоха человечества (каменный век) включает палеолит (50–40 тыс. лет до н. э. – древний каменный век), мезолит (30–15 тыс. лет до н. э.) и неолит (новый каменный век). Палеолит разделяется на ранний (нижний) и поздний (верхний). Указанное разделение было сделано в XIX в. археологами и отражало отчасти идею о роли технологии в развитии человека, отчасти специфику археологических находок дописьменной эпохи. Неуничтожимый и изобильный камень (а в ряде случаев единственное, что можно извлечь из древнейших местонахождений) служил преимущественным эмпирическим источником датировок, классификаций, гипотез о древнейшем прошлом.

Материалы о каменном веке группируются по так называемым археологическим культурам. Археологическая культура не совпадает с культурой в философском, социологическом, этнографическом понимании. Она обозначает общность материальных памятников, относящихся к одному времени и находящихся на определенной территории. Название подобной «культуре», как правило, дает наиболее известное или первое открытое местонахождение. Оно никак не связано с социально-экономическими понятиями и не дает никакого эмпирического материала для обоснования понятия первобытной формации, так как никаких доказательств о существовании общества, общественно-экономического базиса и надстройки в целостном их понимании археологические культуры ученым не предоставляют. Понятие первобытнообщинного строя, созданное историческим материализмом, не получило распространения в мировой науке.

Принципы причисления находок к той или иной археологической культуре – эмпирические: по характерному признаку. Этнический, психологический, социальный облик носителей материальной культуры может быть реконструирован на основе аналогий, с привлечением неархеологических данных, что порождает различные гипотезы, теории и реконструкции дописьменных эпох жизни человечества. На рубеже верхнего и среднего палеолита заканчивается эволюция ископаемых гоминид и появляется Homo sapiens, скачкообразно увеличивается разнообразие каменных и других орудий, появляются составные изделия: вкладыши, наконечники, сшитая одежда. Главной социальной инновацией нижнего палеолита была экзогамия – исключение из брачных отношений ближних родственников. Элементы парного брака отмечались уже у высших приматов (особенно у шимпанзе) и, безусловно, сильно окрепли у древнейших ископаемых людей, архантропов и палеантропов. Родство по определенной линии становится ведущим принципом появления «социальности» в позднем палеолите. Запрет инцеста (кровосмешения) требовал общественной регуляции брака, появились род и семья

.

Замена эволюционного типа развития на исторический принесла столь радикальные изменения в столь сжатые по сравнению с темпами антропогенеза сроки, что может быть определена как палеолитическая революция. Продуктом этой революции стало фундаментальное антропологическое, психофизиологическое, психосоциальное и духовное единство человечества, которое сохраняется в истории вопреки расхождениям в экономическом, политическом, социальном, языковом, бытовом развитии человеческих сообществ. В эпоху палеолитической революции человечество вдобавок к биологическому, видовому единообразию приобретает тот уровень интегрирующих связей, который называется культурой. Культура рождается в конце древнего каменного века как целостная система, тогда как в антропогенезе можно говорить только об отдельных зонах культурного поведения.

Археологические данные о каменном веке весьма локальны, но общечеловеческие закономерности, вышедшие из позднего каменного века, относятся к самым глубинным пластам человеческого бытия. Архаический базис цивилизации сегодня воспринимается как синоним бессознательного. Однако это бессознательное сложилось из открытий «прометеевской эпохи», т. е. начиная по крайней мере со среднего палеолита.

Вокальная коммуникация и конкретные представления ископаемых гоминид перешли в членораздельную речь и речевое мышление Homo sapiens в начале позднего палеолита под влиянием антропологических, экологических, технологических и психосоциальных обстоятельств. Соотношение указанных факторов далеко от ясности. Одними из первых теорий, которые пытаются объяснить эти явления, являются трудовые концепции возникновения человечества.

