Острые цветы

Страх, более реальный от того, что она могла разглядеть его источник, впился в каждый кусочек её замерзающего тела. Ей захотелось в туалет, но куда большим соблазном было подойти поближе и внимательно рассмотреть то, что отныне будет являться ей ночными кошмарами.

Чернеющей тушей среди кустов распластался обездвиженный Шмель в обрамлении неровной кляксы, успевшей обратиться кристалликами. Агата не видела его головы (хорошо! что она не видела его головы), лишь косматая спина да клочки шерсти, прицепившиеся к веточкам куста… И ещё была нога – задняя вытянутая лапа, как у тонущего, просящего о помощи. Лапа указывала на неё, и Агата видела, что она больше не принадлежит телу.

Дворник

По сравнению со снегопадами минувшей зимы сегодня снега почти и не выпало. Месяц назад Георгу приходилось налегать на дверь собственного домика, чтобы иметь возможность покинуть его утром. Сугробы завалили его жилище по самые окна, приходилось орудовать лопатой, чтобы добраться до столовой, а дальнейшее продвижение по территории лыжной базы возможно было только на маленьком тракторе, который, опять же пришлось выкапывать из гаража.

Небо было ясным, в свежем воздухе кувыркались снежинки, впрочем не доставляя ему ни малейших забот. Георг вполне мог бы обойтись метлой, но в силу привычки решил вооружиться лопатой. Начинавшаяся суббота сулила ему возможность отдыха, хотя обычно все его дни неизменно были трудовыми.

Среди прочих работников лыжной базы укоренилось мнение о том, что он исполняет обязанности дворника, всем было известно, что он чистит дорожки, однако на одном этом широкий круг его обязательств не исчерпывал себя. На самом деле практически все процессы хозяйственно-бытовой направленности непременно проходили через него. Георг отвечал за очень многие вещи, и территорией, отведённой в его управление, являлась вся лыжная база, включая участки спортивных трасс, изгибы которых отстояли от административного корпуса на несколько километров.

Георг следил за работоспособностью уличного оборудования, начиная от граблей и газонокосилки и заканчивая новомодным ратраком, при помощи которого он несколько раз в неделю прокладывал лыжню. Освещение тоже зависело от него, но благо стоял уже февраль, и Новогодняя суета с гирляндами и цветными фонариками осталась за спиной, ожидая следующего случая доставить ему лишние хлопоты.

Он занимался небольшими ремонтными работами внутри корпусов, чистил крыши от снега, чинил выходящую из строя технику и несколько раз гонял по парковке тощих лисиц, случайно вышедших из леса.

В общем, он всегда был при делах и умел прекрасно с ними справляться по той причине, что проживал прямо на территории базы и никуда не выезжал из своего маленького домика, состоящего всего из одной комнаты. Кормился он в столовой, душ принимал в комнате для персонала, жалование у него было смехотворное, но, сказать по правде, он не придавал этому большого значения. Всеми минимальными удобствами, необходимыми для жизни его обеспечивала лыжная база, а в случае крайне нужды он и сам мог встать на лыжи и пробежаться пять километров до ближайшего магазина, расположенного в посёлке.

Один такой работник заменял трёх-четырёх, но не требовал за свои услуги большой платы, поэтому на протяжении долгих лет Георг оставался в своей должности. Администрация быстро приноровилась к его причудам и стала использовать с особой выгодой для себя, практически за бесценок они были обеспечены добросовестным работником.

Георга вполне устраивал такой расклад, он вёл тихую, уединённую жизнь, наполненную работой, которую ему нравилось выполнять. Никакого специального образования он не имел, закончил только среднюю школу, зато всегда умел найти применение своим рукам, а именно такой человек и был нужен на лыжной базе, где постоянно возникали проблемы разного масштаба, требующие его вмешательства.

За несколько лет он успел переоборудовать старый сарай в собственное убежище. Маленькая (и единственная) комнатка была обустроена всем необходимым для жизни нетребовательного человека: кровать, стол, два стула, множественные полки с книгами – по большей части мебель была изготовлена им самим с минимальным участием покупных изделий. Под окошком в одном углу стоял ещё один стол, заменявший ему кухню, пузатый чайник размещался в специальной нише, в центре комнаты стояла старая кованая печь-буржуйка, вполне пригодная для отопления его жилища и приготовления пищи, хотя в тёплые сезоны Георг всегда предпочитал готовить на свежем воздухе, удобного расположившись возле самодельного мангала под прикрытием широкого брезентового тента. Уличный Кухонный Уголок являлся предметом особой гордости Георга.

