– Да.
– Кому?
– Анум.
– Жене что ли?
– Да.
Я недоуменно уставился на него:
– Но зачем?
Он горько усмехнулся, а затем внезапно спросил:
– Почему ты до сих пор не женат?
Я немного растерялся, ибо не увидел связи между этим вопросом и горем Сему.
– Не знаю, – неуверенно ответил я. – Может, потому, что мне не особо это и нужно? Я неплохо справляюсь с хозяйством сам. Да и какое мое хозяйство? Соломенная циновка, горшок для каши, да инструменты. А уж если мне захочется женской ласки, то я знаю в какие места необходимо заглянуть.
– Значит, ты еще не встретил ту, ради которой пожертвуешь своей свободой.
– Почему ты мне это говоришь?
– Потому, что ты спросил «зачем?» я рассказал о тайнике Анум.
– И зачем же?
– Потому, что люблю… то есть… любил ее. А, может, … люблю до сих пор.
– А-а-а-а, – протянул я.
«Да, это чувство мне не особо знакомо».
– Когда я увидел ее, набирающую воду из реки, обнаженную по пояс, я понял, что хочу провести остаток дней именно с ней.
«О боги, — мои глаза закатились, —я, конечно, понимаю, это все просто ужасно, но он может избавить меня от этих подробностей? Мне еще крышу делать».
– Знаю, тебе это неинтересно, – словно прочитав мои мысли, ответил Сему.
– Да нет, – учтиво возразил я, хотя внутри надеялся, что он прекратит раскрывать эту тему, и вернется ближе к делу. – Анум красивая женщина, так что я не удивлен.
Сему с благодарностью посмотрел на меня, кивнул и продолжил. Его голос то и дело прерывался от очередной волны нахлынувших чувств:
– Ну… вот, поскольку я откладывал часть денег на дом, мне приходилось урезать свои расходы… и это заметила Анум. Она постоянно заявляла, что я слишком скуп. Что другие местные торговцы живут намного лучше, чем мы. Она вечно требовала от меня новую одежду, посуду… более вкусной еды. Отчасти, жена была права. Я действительно живу… жил экономно. Даже осла в хозяйство не купил. А ты сам понимаешь. Вьючное животное в моем деле еще как пригодилось бы. В общем, я скупился. По понятным причинам. И она имела право… заслуживала большего. Поэтому я признался, что скопил эту сумму, а когда она не поверила, показал тайник.
Я уже догадался, что произошло потом, но, все же, спросил:
– Думаешь, это она взяла деньги?
– Я не думаю. Я знаю. Вчера я застал ее на месте, когда Анум забирала последние сикли.
– Но куда она могла потратить такую сумму?
– О, и на сей вопрос я прекрасно знаю ответ! – кулаки Сему непроизвольно сжались. В глазах появился яростный огонек, так не свойственный его простодушному и слабому нраву.
Мне даже стало немного не по себе.
Стараясь, чтобы голос звучал ровно, я спросил:
– Куда же?
– Прости, Саргон, – он покачал головой, – но я должен сам во всем разобраться прежде, чем решусь все тебе рассказать до конца, – Сему внезапно поднялся.
Я встал следом:
– Нет уж. Раз начал, то выкладывай полностью. Без утайки.
Но Сему проигнорировал мой ответ. Лишь улыбнулся и бросил:
– Я продам ее, Саргон. Я продам ее в рабство. «Если жена расточительна, то муж может продать ее в рабство» – так, кажется, звучит этот закон? – он засмеялся. – Всю сумму я, конечно, не отобью, но, говорят, за красивую танцовщицу-наложницу платят очень большие деньги. Ну… это… я пойду. Узнаю точно, сколько мне предложат за нее богатые писцы, а, может, и какой-нибудь жрец возьмет в храм любви. С ее-то великолепной грудью и пышной задницей, – его смех перешел на истерические нотки, и я всерьез начал опасаться, не повредился ли он умом?
– Представляю лицо Анум, – хихикал Сему, – когда скажу ей, что продал ее в храм, и теперь она обычная шлюха! Быть может, даже навещу ее как-нибудь и оставлю пяток сиклей за ночь. В знак своей щедрости.
– Сему…
– Увидимся позже, – и он, продолжая истерично посмеиваться, направился в сторону города, оставив меня в полной растерянности.
***
Я вновь вернулся к тому злосчастному утру, когда Сему колотил руками в дверь. После того, как он поведал о случившемся с Бел-Ададом, в моей голове пронеслось некое мимолетное воспоминание. Но в силу обстоятельств, внезапно свалившихся на меня, я не смог тогда уловить. И вот теперь, роясь в кладовой собственной памяти, я сумел-таки схватить его хвост.
«Он сказал, что шел узнавать цену за Анум. Но разве тогда, в день нашего разговора о деньгах, не отправился именно за этим? Возможно, Сему так и не добрался до рынка. Это было бы неудивительно, учитывая его душевное состояние. Ведь так?»
Однако, чем больше я думал о Сему, тем крепче становилась моя уверенность в том, что он как-то замешан в этом деле. А я – я просто ищу оправдания. Ибо не хочу верить, что мой близкий друг причастен к убийству корзинщика.
«Сему… Сему… какую роль ты сыграл во всем этом?».
С моих губ сорвался тяжкий вздох.
«Вообще, что мне известно? Бел-Адад попросил построить ему новую хижину, чтобы удобнее было добираться до рынка. Но Сему утверждает, что в этом не имелось никакой надобности. Затем Анум, по словам того же Сему, украла у него восемнадцать мин серебра. Просто мифическая сумма. Снова же со слов Сему. И он решил продать ее в рабство, в тот же день направившись узнавать цену. Потом Бел-Адад заплатил мне шесть сиклей за работу над хижиной – весьма щедрая плата для простого корзинщика. Но мне было все равно, откуда у него столько серебра. Вдруг тоже копил? Главное деньги были мои. И я не преминул хорошенько попировать, захватив своего торговца-приятеля, дабы слегка развеселить его. Поднимать тему его отношений с Анум в тот вечер мне не хотелось. Да и не мое это дело, по правде говоря. А на следующий день он заявляется и утверждает, что корзинщик мертв. Убит ночью балкой. Командир стражи не говорит ни слова о подробностях произошедшего и передает меня в руки жрецам».
Зачем в действительности Бел-Ададу вторая хижина?
Откуда у него столько денег?
Откуда Сему знает, что корзинщик убит ночью?