Трудовые теории объяснения происхождения человечества возникают уже в XVIII в. Однако наиболее полно этот подход находит в марксистской науке, особенно в трудах Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» и «Диалектике природы». Внутри этого подхода существовали две точки зрения. В первом случае тезис «труд создал человека» трактовался буквально: орудие труда прямо свидетельствует о существовании сознания и культуры по крайней мере в зачаточной форме, определяя в конечном счете формирование речевого мышления человека разумного

. В соответствии со второй точкой зрения, употребление орудий является общей основой очеловечивания антропоидов, но к непосредственным причинам культуры и сознания не относится. Непосредственным признаком и двигателем очеловечивания служит речь (более широко понимаемая как знаковые системы). Наиболее обстоятельно эта точка зрения была изложена Б. Ф. Поршневым и его школой

; Коммуникация ископаемых гоминид разделена у Б. Ф. Поршнева на три стадии: животной имитации, суггестии ископаемых людей и речевого общения. Каждый этап начинается отрицанием предыдущего. Ведущим фактором антропогенеза является коммуникативное взаимодействие, а не труд, как скачок ко второй сигнальной системе. Поршнев объясняет это несовместимостью двух эволюционных ветвей гоминид (мустьерцев-палеоантропов и неоантропов) и необходимостью психологической защиты более продвинутых неоантропов от менее развитых, но более активных и суггестивных палеоантропов.

Ученик Б. Ф. Поршнева И. У. Ачильдиев в исследованиях 90-х гг. переносит идею подобного перехода в более ранние эпохи – период столкновения неандертальцев и кроманьонцев. Увлекательные картины их борьбы, описанные в книге «Власть предистории», малодоказательны в том, что касается описываемого автором периода. Однако некоторые идеи, в частности рассмотрение инакомыслия, религии и искусства как определяющих факторов очеловечивания палеогоминид, интересны, но, видимо, относятся к более поздним эпохам позднего мезолита и неолита. Сегодня школа Б. Ф. Поршнева в лице его учеников выражает тенденцию отхода отечественной науки о становлении человеческого общества от методологии марксизма.

Вопрос, откуда начинается культура – от австралопитеков или от кроманьонцев, три миллиона или тридцать тысяч лет тому назад, – решается сам собой, когда от умозрений начинается переход к интерпретации. Культура начинается там, куда простирается символическая традиция, там, где уже есть материал для человеческого понимания, где уже есть свидетельства культуры – ее артефакты.

Найденные свидетельства должны быть достаточными для того, чтобы позволить интерпретатору «вчувствоваться» в них и воспроизвести духовно-психологический склад людей той эпохи. При этом представленные доказательства должны избавить исследователя от ошибочных фантазий. Узнаваемость прошлого свидетельствует о сходстве психических и культурологических складов интерпретатора и его исторического собеседника. Круг контактов, в границах которого налаживаются средства общения и формируются первые ценности, и называется культурой. На периферии он размыт и как бы намечен пунктиром. Здесь происходит расширение сферы человеческого за счет архаики, сознательного за счет бессознательного.

Верхний палеолит продолжался от 35-го до 10-го тысячелетия до н. э. Археологические классификации верхнего палеолита созданы на материале местонахождений, расположенных на юге Франции и отчасти на севере Испании. Это объясняется приоритетом французской археологии в исследовании верхнего палеолита, а также тем, что здесь, в предледниковой зоне Европы, возник очаг самобытной доисторической культуры.

Наиболее известный перечень археологических культур верхнего палеолита: ориньяк (30–19 тыс. до н. э.); солюстре (18–15 тыс. до н. э.); мадлен (15–10 тыс. до н. э.). Наиболее яркий след этих культур – пещерная живопись.

Пещерное искусство эволюционировало в нижнем палеолите более 20 тыс. лет. Ранние художественные опыты ориньякцев скромны: отпечатки рук на краске, так называемые меандры – борозды, проведенные пальцами на влажной пещерной глине. Из меандровых линий выписываются контурные рисунки: сначала их наносят пальцами, затем какими-то орудиями. Маленькие женские статуэтки из бивня мамонта или мягкого камня! Изображения человека редки, но много знаков женского пола. Это – один из первых в истории символов. Вершиной всего палеолитического искусства была пещерная живопись мадленцев. Этим периодом датируются наиболее известные пещерные галереи: Альтамира, Ласко, Монтеспан.