Зимой у него было много забот, поэтому при всём желании руки у него так и не дошли до расчистки Уличного Уголка, но в скором времени ожидалось наступление весны, и Георг уже планировал те работы, за которые возьмётся, как только снеговые шапки пойдут на убыль.

А впрочем… быть может, и сегодня он уже займётся каким-нибудь своими личными делами, раз дел на территории базы у него не осталось. Вчера утром до приезда основной массы лыжников он вновь проложил лыжню, а затем целый день провёл в подвале, перетаскивая с места на место коробки со старым снаряжением и оборудованием, которому пора уже было на мусорку. Работы там осталось порядочно, на несколько дней, но разве Георг не заслужил себе небольшого перекура? Быть может, он имеет право на личные дела в эти выходные? Идея казалась ему заманчивой, и он хотел с нею согласиться. Но для начала необходимо было завершить уборку снега.

Уверенными движениями Георг раскидывал снежную пыльцу, хорошо, что на улице немного подмораживает, иначе снег был бы липким и тяжёлым. Пятачок между своим домиком и административным корпусом он расчистил очень быстро, совершенно не напрягаясь.

Идеально было бы очистить парковку, но здесь Георг всецело надеялся на ветер – парковка обширная, да и расположена на открытом пространстве, на ней всего три машины, скорее всего, снег просто сдует в один угол, и ему не придётся этим заниматься.

Да, Георг всё больше склонялся к выходному, нет, ему в самом деле без притворства нравилось работать руками, но всё же иногда нужно уметь и расслабляться. Он был одет во флисовую кофту, а на руках не было перчаток, пальцы и ладони немного покалывало от холода, но ничего страшного в этом не было. Погода стояла как раз такой, чтобы было приятно работать на свежем воздухе. А раз даже погода сегодня благоволит, то почему бы и самому не пробежаться на лыжах? Трассу он почистил только вчера, ночью выпало совсем немного снега, и его собственные лыжи, всегда готовые, ожидают за дверью.

Он быстро разбросал оставшийся снег, убрал лопату и решил прогуляться до кухни. Несмотря на ранний час, он не сомневался, что Кассандра – единственная оставшаяся из обслуживающего персонала внутри административного корпуса – уже успела приготовить что-нибудь к завтраку. Георг поморщился, вспомнив приехавшую в начале недели скандальную парочку, у которой вечно возникали претензии ко всем окружающим. Они словно ставили целью перенести внутренние неурядицы и раздоры на внешний мир, следовало признать, что с этим они отлично справлялись. Большую часть дня Георг проводил вне корпуса, но возвращаясь вечером, уши его сразу наполнялись руганью, слышимой на всех этажах лыжной базы.

Машина приезжих тоже сразу же бросалась в глаза. Внушительный чёрный джип концентрировал внимание исключительно на себе. Но Георг даже не глянул на него, в его мире роскошь сводилась к кружке крепкого чая и потрёпанной книжке, а в машине он видел лишь груду железа и пластика. Дорогая игрушка и только.

Ему нужно было обогнуть угол корпуса, пройти вдоль парковки и по небольшой лесенке подняться к главному входу. Он несколько раз заливисто свистнул, но нигде не заметил неуклюжей фигуры старого Шмеля. Странно… Обычно пёс бывал не прочь появиться на его свист, потому что умное животное знало, что в карманах свистящего человека всегда найдётся что-нибудь вкусное. Георг повторил зов, но ответа не последовало. С чего бы вдруг Шмелю нарушать давно выработавшуюся традицию? Не мог же он погнаться за лисицей и кануть в дебри зимнего леса?

Георг пребывал в хорошем расположении духа ровно до того момента, пока со стороны противоположного угла корпуса не послышалось искажённое мычание, такой звук мог исходить только…

– Агата! – Выдохнул Георг и сразу перешёл на бег.

Валенки, в которых он находился, совершенно не подходили для бега, утрамбованный снег предательски заскользил под подошвами, и только подвернувшийся поручень лестницы помог ему удержать тело от падения.

