Выстрел из вечности

– Вот возьми автомат, винтовку с глушителем и гранаты, а когда уничтожишь Белкина и его друзей, сдай автомат и всё это в полицию. Если спросят, где взял оружье, скажешь в Чечне, но меня не выдавай.

– Ну, будь здоров, счастливого пути. Жив буду, заеду к тебе погостить, примешь?

– Слава, о чём речь, всегда пожалуйста, я буду очень рад, моя Галинка тоже, да и мама.

По приезду к себе в деревню, Максим узнал, что нежданно-негаданно пропадают люди, когда уходят в лес, а куда никто не знают, был человек, и нет его.

«Белкин свирепствует, – мелькнула мысль, у Рубашкина, и он подумал, – жди злодея скоро в гости, наверняка он где-то близко. Не упустит желания отомстить мне и моим родным».

Он проверил автомат, винтовку и гранаты, всё было в полном порядке и готовое к бою. Максим хотел обратиться в полицию, чтобы обложили Белкина в его логове, но он не знал, где он находится, а говорить, что именно Гришка здесь свирепствует, пока не имело смысла. Не было никаких доказательств, а интуиция тут не в счёт. Нужны факты, а их не было. Только и было то, что исчезают люди. Конечно, это убийственный факт. Полиция была в курсе, но где их искать, никто не знал, а события развивались стремительно. Максим нутром чувствовал, что Гришка где-то совсем рядом. И боялся пропустить тот момент, когда он объявится и заявит о себе в полную силу. Для того, чтобы не пропустить этого момента, он завёл небольшую собачонку, которая бы просто гавкала на чужих, ведь никакая собака спасти хозяина и его семью от вооружённых бандитов не сможет. Ему нужно было, чтобы она подала сигнал и только. Конечно, Рубашкин понимал, что Белкин один жить не сможет, значит у него есть сообщники, но сколько их, вот вопрос. Он не находил себе места.

Жена Галинка говорила ему:

– Максим, побереги себя. Ты уже весь извёлся, похудел.

– Да как я могу беречь себя, если злейший враг, который не знает жалости, где-то около нас, но мы о нём ничего не знаем. Завтра я пойду туда, где заброшенный хутор, может быть, он там засел.

– И я с тобой. Я боюсь оставаться здесь в этом доме одна. Ночью он может нагрянуть сюда. Он меня не пощадит.

– Хорошо, но тебе будет очень трудно, дорога туда плохая, да и далеко.

– Я всё выдержу, ради нашего счастья. Я ж люблю тебя.

Они оделись потеплее, ночи были холодные и вышли. Жители деревни уже все спали. Сначала постояли около своего дома, прислушались, но всё было тихо, даже собаки не гавкали. Они зашли в лес и решили подождать до утра, чтобы не заблудиться, ведь дорога туда вся заросла. Днём Максим сходил в лес и сколотил небольшой шалашик, чтобы переночевать ночь. Они залезли туда и по одиночке немного поспали, а когда заалел восток, они встали, попили холодного молока с хлебом и пошли. На душе было грустно, какая-то тяжесть обволакивала всё тело: нужно идти, а может ждать его здесь в деревне, ведь он должен же скоро появиться. Но они шли и шли. Вот уже и день стал клониться к закату, надо искать место для ночлега. И тут они услышали далёкий лай собак. Сомнений не было – это на хуторе. Рубашкин понял, что это не охотничьи собаки, а сторожевые и притом голодные.

– Давай отдохнём, до хутора ещё очень и очень далеко, за ночь нам не осилить этот путь, – сказал Максим, обнял свою половину, и они, расстелив солдатскую палатку, улеглись спать.

«Неужели этот козёл там устроил своё логово? – думал Рубашкин, – видимо там ему живётся неплохо. А вот зачем ему собаки, это загадка. Незамеченным туда не подойдёшь, собаки выдадут наше присутствие. Беда, да и только. Ну, так как повезёт».

