Игра на повышение

– Просто… просто… сейчас на улицах паника, люди бросаются в машины и стараются уехать, а вы даже… – Советнику очень не хотелось говорить то, что уже сутки висело у него на языке, но, с другой стороны, завтрашний день вообще мог не наступить, поэтому он решился. – Вы даже не умеете иг…

– Молчать! – Рявкнул Грабис и подскочил на своём месте. Органайзер на его столе перевернулся, и на ковёр посыпались ручки. – Молчать! В твои обязанности не входит указывать, что мне нужно уметь делать! Если ты ещё хочешь принести пользу этой и без тебя потрёпанной стране, то приведи его ко мне, а потом выметайся хоть на все четыре стороны!

Советник смотрел на багровеющее лицо, его пальцы непроизвольно стискивались в кулаки, горло драли десятки достойных ответов истеричной вспышке, но он их проглотил. Проглотил, как и тысячу обид до этого и как проглотит ещё, если, конечно, и он и Президент останутся живы. Вместо бушующей внутри него дерзости, он заставил себя поклониться и направился в сторону двери, по пути раздавив несколько ручек. В дверях его догнали слова Грабиса:

– Знаете, советник, а ведь именно сомневающиеся люди заталкивают нашу страну в пропасть. Особенно в лихие времена…

Он проглотил и это.

Йоханайн подождал, пока закроется дверь, потом выждал ещё несколько секунд, вслушиваясь в удаляющиеся шаги. Убедившись, что советник отошёл на достаточное расстояние, Грабис схватил кружку с давно остывшим чаем и запустил её в стену. Стекло брызнуло осколками по сторонам, по стене расплылась огромная клякса, тоненькие лучики которой побежали к плинтусу. А ведь ещё недавно он думал, что хуже быть не может.

Эта проклятая страна сосала из него все соки, она требовала его всего, но ничего не давала взамен. На него покушались, при нём устраивались бунты, его автомобиль закидывали бутылками с бензином, но он мог лишь продолжать светить улыбкой и пытаться изменить хоть что-то к лучшему. С каждым днём становилось всё хуже, он уже не отдавал себе отчёта о происходящем в государстве, проблемы возникали поминутно и требовали срочного урегулирования, и постепенно Грабис убеждался в том, что второй срок стал самой главной ошибкой в его жизни. Возможно, если бы так продолжалось ещё некоторое время, он бы отказался, сбросил с себя эту ношу, признал свою слабость.

Что он сказал советнику, что не собирается отходить в сторону и наблюдать за снарядами Рансхофена? Что не покинет тонущий на протяжении десятка лет корабль? Бред это всё! Плевать ему на страну! В ней только бремя, от которого он уже жаждет отказаться…

Нужно было уходить. Нужно было убираться, когда только почувствовал, что башня его величия начинает заваливаться. А теперь вдобавок ко всем имеющимся проблемам ему нужно выполнить условия ультиматума, в противном случае останется только задрать голову к небу и ждать избавления. У него был бункер, но в него нельзя было спрятать целую страну, даже несколько городов… при всём своём нежелании Грабис прекрасно понимал, что именно на нём лежит ответственность за полтора миллиона людей. В нём даже брезжил лучик надежды, что удачный исход партии Рансхофена поможет восстановить ему своё лицо. Быть может, это поможет людям простить его былые прегрешения?

Да, так оно и будет… Он станет национальным героем и в торжественной обстановке откажется от Президентского титула и уедет в какое-нибудь отдалённое местечко. На периферии сознания скользнула мысль сбежать прямо сейчас, но чаша весов с полуторамиллионным населением заметно перевешивала.

Вот только для начала нужно всего лишь выиграть в игре, о которой он не имел ни малейшего представления.

Переговорное устройство на его столе затрещало, хриплый голос осведомился, готов ли Президент к приёму арестанта. Грабис дал утвердительный ответ, занял полагающееся ему позу. Взгляд его упал на пятно, расплывающееся по стене, всё-таки зря он разбил этот стакан.