Из 1794 г. наскальных рисунков в пещерах Франции и Испании, учтенных французским археологом А. Леруа-Гураном, 986 – изображения животных, 512 – человека, около 100 – человекоподобных существ. Преобладают индивидуализированные изображения животных. Лошади, мамонты, бизоны первобытных галерей созданы точным восприятием, охватывающим все детали и одновременно животное в целом, твердой рукой, способной мгновенно прочерчивать мощную контурную линию. В изобразительной деятельности палеолитического человека мы видим скорее «фотографическое» запечатление образа, чем эстетическое обобщение (как в более позднем искусстве), или пиктографию. Трактовки художественной культуры и изобразительного творчества многочисленны и во многом противостоят друг другу. Так, позиция исследователя примитивного искусства В. Н. Топорова, например, достаточно своеобразна. Он полагает, что живопись палеолита – первый полноценный художественный текст. Она – свидетельство появления символического, т. е. собственно культурного взгляда на мир. Взгляд этот еще «физиопластический», основанный не столько на абстрагировании и синтезе, сколько на способности извлекать из памяти очень яркие и детальные образы воспринятого. Способность к описанию событий словом, возможно, несколько отставала в развитии от художественно-пластических навыков древнейшего Homo sapiens. Косвенным подтверждением этого предположения служит расположение рисунков в галереях. Выделить какие-то композиционные принципы, за немногими исключениями, не удается. Фигуры располагаются хаотично, одна за другой. С позиций современного искусствоведа в палеолитических «картинах» нет смысла. Но, может быть, палеолитический художник видел в нем свой сюжет?

«Физиопластическая» живопись палеолита осталась в истории культуры весьма изолированным явлением, обязанным своим существованием образу жизни мадленских охотников. После Мадлена анималистическая живопись пещерных галерей исчезает и в мезолите заменяется условным геометрическим рисунком-орнаментом. Ученые вводят дополнительные элементы в попытках реконструкции образного мировосприятия пещерных живописцев. Это рисунки бушменов – племен юга Африки. Развитие культуры бушменов прекратилось в прошлом веке под давлением неблагоприятных обстоятельств. Тогда же были выполнены их последние наскальные рисунки.

Психическая организация Человека разумного, которая возникла в нижнем палеолите и проявилась в языке, родовом устройстве, ритуалах, изобразительной деятельности, выводима из сложившегося тогда культурного типа отношений. Это – культура охотничьего типа взаимоотношений не только в смысле преобладающей производственной активности и хозяйственной основы, но и в смысле мироотношения, психического склада, эстетической традиции. В определенном смысле осколками древнейшего охотничьего мира можно считать группы лесных промысловиков в сохранившихся массивах тропических джунглей. Но эти древние сообщества, безраздельно господствовавшие над континентами, нельзя назвать жалкими. Вечные преследователи и ловцы, они энергией и выносливостью превосходили людей более спокойных занятий. Как писал В. К. Никольский, «надо почувствовать всю сверхчеловечность или, вернее, звериность их дикой энергии»

.

Порождением охотничьего отношения к миру можно назвать магию – самую первую знаково-культурную систему организации жизнедеятельности людей. Теории магии трактуют ее отношение к религии, тяготея к двум различным полюсам. На одном магия определяется как практическое демоническое действие, несовместимое с религией, на другом – сливается с ней. Впрочем, большинство авторов признают, что магия – это древнейшее верование и одновременно действие.

Психология магии не претендует на разъяснение содержания и социальной функции магии, т. е. не подменяет религиоведения. Модель телесного действия, порождающего из себя образы и знаки, очерчивает ядро древнейшего психокультурного комплекса, который до сих пор создает основу для массы религиозных практик и верований. В их основе – во многом убеждение в способности с помощью всевозможных манипуляций воздействовать на людей и природу. Психологический механизм производства галлюцинаторных образов не всецело совпадает с магией. По мнению многих исследователей, магия – это социально-ритуальная, частично познавательная практика. Она включалась в решение разнообразных задач, расширяла манипуляторные приемы и символические аксессуары человека. Можно говорить поэтому об исторических разновидностях магии: предрелигии, первобытном знании, чернокнижности, оккультных науках, целительстве.