Он долго не мог уснуть, видения гор, где Гришка Белкин орудовал ножом, смахивая головы с наших ребят, кровь, злоба, ненависть всё это пришло к нему в этот вечер в чистом и первозданном виде, ворочался с боку на бок, вздыхал и только под самое утро сон смежил его веки. Проснулся, когда солнце уже окрасило верхушки деревьев. Максим встал, посмотрел на восток, перекрестился. Жена ещё спала. Вскоре она потянулась и стала одеваться. Рубашкин смотрел на неё с любовью и обожанием. Они поели и двинулись дальше. Дороги уже как таковой не было, и им пришлось идти напрямую, ориентируясь по компасу и карте. Правда карта была для такой цели неподходящая, масштаб был не для этой местности, но всё же помогал. Максим, как бывший десантник и местный житель, неплохо ориентировался в лесу. Он нёс с собой снайперскую винтовку и автомат на всякий случай, если бандитов будет несколько. Всё резче и отчётливее слышался грозный лай собак. До хутора оставалось уже совсем немного. И тут они услышали душераздирающий женский крик. Молодая женщина в разорванном платье в крови, как безумная бежала по лесу, а за ней клацая зубами, неслись три огромных пса: немецкая овчарка, ротвейлер и ещё какая-то рыжей масти собака. До женщины уже оставалось несколько сот метров. Видя, что ей далеко не уйти от них, она бросилась к дереву, и только успела залезть метра четыре от земли, как тут появились и они. Собаки прыгали, пытались сдёрнуть её с дерева, но им не хватало всего несколько сантиметров, чтобы ухватиться за её ногу. Конечно, зрелище было не из приятных. Она кричала, молила бога, но всё безрезультатно. Хотела залезть выше, но сучья были срублены. Рубашкин вынул из мешка бинокль, сверил расстояние, расчехлил снайперскую винтовку, зарядил, на ствол надел глушитель и стал целиться в самую ретивую собаку. Выстрела не было слышно, только собака дёрнулась и затихла. Почувствовав живую кровь, две другие набросились на неё и стали грызть свежее собачье мясо.

Выйдя из домика, Ефим Затяжной прицелился в девушку из винтовки, но Гришка Белкин отвёл ствол в сторону со словами:

– Не порти эффект торжества. Эта ведьма чем-то убила мою любимую собаку, и она должна понести достойную кару. Ты убьёшь её, а толку? Нам надо увидеть, как собаки терзают её молодое тело, и всё это занести на плёнку, а потом, когда будет скучно, смотреть это кино и наслаждаться. Конечно, девушка красивая и очень молодая. Ей, наверное, ещё нет и восемнадцати. Мы её урвали не далеко от её дома, шедшую с автобуса. Хорошо, что рядом был лес, и никто нас не заметил.

Тем временем насытившись, собаки улеглись рядышком друг с другом, поглядывая на девушку и клацая мощными молодыми зубами. Девушка тряслась от страха. Она плохо соображала, что с ней происходит, рассудок терялся.

– Максим, добей остальных собак, спаси несчастную девушку, – сказала Галинка, – это Верка Рябцева из соседней деревни. Я её знаю, пропала с месяц назад.

– Сколько ей лет? – спросил жену Рубашкин.

– Кажется лет пятнадцать, шестнадцать.

– Сволочи. Насытились и решили девчонку скормить собакам, – вздохнул Максим. – Гришаня, не пройдёт твой замысел.

Он вскинул винтовку и стал целиться, но потом его вдруг осенило: нельзя, девчонку не спасёшь, и бандиты скроются. Рубашкин стал ждать. Ждать долго не пришлось. Вскоре на небольшой тропинке появились двое. У одного за плечами была снайперская винтовка у другого автомат. Это были Белкин и Затяжной. Они улыбались. Чувствовалось, что они под хорошим кайфом.

– Сучка, ты зачем убила мою лучшую собачку, – крикнул Белкин и стал целиться из автомата ей в руку, потом передумал и сказал, – спускайся, милая, я по тебе соскучился, пошли в домик.

Девушка, уцепившись обеими руками за сучок, не хотела слезать с дерева, у неё онемели руки от нервного срыва. Она хорошо понимала, что это её конец. Белкин и Затяжной улыбались. Гришка взял палку и стал шевелить кости объеденной собаки. И кто бы мог подумать, что огромная чёрная собака вдруг бросится на Гришку. Она мёртвой хваткой молодыми и мощными зубами вцепилась Белкину в плечо, медленно перебираясь к горлу. От боли и страха он нажал на спусковой крючок автомата. Вылетевшая автоматная очередь зацепила собаку и одна из пуль попала Затяжному в живот. Вторую собаку успел убить Ефим Затяжной. И вскоре от потери крови и резкой боли оба бандита потеряли сознание. Максим Рубашкин с женой встали и пошли к ним. Они обшарили обоих, отобрали оружье. Рубашкин попытался привести Белкина в чувство. И когда тот открыл глаза, то сначала в них появилось удивление, потом дикий ужас, а после уже безразличье.