Открылась дверь и в сопровождении двух дюжих офицеров в кабинет вошёл арестант, который всего пять часов назад отбывал длительный срок в колонии строго режима. Кто бы мог подумать, что преступника со многими отягчающими обстоятельствами досрочно освободят Президентским указом.

Недавний заключённый улыбался хищным оскалом, от его бегающих глазок не укрылось чайное пятно, вроде бы он даже ехидно захихикал, но Грабис в этом не был уверен. На заключённом была самая дешёвая рубашка, из-под которой выглядывала тюремная безрукавка, его так же обеспечили новыми штанами, которые были ему велики минимум на два размера, обувь менять не стали. Йоханайн чувствовал запах мыла, видимо, парню обеспечили косметические процедуры, прежде чем привели сюда, хотя он считал это излишним. В сложившихся обстоятельствах нельзя было терять времени на грязные волосы.

Человек в дешёвой рубашке наступил на несколько ручек и сделал это с явным удовольствием – не каждому удаётся наблюдать беспорядок в кабинете Президента, видимо, парень хотел ещё некоторое время посмаковать ощущения.

По лёгкому кивку Йоханайна один офицер усадил преступника на стул и отошёл к двери. Второй занял позицию по левую руку от Президента.

– Фарханг Рамвилас, тебе дали свободу специальным указом и на условный срок заморозили твоё пребывание в тюрьме. Готов ли ты к сотрудничеству? – Грабис говорил чётко поставленным голосом, судя по полученным сведениям этот парень был настоящим асом в карточных делах, а значит, его знания нужно было использовать по максимуму.

Почувствовав себя центром вселенной, Фарханг ответил не сразу. Он сделал свою улыбочку ещё гаже и закинул одну ногу поверх другой. Зевнул и потянулся. Стулья в Президентском кабинете были намного удобнее тюремных нар.

– И чем же я могу вам помочь? Что от неблагоприятного элемента может понадобиться государству? Очередное признание? Вы уже выбили из меня всё, что было можно. Или этого оказалось мало? – Он не собирался отводить глаз от Йоханайна.

Пришла очередь Грабиса проглатывать чужие слова. Ему нужна была помощь этого человека, а значит, во имя и на благо дела он стерпит это.

– Пан Рамвилас, разговор идёт о деле государственной важности, можно даже сказать, что на кону катастрофическое количество жертв. И с вашей помощью мы надеемся свести их к минимуму. Вы готовы к сотрудничеству?

Президент не ожидал лёгкой беседы. Так оно и вышло.

– В каком же упадке находится наша славная страна, если президент вынужден прибегать к помощи таких, как я? Насколько прогнили общественные устои, если к делу государственной важности подключают заключённых…

– На данный момент вы не являетесь заключённым. – Сквозь стиснутые зубы проговорил Грабис. – Вам объявлена временная амнистия, а то, как вы ей распорядитесь, зависит только от вас. Имейте в виду, что с такой же лёгкостью вы вновь можете оказаться в камере. Не вы так кто-нибудь другой возжелает занять ваше место. Кто-нибудь, обладающий большим количеством извилин и способный к здравой оценке ситуации. Итак, решение только за вами.

Естественно, он врал, если другие и существовали, то их нужно было разыскивать, тратить на это время, равнявшееся человеческим жизням. Но на этого поддонка нужно было надавить, задеть его самовлюблённость, сыграть на нарциссизме. Показать, что он всего лишь один из многих.

Фарханг напряжённо размышлял.

– Знаете, что говорила моя мама? – Спросил он после молчания.

– И что же она говорила? – Как мог любезно поинтересовался Грабис.

– Что если ты умеешь что-то делать, то не нужно делать это за бесплатно. – Сколько самодовольства, сколько важности вложил он в эти слова. Фарханг, наверное, упивался своей властью над Президентом, готовился загибать пальцы и перечислять свои желания.