Палеолитические изображения – это аксессуары ритуала. Охотничья магия репетирует появление добычи и овладение ею. Но сводить действо к тренировке принципиально невозможно. Магический образ создает «вторую реальность», которая воспринимается как подлинная, первая реальность. События инсценируются, но представляются не как инсценировка, а как подлинные. Вычленение содержания первичного магического действа приводит к определению древнейшего охотничьего культа – тотемизма. Тотемизм – вера в животных-прародителей (в меньшей степени – в растения и силы природы). Существует практика тотемизма как первобытной системы классификации (французский структуралист К. Леви-Строс), но она не противоречит религиоведческому пониманию этого многофункционального явления.

Реконструкция нижнепалеолитических и мезолитических культов опирается на этнографические аналогии. Наиболее часто жителей верхнего палеолита сопоставляют с австралийскими аборигенами. Австралия – особый пример тотемизма и магии. В нижнепалеолитической картине мира образ человека заслонен фигурой зверя. Человек и зверь сливаются. Идентификация со зверем у современной личности является патологией, в каменном веке – это норма. Симильная (контагиозная) магия основана на том, что физическому воздействию подвергается изображение или скульптурная фигурка объекта колдовства. Точность изображения здесь не имеет значения. При так называемой парциальной магии, действующей по принципу часть равна целому, изображения не требуется, но необходимо что-то иметь от предмета чаровства (клочок одежды, волос, слюну, ногти и т. п.).

Магическая имитация жизни не только фокусировала в себе лучи восходящего сияния сознания, но и служила культурной проформой, в которой до времени только и могли как единое существовать религия, искусство, наука.

Доисторическая магия несет в себе опыт людей, насчитывающий десятки тысяч лет. Между поэтом-символистом начала XX в., исповедующего «магию слова», экстрасенсом наших дней, магистром оккультных наук, чернокнижником Средневековья и первобытным колдуном мало общего. Тем не менее существует стержень, вокруг которого вращается вся масса заклинаний, манипуляций, торжественных слов, таинственных обрядов. Это – живое, действующее человеческое тело. Магия, по-видимому, единственная психокультурная система, основанная на высвобождении телесной спонтанности из-под контроля социальной нормы и сознания. Магические заклинания повелительны и непонятны, они вводят участников, в том числе самого заклинателя, в транс. Звуки как бы сами произносятся гортанью; движения как бы производятся телом. Магический ритуал как бы копирует настоящее действие, но с точки зрения рассудка это – бессмысленное действие. Цель присутствует, но тут же, будто в забвении, забытьи, перекидывается в фазу исполнения. Движение осуществляется без привычного нам участия сознания; тело, как в гипнозе (а часто именно в нем), делает то, что ему задано, попадая в «иллюзорную реальность», которую само наполняет эмоциями и образами.

Магия – особое, странное занятие. В ней есть все, как в настоящем действии. Это не игра. Есть цель: изгнать болезнь, поймать добычу, приворожить любимого. Действие совершается как в подлинном деле (охотничий танец), иногда – как его модель (заклинание). Участник ритуала не играет или представляет: он действует. Объект воздействия всегда присутствует: это изображение, фигурка, волосы. Первобытный человек прекрасно знает, что проткнув человеческую фигурку, он совершает убийство, и с колдуном поступают как с убийцей. Туземец не терпит фотографироваться и сообщать, как его зовут, ибо облик и имя – это не его мнение, его внешние атрибуты, это он сам. Для нас важно не то, что действия можно объяснить, придумать для них теорию. Важно, что в минуту колдовства его участники верят, что все по-настоящему. А между тем все, безусловно, не по-настоящему и нормальный человек, в какую бы эпоху он ни жил, отличает убийство от ритуала. Задача магической «теории» – объяснить участникам ритуала, каким образом их действия возымеют успех, задача магического сознания – стереть грань между реальным и магическим. В «правильной» магии участник во все поверит, как зритель, «убивший» на спектакле Отелло, чтобы спасти Дездемону.

