История моего браузера

И она ушла. Синее пальто еще некоторое время мелькало между стволами деревьев в парке, затем исчезло совсем. Я вернулся в отделение почты. Нашел рисунок и аккуратно перевернул его, стараясь не повредить. Даниил Максимов – значилось на обороте. Школа имени Горького, второй «А».

2

Ближе к обеду, состоявшему из несъедобных, обещавших изжогу круассанов, я вспомнил про лекцию. До нее оставалось четыре часа, а я заранее ненавидел свою группу, надеялся, что никто не придет и понимал, что не знаю ни слова по теме и вряд ли узнаю хоть что-то за оставшееся время. Непедагогично, но так и я не педагог. Через две недели забуду все это как страшный сон и попрошу Артема делать квесты попроще. Совсем отказаться не могу – это как мерзкий горький крепкий кофе, который ненавидишь, н пьешь по утрам, потому что привык.

– Ладно, что там? – сказал я сам себе вслух. Стены с блеклыми обоями ответили глухим эхом. – Литературное мастерство. Писатели хреновы. Наверное, нужно что-то про литературу.

В голове промелькнули кучерявый Пушкин, Гоголь с лоснящимся каре и несколько других бомжеватых классиков с неопрятными бородами. Что я вообще про них знаю? Стишок Маяковского про тучки помню. Может с него и начать? А дальше что? Два часа позора с перерывом на уединенный самопозор.

В университет я отправился с паршивым настроением и уже полузабытым ощущением неудобного беспокойства где-то в районе желудка. Здание встретило меня тишиной и запахом недавно помытого линолеума. Основные занятия давно закончились. По коридорам изредка слонялись запоздавшие лаборанты, гремя ключами и флегматичные заочники. Техничка прошла мимо меня пыхтя и тяжело волоча ведро. Под ее неодобрительным взглядом я прижался ближе к стене и там нашел расписание. Что ж, минут пять на поиск кабинета и столько же на знакомство. Дальше что?

Я поймал себя на мысли, что уж слишком сильно беспокоюсь о работе, которую через две недели с радостью заброшу и укачу обратно в столицу. Можно пропустить еще минутку, делая вид, что перепроверяю номер кабинета. Сто второй – значит первый этаж и, к сожалению, не далеко. Взгляд сполз с расписания на стенд, на котором желтели старые фотографии города, чьи-то серьезные лица с прической на бочок и ссохшиеся как осенние листья от времени приказы.

Ах ты же чертов засранец! На самом верху над списком давно отчисленных и нашедших себе работу студентов контрастно чернела открытка с городом времен моего рождения. На монохромной карточке все те же низкие дома за парком, а над ними Каланча Цапа! Она же старая водонапорная башня, снесенная видимо по чьему-то указанию уже давно, еще в красно-социалистические дни до самого фундамента. Сейчас на этом месте наверняка пустырь и туалет для приблудных собак, но тут еще целехонькая будущая звезда детских страшилок стремилась к небу, как пузатая ракета. Вот что я должен был тут увидеть! Артем хитрец. Но рано торопиться с выводами. Его квесты обычно куда сложнее чем кажутся. Оглядевшись по сторонам, я снял открытку со старомодной железной кнопки и сунул в карман.

Сто второй действительно был на первом этаже. Но все оказалось несколько сложнее. В большой, хоть и старомодный кабинет со столами полукругом вела узкая незаметная дверь между туалетом и кладовкой. Номера на ней также не оказалось. За дверью слышались приглушенные разговоры и дребезжание телефона. Я вошел и голоса стихли. На меня уставились шесть пар глаз.

– Добрый вечер, – дежурно сказал я, подумав с сожалением, что не захватил даже стопочки черновиков для приличия. С пустыми руками и в застегнутой куртке я выглядел глупо. На всякий случай подождал, пока мои студенты поднимутся. Но никто не шелохнулся. Они тихо сидели на выставленных перед моим столом стульях, держа в руках блокноты и с любопытством и подозрением смотрели на меня.