– Никто и не говорил, что помощь будет бесплатной. Государство готово будет замять твои дела. Скажем так, в следствии всплывут некие обстоятельства, которые позволят освободить тебя, скажем, через месяц, и на некоторое время ты пропадёшь с наших радаров. Однако дело нас ожидает щепетильное, поэтому не могу обещать, что в будущем не предвидится ещё каких-нибудь послаблений…

– Вы так просто возьмёте и спустите меня с поводка? – Фарханг не верил ни единому слову, но что-то в голосе Президента заставляло его задуматься. Он постарался прислушаться к своему чутью.

– Всё зависит от твоего вклада и… назовём это, успеха предприятия. – Йоханайн шёл на нарушение собственных принципов, но на войне все способы хороши. – Рамвилас, твой ответ.

– Уж не знаю, что происходит вокруг меня, но мама всегда говорила, что нужно уметь хватать удачу за хвост. Так что там за дело государственной важности?

Вместо ответа Йоханайн выдвинул ящик и пошарил в нём рукой, а затем выложил небольшой предмет на стол перед собой, так чтобы Фарханг хорошенько его рассмотрел. Ехидная улыбочка на лице сменилась недоумением. Его глаза сузились, как будто он пытался разгадать пока ещё непонятную ему шутку.

– Карты? – В голосе слышались издевательские нотки. – Дело государственной важности – это карты? Или я просто ничего не понимаю?

На кону стояли живые люди, которые, скорее всего, уже были поставлены в известность. Интересно, сколько из них знают, что он ни разу в жизни не играл? Интересно, сколько из играют намного лучше Грабиса, но будут обречены на наблюдение, простое наблюдение по телеэкрану, которым они совершенно не будут защищены? Логичнее всего было бы спрятаться в какой-нибудь глубокой яме и просто ждать. Молиться, если ты верующий, искать веру, если ты неверующий, обретать веру, если ты хочешь хоть на что-то надеяться… Всё это прекрасно представлял Грабис, и у него не было времени на затяжные объяснения с вшивым преступником.

Из открытого ящика он достал шокер и положил его подле колоды карт, а потом вперил свой взгляд прямо в улыбающуюся морду нахального типа, восседающего в его кабинете.

– Да, это всего лишь карты, но от того, как я сумею ими распорядиться зависит много жизней. Может быть, тебе абсолютно насрать на окружающих людей, но ты точно будешь находиться в городе, который я выставлю в самом начале, если не затолкаешь свои шутки поглубже. Я не хочу им пользоваться, – одним пальцем Йоханайн нежно прикоснулся к гладкому боку шокера, – но пользоваться им умею. И они тоже. – Президент качнул головой в сторону застывших офицеров. – Без шуток, без этой ублюдской улыбочки, застывшей на твоём лице, без нахальства, просто возьми и покажи мне основные приёмы. Страна этого не забудет.

Грабис не повышал голоса, не проявлял ни малейшей агрессии, но Фарханг нутром чувствовал, что угроза применения шокера не пустотела. И пусть он не разделял политику Йоханайна и считал его отвратительным Президентом, в этот самый миг что-то неуловимо поменялось. Нет, он так и остался его противником, так и считал, что его действия ведут лишь к провалу, но за маской беспристрастного правителя, за грозной личиной властности вдруг промелькнул обычный человек. Весь лоск сошёл, остался в прошлом, обнажив непривычную и такую знакомую обычность. На невозможно малый момент Президент действительно стал лицом своей нации – уставшим, напуганным, загнанным человеком, разве не тоже самое Фарханг наблюдал в зеркалах, разве его друзья и знакомые не носили на себе именно этот облик?

Оба – и просящий, и помогающий – скинули свои маски.

Фарханг протянул руку к столу Йоханайна. На долю секунды, когда его рука находилась возле шокера, два офицера напряглись и приготовились к решительным действиям. На долю секунды установившийся мир повис на волоске, может это было лишь наваждение, может беспомощность Президента в последний момент искусила бы его… но нет, Фарханг даже не глянул в сторону шокера. Он послушно взял колоду карт и принялся её перетасовывать.