Магия – это эпатирование натурального действия с помощью простых, натуральных знаков, манипуляций. Без минимума атрибутики магии не обойтись, но и слишком правдоподобные декорации ей не нужны, иначе она выродится в спектакль. Источник эффектов здесь – тело и его «натуральные знаки». Древнейшему человечеству неведом барьер между духовным и телесным; жизненные отправления священны; охотники с благоговением едят мясо предка-тотема; верующие причащаются плотью и кровью бога. Однако это социальное, а не зоологическое сообщество. В нем есть то, что мы можем называть моралью, верованиями, орудиями труда и знаками. Самостоятельное существование магии вне мифа подвергается сомнению. Однако у нас есть критерий для разделения двух стихий, или двух моментов, мифомагии: единица магии – действие, единица мифа – слово.

У всех известных этнографии первобытных народов ритуал так или иначе слит с мифом. Миф можно рассматривать как объяснение, сценарий ритуального действия. При возникновении символической деятельности в нижнем палеолите навыки рассуждающего мышления и сюжетосложения были, видимо, слабыми. Это дает основание утверждать, что пещерные изображения и символы были «заготовками», из которых потом сложилась связная, сюжетно и логически упорядоченная картина мира. По мнению В. Н. Торопова, первую законченную картину мира дает так называемое мировое дерево – композиция, поделенная на три пространственно-семантические зоны: верх (небо) – середина (земля) – низ (подземное царство). В трехчастную конфигурацию и входят нижнепалеолитические «заготовки», впрочем, обнаруживающие склонность к символизации еще до эпохи мирового дерева. Копытные животные палеолитических росписей становятся символами серединного царства, птицы – верхнего, рыбы и змеи – нижнего. Все, находящееся вне текстуально-знаковой системы мирового дерева, относится к хаосу и доступно пониманию только после введения в пределы правильных культурных интерпретаций.

В начале позднего каменного века появляются символы коллективного бессознательного, так называемые архетипы. Архетипы обладают энергией создавать символы, «они не имеют определенного происхождения; они воспроизводят себя в любое время и в любой части света.

Зрелая, или поздняя, первобытность представлена неолитическими культурами. Это – расцвет родового устройства, каменной индустрии, время появления скотоводства и земледелия («неолитическая революция»), больших поселений – городищ и деревень. В неолите появляется дошедший до нас общественно-экономический, культурный, бытовой и психологический уклад, который называется условно «крестьянской (земледельческой) цивилизацией», становится основой для возникновения «азиатского» способа производства. Основные черты – это аграрная экономика, ручной труд, минимальное потребление и простой быт, зависимость от природно-климатических ритмов, естественно-демографическая саморегуляция (хлеб насущный есть – размножаются, нет – вымирают). Идеология этого древнего образования – миф, анимистические верования (т. е. вера во всеобщую одушевленность мира). Основная социальная ячейка – большая семья. До XIX в. сплошь урбанизированные регионы редки, города встают островами из крестьянского океана. Мировая деревня удивительно однородна: от Атлантики до Китая – сходные орудия труда, фольклорные сюжеты, кровородственные связи и верования.

Сознание деревни направлено на поддержание этого устойчивого уклада. Историки школы «Анналов» отнесли «крестьянскую цивилизацию» к «долгой длительности» (Ф. Бродель), «спящей истории» (Э. Леруа, Ладюри). Изменения в укладе столь медленны, что людьми не воспринимаются. Жизнь подчинена ритмам природы и аграрных работ, стародавним обычаям, которые, кажется, существуют вечно. Человек тут не ждет быстрой смены событий, погоня за жизненным разнообразием и сенсациями, столь характерная для города, ему чужда. Большинство особенностей «крестьянской цивилизации» основано на том, что это: а)»экологическое» сообщество, погруженное в природу и воспроизводящее ее ритмы; б) среда непосредственного общения, где люди знают друг друга в лицо и проводят всю жизнь в знакомом окружении. Мировоззрение зрелой первобытности представлено мифом. Слово «миф» означает повествование, слово, речение. Мифы – это короткие рассказы о деяниях предков и происхождении вещей. Отдельные рассказы организованы в систему жизненных представлений народа или эпохи – в мифологию.