– Что пришёл за моей жизнью? – выдохнул он с присвистом. – Жаль не придушил я тебя в той яме. Не искал бы ты меня. Погулял я, теперь можно и умереть. Знаю, что в живых не оставишь. Эх, Максимка, Максимка, хороша у тебя баба да не досталась мне. Ещё бы с недельку ты бы не появился в деревне, и Галька была бы моя. Повезло тебе. Видать, ты мою собачку грохнул вот из этой самой винтовочки с глушителем, а не Верка. С этого всё и началось. Обидно, до слёз обидно. И везде ты козёл стоишь на моём пути. Эх, деревня, деревня, никакой радости нет. Может быть, на том свете мне больше повезёт.

– В аду тебе гореть синим пламенем, – вздохнул Рубашкин и расправил свои широкие плечи, – Вера, слезай. Опасность миновала. Гришка, я грохнул твою собачку, я. Уж больно она была ретива.

От этих слов Белкин потерял сознание, а может просто притворился. Вера Рябцева повисла на груди Максима, рыдая взахлёб. Она не могла даже понять, что она жива и может свободно говорить.

– Максим, убей их, убей! – кричала она, схватив автомат Белкина. – Я не могу их видеть. Это не люди и даже не звери. Это-о-о что-то-о страшное.

Она не могла говорить. Слова застревали в горле. Русые волосы девушки растрепались, руки дрожали. Галина обняла девушку, шепча ей на ухо ласковые слова:

– Вера, успокойся, всё уже позади. Эти мерзавцы вскоре понесут заслуженное наказание. Их будут судить. Столько дел натворили. Сколько людей в своей дикой злобе скормили собакам. Рябцева тебе очень повезло, что мы с Максимом подоспели вовремя. У тебя есть ангел хранитель.

В это время Вера думала о своём, мол, зачем эти изверги будут жить. Их ждёт лютая смертная казнь, и я это дело проверну. Ох, как проверну. Она во всём соглашалась с женой Рубашкина, а мысли у неё уходили к мести. Девушка знала, где и что у них находится. Фильмы, которые они смотрели, как их собаки рвут живых людей, приводили её в ужас. Порой она теряла сознание, но эти бандиты умели приводить её в чувство.

– Ну, что, девушки, будем с ними делать? Домой нам их не утащить. Здесь оставлять опасно, дикие звери, почуяв кровь, могут наведаться сюда. Связи с деревней или полицией никакой, – сказал Рубашкин. – Я думаю, давайте переправим их в дом, и сообщим, куда следует, пусть их судят. Мне Белкин много принёс горя, я чуть не умер в его яме, но пачкать свои руки об него я не хочу.

«Зато я испачкаю свои руки с удовольствием», – подумала Рябцева, но ничего не сказала. Лицо её изменилось. Она злобно сверкнула карими глазами, будто приговорила раненых к смертной казни. Душа её, как вулкан, кипела от негодования. Рубашкин взглянул в её лицо и ужаснулся, подумав:

«Эта девочка ни перед чем не остановится. Беда, если эта злоба и боль останется в её душе на всю жизнь. Эх, Белкин, Белкин, из какого ты племени вышел? Вроде свой парень деревенский, а что ты вытворяешь? Голова идёт кругом. В твоей башке, видимо, бес сидит. Мне кажется жить тебе осталось недолго. Эта девчонка сведёт с вами счёты. Вон как горят её глаза. В них нет жалости и пощады. Так что Гришка ты не в ту степь залез».

Эти мысли его долго бы ещё мучили, но надо было возвращаться в деревню, закончился запас пищи и воды. Он пошёл в дом, где жили бандиты, и стал осматривать его. Собрал камеры, которые с таким удовольствием по вечерам просматривали Затяжной и Белкин, вышли во двор, там увидели носилки. Максим проверил их и убедился, что они сгодятся для переноса раненых в дом. Так эти два товарища по криминалу снова оказались на своих железных койках, но уже не в силах что-то предпринять, что-то переделать. Временами, придя в себя, они хотели покончить жизнь, но их руки были связаны проволокой, которую Рубашкин нашёл в их доме. Вскоре группа из трёх человек отправилась домой. День клонился к закату, солнце повисло над верхушками высоких елей, готовое вот-вот упасть за горизонт. Максим, и две женщины шли по компасу к своей деревне. Но вот опустилась темнота. Рубашкин остановился около небольшой сухостоины, скинул рюкзак и сказал:

– Привал, девушки, заночуем здесь.

