Связанный гнев

– Раненько явился, вот и решил попервоначалу тебя, Семеновна, проведать. По нонешним временам в домах надо все входы и выходы знать.

– Давай помогу разоболочься.

Аграфена приняла от Макарова шубу на беличьем меху. Старик расчесал гребнем бороду и волосы. Подойдя к печке, приложил к ней ладони.

– Студено седни. Хозяина вашего сейчас на пруду углядел. Рысака по кругу гоняет.

– Филина гону обучает. Книжек-то опять сколь приволокли. Хозяйке радость.

– Ты грамотная?

– Упаси бог. Жить без грамоты спокойней. Своим умом живу, а то от книжек с чужой мудростью башка болеть зачинает.

– А чем встревожилась с утра?

– Хороший человек в беду попал. Лукьян новость принес. Сделай милость, Иннокентий Захарович, скажи мне, что будет человеку, ежели у него книжки супротив царя найдут?

– Тюрьма по нонешним временам. Смотря какие книжки. За иные могут и в сибирскую ссылку сослать!

– Ну беда!

– У кого такие книжки нашли в Кушве?

– Да у студента, жительствующего у купца Глыбина.

– Бедняга хлебнет горя.

– С кем лясы точишь, Семеновна? – спросила, спускаясь в кухню по лестнице Щукина, но, увидев пришельца, пошла к нему навстречу.

– Пришел, Иннокентий Захарыч? Легок на помине. Только недавно с Анфисушкой про тебя вспоминали. Пойдем наверх. Обрадуем болящую.

– Ревматизм донимает?

– И не говори.

– Плохо обихаживаете. Сейчас я с ней потолкую.

Макаров взял с лавки связку книг.

– Поди, интересные на сей раз привез?

– Заказывали мне графа Толстого Льва Николаевича творение «Война и мир». Хорошим изданием разжился.

В столовой на столе, заставленном всякой снедью, возвышался самовар. Возле него в кресле Анфиса Михайловна Воронова, а по правую руку от нее Макаров. Хозяйке дома он тоже давний дружок. Вместе перемывали пески на прииске в годы молодости. Правда, Макаров раньше ее ушел от песков в сторону, занявшись книжной торговлей, а теперь уже тридцать лет занимался этим, имея в Екатеринбурге книжный магазин. Это Макаров приохотил Воронову к чтению. С мужем ее дружил, детей хорошо знал. Одним словом, все ведая о богатом доме, частенько навещал его.

Чаевничать они начали под разговор о новых книгах. Однако Макарову хотелось поскорей узнать, есть ли вести от Ксении Вороновой из Сибири, но спросить медлил, боясь разволновать Анфису Михайловну, зная, как она тяжело переживает разлуку с дочерью. Но неожиданно Воронова спросила Макарова о его недавнем аресте в Уфе. Он, помрачнев от вопроса, ответил:

– Арестовали в ночное время. Ночевал у приятеля-железнодорожника. Донос был на меня. Обвиняли в торговле запрещенной литературой.

– А ты впрямь ею торговал?

– Не прерывай. Про то тебе знать незачем.

– Правду стал от меня утаивать?

– Не всякую правду должна знать. За нее я два месяца на койке отлежал.

– Неужели били?

– Было дело под Полтавой. Теперь обучен битьем полицейского кулачка. Да и нагаечку изведал, и того есаульчика, забайкальского казачка, хорошо запомнил на всякий случай.

– Не томи. Нашли у тебя ту литературу?

– Как не так! За то и били, что найти не смогли. Времена тугие, Михайловна, по всему царству российскому. В Кушве тоже казаки гостили.

– Не без этого. Только управитель потребовал убрать их от нас. Народ рабочий из-за них волновался.

– Чепуху говоришь, Михайловна. Воля управителя в этом деле малюсенькая. Убрали от вас казаков по другой причине. В другом месте понадобились. Беспокойно на Южном Урале. Не утихает народ на заводах и приисках подле Таганая. Туда их погнали. Нонешний год, пожалуй, не лучше пятого и шестого окажется. Обманный манифест государь подарил людям.

– А ты почем знаешь про такое?

– Про многое знаю.

– Смотри! Гни деревцо по силе. Зря нос суешь в такое дело. Сам говоришь, что за книжки два месяца отлежал, а за что другое на дольше ляжешь.

– Ходить по земле слепцом при зрячих глазах не обучен. Кто я? От какого корня? От простонародного, а посему до всего народного мне дело. Теперь слушай мой наказ Власу. Должен к нему пожаловать в гости князь Мещерский из Петербурга.

– Зачем ему Влас понадобился?

– Про то не ведаю. Но ведаю, что сей князь гостил в Перми у губернатора. Бывал у владыки. В отдельном поезде побывал уже в Лысьве, в Екатеринбурге и в Тагиле. Сводит знакомства с промышленниками и купцами. Со всеми, кто возле золота. Одним словом, скажи Власу, что будет у него этот князь непременно. Предупредить об этом велел старик Уткин из Тагила.

– Неужели опять зачнет разговор про Ксюшу?

– Нет! Разговора о Ксении Власовне не будет. После узнаем от Власа, о чем будет с ним князь беседовать. Пока тут наше дело сторона. Но предупредить Власа не позабудь.

– Сам лучше ему скажи.

– Нет, Михайловна, я седни у тебя будто и не был. Пришел к вам по черному ходу. Поняла? Не был я у тебя. Время такое. За мной присматривают. Знают, что от кое-чего в сторону не сворачиваю. Вот так! Теперь, Михайловна, переворачиваю стакан на блюдце вверх дном и благодарю за доброе угощение. Здоровье береги. По совету доктора старайся меньше в постели нежиться. Болят ноги, а ты все равно ходи. Хоть через силу, а ходи! Ревматизм упрямых не любит и отстанет от тебя. На слово мне верь.

3

Накануне прибытия Мещерского в Кушвинкий завод к Воронову в обеденное время заявился пристав. С непривычной для него вежливостью сообщил золотопромышленнику, что столичный сановник во время пребывания на территории Гороблагодатского округа будет пользоваться гостеприимством управителя завода. Желая, видимо, подчеркнуть особое внимание сановника к Воронову, пристав подобострастно предупредил, что князь в день прибытия изъявил желание в шесть часов вечера посетить его дом для беседы. Прощаясь, пристав шепотом настойчиво попросил Воронова, по княжеским соображениям, сохранить от всех тайну сановного визита. После ухода пристава Воронов неожиданно посоветовался с женой, где ему надлежит принимать гостя, и, к удивлению Анфисы Михайловны, без обычного препирательства согласился с ее мнением принимать князя в парадном зале.

4

Влас Воронов в ожидании Мещерского шагал по просторному залу, залитому светом электричества. Шаги у Власа тяжелые, потому мужчина дородный при коренастом складе. Ступни ног плотно вдавливаются в гулкой тишине зала. Седые волосы Власа подстрижены бобриком. Все мужики в роду стриглись на такой фасон, и сделана запись в родовой книге, чтобы грядущие поколения не вздумали менять канон обихода за волосами. Лицо Воронова, несмотря на стариковские морщины, без дряблости мускулов. На правой его щеке шрам от ножевой раны, полученной в драке в молодости, когда в глухих урочищах Урала отыскивал исток своего прочного и видного места возле золота. В аккуратной бородке в седине заметны черные волоски.

Прохаживаясь по залу, Влас старался угадать, зачем он понадобился сановнику. Заставляло об этом думать предупреждение тагильского промышленника Уткина.