В европейской науке можно выделить около десяти ведущих теорий мифов. К наиболее ранней можно отнести просветительскую теорию. Согласно ей, миф – невежественная выдумка, следствие незнания законов природы, отсталости и страха. Мифы рассеиваются под воздействием подлинного знания. Такого мнения о мифе были некоторые древнегреческие мыслители (Аристотель), писатели-просветители XVIII в. и представители марксизма (хотя в советском обществоведении развивались более сложные и комплексные исследования мифа и теории мифологии). Согласно «лингвистической» теории мифа, миф – «особое состояние языка». Он возникает из метафор и образов древней поэзии. Сначала человек осознает условный характер своих сравнений (например, «звезды – глаза неба»), но затем по каким-то причинам забывает об условности и придает риторическим оборотам буквальное значение: небо превращается в существо со множеством глаз. Эта концепция была впервые предложена филологом М. Мюллером. В России в различной интерпретации она разрабатывалась А. Н. Афанасьевым, А. А. Потебней, А. Н. Веселовским.

По мнению создателя науки о культуре и известного этнографа Э. Тайлора, миф – продукт раннего, детского состояния человека и человечества. Нуждаясь в объяснении природы, дикарь использует доступные ему приемы. Он одушевляет мир и переносит на него все проявления своей личной жизни. Миф – это выражение некой первобытной философии и религии, каковыми является анимизм – всеобщее одушевление природы. Он предшествует и предопределяет развитие последующих форм развития культуры.

Разнообразие теоретических позиций по отношению к столь сложному предмету, как первобытное сознание, вполне правомерно. В исследованиях мифа последний определяется по контрасту с современным рациональным взглядом на мир. Иначе едва ли возможно. Однако такой подход слишком упрощен. Если экономические, социальные, культурные признаки «архаики» поддаются дробному анализу и выстраиваются в периодизации, то изучение сознания иногда просто разделяется на понятия «современное» и «примитивное» (мифологическое).

Культурно-психологическое значение первобытной эпохи заключается в том, что она закладывает основы человеческой психики, обеспечивающей непосредственную адаптацию культурно-знаковыми средствами. Задача примитивной общности – это прежде всего воспроизводство наличных форм жизнедеятельности и синкретического сознания, когда изменения отсутствуют. Они наступают только при вызове со стороны природного окружения или других общностей. Сам по себе кровнородственный коллектив, находящийся в изоляции в устойчивых природных условиях, в масштабе исторического времени практически не изменяется, что доказывается наблюдениями этнографов над «изолятами». В них происходит почти биологическое совершенствование законсервированных форм жизнедеятельности. Первобытная культура и психология – это скорее знаково (человечески) оформленный инстинкт самосохранения.

Мифология – мировоззрение общества непосредственного общения. Там, где опыт ограничен личными контактами, а цель – выживание родственного коллектива, все одушевлено и наделяется человеческими стремлениями. Различия между социальным и природным воспринимаются слабо, и весь мир – большая община родичей и соседей.

Знаменитый вопрос «был ли первобытный человек личностью?» вызывается, как правило, видимой современными учеными «несобранностью» биологических, социальных и культурно-психологических характеристик представителя архаики в единстве самопереживания и самосознания, где, видимо, существовали другие параметры определения «личности».

Первобытный человек живет в обществе непосредственной коммуникации, которое создает надежные и гибкие способы закрепления социального опыта, опирающегося на слово и память. Строение индивидуальной психики и соответствующих ей знаковых систем культуры обусловлено задачей надежного запоминания. Культура является мнемонизированной. Мнемоническая функция первобытного человека принимает форму мифологической памяти, пронизанной фантастическими образами, со своей специфической системой опосредования знаковыми средствами закрепления информации.