Он вынул топор и стал готовить дрова на костёр. Когда появился огонь, тьма окончательно нависла над лесом. А невдалеке на высокой сосне Вера Рябцева увидела зеленоватые, отдающие краснотой зеленоватые огни, потом послышалось шипение, и Вере показалось, что оттуда доносятся слова: «Висшу, плясшу, матке скасшу». Рябцева задрожала и прижалась к Максиму.

– Вера, не бойся, это филин наводит свой порядок, – сказал Максим, – давайте поедим, что бог послал и спать. Путь до нашей деревни неблизкий, надо экономить силы. А этих бандитов, я думаю, должен забрать вертолёт, на машине сюда не пробраться.

Нарубив зелёных веток и устелив их на землю, Рубашкин лёг спать. За ним легли и женщины. Вскоре послышался храп уставших людей. Когда забрезжил рассвет, Максим пошевелился. Он внимательно взглянул на своих спутниц и с ужасом увидел, что нет Рябцевой. «Неужели она там, – думал он. – Ай, да девка, простить не может. Может, это и правильно. Я – мужчина им тоже не простил, только я хотел, чтобы их судили, а она женщина более импульсивна». Услышав, что уже поднялся муж, зашевелилась и Галина.

– Где же Верка? – спросила она.

Максим только пожал плечами. Он набрал полные лёгкие воздуху, и его голос загремел. Эхо разнеслось по всему лесу и отозвалось а-а-а-а. Но всё было тихо. Девушки нигде не было.

В это время Вера Рябцева шла к хутору. Она ещё не знала, что будет делать, увидев тех, кто в течение почти целого месяца издевались над ней, придумывая всё новые и новые способы секса, от которых у девушки всё болело внутри. Отвращение и боль пронизывали всё её существо. Сейчас её будто кто-то толкал в спину. Она безошибочно вышка к дереву, где эти два бандита устраивали свои спектакли при кормлении собак. Солнце вышло из-за горизонта, и на душе у девушки стало веселей. Вера посмотрела на убитых собак и горько, горько заплакала. Груз тяжести отпустил её, и слёзы потекли градом. Рябцева легла на землю и долго смотрела в небо, провожая взглядом тучи с севера на юг. Сколько времени девушка так лежала, она не помнит. Очнулась от карканья чёрного ворона, который почувствовав падаль, сел на верхушку дерева. Она встала и пошла к дому, где лежали раненые бандиты. Они стонали и просили пить. Когда она открыла дверь, первым открыл глаза Белкин и простонал:

– Вера, это ты. Я знал, что ты меня не забудешь. Это над тобой издевался Затяжной, спаси меня, я тебе буду верным мужем. Я тебя на руках буду носить. Ты видишь, я ещё довольно молод, чтобы вот так за не понюшку табака умереть, ведь мы почти из одной деревни. Считай, может быть, наши предки были в кровных связях, и только время могло разъединить нас. Вера, ласточка моя, спаси, я жить хочу.

Девушка на сердечные позывные Гришки не отвечала. Она вышла во двор, взяла канистру бензину, зашла в дом и стала медленно поливать пол, испытывая при этом великое наслаждение, потом подошла к Белкину облила его, затем Затяжного. Гришка заревел навзрыд, Затяжной молчал и скрипел зубами.

– Верка, не бери грех на душу – это великий грех, который не отмолим, – кричал он. – На том свете будешь кипеть в котле смолы.

Вера нашла спички. Бензин растекался по полу. Она открыла дверь и вышла, чиркнула спичку и горящую бросила в дом. Произошёл хлопок, и огонь, выдавив стёкла, выплеснулся на улицу. Девушка бросилась бежать, и тут она повзрослела и осознала, что сделала. Но было поздно. Охваченный огнём, дом догорал. Вскоре вспыхнули и остальные два.

В это время Максим Рубашкин залез на высокую ёлку и стал осматривать в бинокль горизонт, где находился хутор. Увидев дым, он догадался, что это Верка Рябцева запалила избу, где они оставили раненых. Он слез и рассказал увиденное жене.

– Часов через шесть, семь она вернётся, будем ждать, – сказал он. – Давай поспим, рано ещё.