Агата! Георг мысленно проклинал себя за то, что так и не установил калитку со стороны детской площадки. Сразу за площадкой начиналась узкая тропинка, ведущая к остановке, которой часто пользовались лыжники, приезжающие на автобусах. Сколько раз он порывался установить там дверь, но администрация не воспринимала его просьбы всерьёз! Так перегородится проход, говорили они, так лыжникам придётся делать большой круг, чтобы попасть на базу, говорили они. А то что дети могли убежать по той дорожке, их интересовало не так сильно.

Вряд ли Агата стала бы уходить с детской площадки, для этого она была слишком умной, но Георгу сразу вспомнились те тощие лисы, которых он гонял по парковке! А что, если они вернулись и напали на девочку? Уже завернувшему за угол Георгу пришла непрошенная мысль о том, что лисы сильнее прочих животных подвержены бешенству, а у него в руках не было даже лопаты, чтобы дать им отпор.

Он ворвался на детскую площадку, ожидая увидеть её оккупированной тощими лисицами, но вопреки собственным пугающим мыслям обнаружил среди турников и горок Агату в полнейшем одиночестве.

– Агата? – Бредя к ней, он зацепился ногой за выступающую из снега корягу и был вынужден схватиться за припорошенный турник. На секунду его влажные ладони прилипли к холодному металлу, но он даже не заметил мгновенной вспышки боли, когда резко оторвал руки. – Агата, что такое?

А потом он сам увидел. Увидел и отыскал ответы сразу на несколько вопросов. Агата вовсе не была в одиночестве на детской площадке, правда, компанию нельзя было назвать самой подходящей для ребёнка её возраста. Да и Шмелю вряд ли теперь понадобятся вкусности из его кармана…

Миг, единственный миг он смотрел на распростёртое и вывернутое тело (как проколотый шарик, из которого выпустили весь воздух), кровь на снегу, шерсть на кустах, волосатую змею хвоста…

Лисы? Неужели это сделали лисы? Георг ещё пребывал во власти собственных фантазий, но первым делом ему нужно увести отсюда девочку. Увиденного ему хватило, трудно было представить, что в этот момент творилось в её травмированном детском сознании. Ему нужно было увести её отсюда, а вопросами он займётся позже.

Она практически ничего не весила, он поднял её единым махом и сразу развернул лицом к своей груди, Агата достаточно насмотрелась на старину Шмеля. В его руках, её такие непривычные (и пугающие) стоны стали затихать, однако это вовсе не говорило об окончании истерики. Следя за тем, чтобы Агата не выглянула из-за его плеча, Георг большими шагами двигался в направлении административного корпуса, оглядываясь себе за спину и проверяя, не преследует ли его стая бешеных тощих лис.

И всё же какого чёрта могло произойти со Шмелём? Массивного и тяжёлого пса будто через мясорубку пропустили или же он попался медведю… Воображение Георга продолжало подкидывать ему варианты один другого мрачнее.

Громкий треск за его спиной вновь заставил обернуться, при этом звуке всё его тело моментально напряглось, готовое столкнуться с новой опасностью. Георг успел заметить, как высокая, мощная сосна стремительно валится в сторону детской площадки, задевая ветвями за своих соседок. Дерево рухнуло на горку и смяла её в металлическую лепёшку, как алюминиевую банку из-под газировки. Длинные сучья похоронили под собой дальнюю от корпуса половину верёвочного парка, несколько тросов лопнуло, опоры повело в сторону, разорванный пополам мостик из подвешенных дощечек мёртво обвис.

Георг заметил движение – это ещё одно дерево начинало клониться к земле, как подкошенное, оно утягивалось вниз своей собственной массой и спешило удариться об землю. Георг стремительно обогнул угол административного здания, не дожидаясь падения второго древесного великана. Если так будет продолжаться, то одно из них рискует опуститься прямо на крыло корпуса.

Удивлённый внезапными падениями деревьев и ещё не отошедший от вида мёртвого Шмеля, Георг чуть не задушил Агату, стискивая её в объятиях в желании отгородить от происходящего вокруг. Он ослабил хватку, давая маленькому, нежному тельцу у него на руках наполнить лёгкие кислородом. Поскуливающая и заплаканная Агата, казалось, даже не заметила, что чуть не погибла от удушья.

Одним прыжком дворник преодолел короткую лесенку, ведущую в корпус, и в дверях столкнулся с выбегающей на улицу Кассандрой. Наверное, она бы снесла его с ног, но вовремя сумела разглядеть его ношу. Она была в водолазке с засученными рукавами, на голове криво сидела косынка, а через шею был переброшен заляпанный фартук. Кассандра и не думала одеваться, заслышав Агату она сразу же сорвалась с места.

Мать приняла обмякшую и всхлипывающую дочь в свои объятия. У Агаты были закрыты глаза, и для надёжности она плотно прижимала к ним ладони, явно не желая смотреть на вещи вокруг неё. Что-либо спрашивать у неё в таком случае не было возможности, поэтому Кассандра нащупала скамейку и плюхнулась на неё. Она не обратила внимания, что локтём смахнула стойку с лыжами, и те разноцветной соломкой рассыпались по полу длинного холла базы. Как и не обратила внимания на то, что потеряла где-то сланец и сидела в одном носке. Чтобы говорить с дочерью, ей нужны были свободные руки, поэтому она вопросительно посмотрела на Георга.

– Там на детской площадке Шмель… мёртвый… – Дворник плохо представлял, какого ответа от него ожидает Кассандра. – Она его нашла и сильно испугалась…

И сколько же правды содержалось в его словах? Там действительно был Шмель, но в ужас повергал не сам факт смерти, а те обстоятельства, при которых она произошла. Георгу казалось, что самым подходящим словом будет «разорван», именно так. Шмель был разорван, но каким образом это могло произойти? Он опять подумал про диких животных, но вряд ли Шмель позволил разорвать себя бесшумно, было бы слышно рычание, визг, звуки борьбы, но ничего такого Георг не замечал.

Вчера он отсутствовал на базе лишь то время, что необходимо для прокладки трасс, а весь оставшийся день крутился возле корпуса, к тому же он видел Шмеля вечером, в этом сомневаться не приходилось. Выходит, несчастью со старым псом могло приключиться либо поздно вечером, либо ночью, но опять же разве Георг не услышал бы, как Шмель схватился с другим крупным зверем?

Не меньше поводов для беспокойства давали и сосны, которые вдруг решили упасть. А ведь, случись это немногим раньше, вполне возможно, что Агата оказалась бы под кроной высокой сосны, что рухнула первой. Георг подхватил девочку на руки возле верёвочного парка, возле той его части, которой больше не было.

Кассандра баюкала Агату, нашёптывая ей на ушко тихие слова. Её косынка съехала, открыв всклокоченные волосы. Этим утром она не успела помыть голову, и вряд ли в ближайшее время вообще об этом подумает. Кассандре наравне с дочерью необходимо было успокоиться, она ничего не видела и лишь впитывала в себя страх, исходящий от Агаты, как жар от разогретого уголька.

Георг пытался разобраться: мычание немой девочки, искромсанный собачий труп, падающие вековые сосны… Всё это вызывало незатухающее чувство смятения, в котором он завязал всё сильнее. Наивно было предполагать, что в кратчайшие сроки всему найдётся объяснение, и мир предстанет перед ним в обычных красках.

Дальше будет только хуже, но пока никто из них об этом не догадывался или попросту боялся думать о таком исходе.

Из глубин собственных мыслей Георга вывел резкий окрик:

– Вы что себе позволяете? Да вы представить себе не можете, сколько они стоят!

Супруги

Утро началось по обычному сценарию – с ссоры. За минувшую ночь между ними, как всегда, успело образоваться хрупкое подобие перемирия, увы, совершенно неустойчивое и пошатнувшееся при первой же возможности. На этот раз инициатором выступил Яков, а дело было в единственном, малюсеньком замечании, которое он пустил в сторону легко возбудимой Марьяны.

Карточный домик спокойствия сдуло одним махом. Да, он не сдержался, да его слова вышли не самыми приятными, но где-то в глубине души Яков давно уже пришёл к выводу, что в подобных ситуациях Марьяна специально провоцирует его, сама подставляется под его едкие словечки, чтобы потом обидеться. А ведь она могла бы сделать вид, что ничего не услышала, могла бы включить фен или демонстративно громко мешать кофе крохотной ложечкой из настоящего серебра, но её настроение на протяжении всей ночи оставалось воинственным и наступившим утром она не желала быть спокойной.

Конечно, и сам Яков мог бы внимательнее следить за языком, разве ему стоило большого труда промолчать? Разве он не мог поделиться комментариями в своей голове? Разве преуспевающий бизнес не научил его контролировать эмоции? Всё, конечно, так, однако она желала быть провокаторшей, и он предоставлял ей такую возможность.