Шесть. Негусто. Хотя я предпочел бы вообще никого.

– Это все? – уточнил я.

– Крылова опаздывает, – сообщил упитанный студент в белом свитере с такими же белыми мелкими локонами на голове.

– Хорошо. Точнее плохо. Плохо что опаздывает, но хорошо, что ты в курсе. Будешь старостой.

– Я не…

– Не можешь поверить счастью – я понял. Как зовут?

– Илья. Штерн.

Я вспомнил про купленный утром блокнот, извлек его из кармана, тут же получив бонусы к солидности и протянул Штерну.

– Накидай мне список. Всех. А крестиком пометь тех, кто пришел.

Штерн, внутренне негодуя и сопя принялся царапать карандашом мой блокнот. Что ж, начало неплохое. Минут пятнадцать убил.

Кроме недовольного Штерна на меня пялились еще пятеро. Справа девушка с длинными, напрашивающимися на ножницы парикмахера волосами. В списке Штерна она значилась как Лиза. Фамилию прочесть не смог. Рядом с ней сидела то ли Лена то ли Лера – новоиспеченный староста имел неоднозначный почерк. Черное как у Гоголя каре, колючий взгляд ослепительно-белый воротничок под депрессивно-темным жакетом. Я быстро отвел взгляд. Следующий стул оказался пуст, а сразу за ним, вытянув ноги в белых брюках таращился в телефон умудрившийся прилечь на стуле умник. Умника звали Егор. Фамилия мне была не интересна. Высокий парень в свитере с узким горлом был пятым в списке. Он натянул ворот до самого носа и так и сидел, рисуя что-то в блокноте. На свою фамилию Сыч он только отсалютовал кончиками пальцев, по-голливудски мелькнув ими возле виска. Последним был одетый в костюм тройку и очки Леша Окунев. Ниже очков Леши зеленела медицинская маска, а под ней торчал острый кадык.

Зоопарк. Я пробежал глазами по списку еще раз. Слишком быстро завершил перекличку. Подбиралось неизбежное время стишка про тучки, но я его, как запоздало подсказала память, знал очень посредственно.

– Простите, – девушка в синем пальто скользнула в аудиторию и заняла свое место на пустом стуле. Полина, кажется. И чему я удивляюсь? В этом городке не миллионы живут. Полина смотрела на меня без интереса поверх приготовленной тетради. Не узнала или делала вид, что не узнала.

– Что вы вообще знаете о литературе? – спросил я, хлопнув блокнотом.

– А вы? – неожиданно спросил Штерн. Я ожидал вопроса с подвохом от мажора, лежащего на стуле, но тот даже не пошевелился. Зато Лиза испуганно округлила глаза, а Сыч усмехнулся в свитер.

– Ну, что-то да знаю, – скрипнул зубами я и взглянул на часы. Быстро припомнил все, чего успел начитаться по дороге от гостиницы с экрана телефона. – Начнем с базы. Всю литературу можно разделить на три категории: лирика, драма и эпос. Но не та драма, которая в одном ряду с комедией и трагедией…

– Мы это знаем, – мягко перебил Штерн. – Это основы литературы. Нам бы другое услышать.

– Эй, наверное, перед тем, что вы называете «другое», неплохо бы повторить базу? – я закипал.

– Из девятого класса? – Штерн закатил глаза. – За что я отдал двадцать тысяч?

Я скользнул взглядом по остальным. Задержался на Полине. Она все еще пребывала в режиме ожидания, положив ногу на ногу и разместив на коленке тетрадь. Кончиком карандаша она постукивала себя по носу.

– Остынь и закройся, Штерн! – подал голос мажор-Егор, не отрываясь от телефона. – И двадцатку себе засунь свою, усек? Профессор, продолжайте.

На секунду я проникся к нему благодарностью, потом с вызовом кивнул.

– Может сам уберешь звонилку?

– Не могу, – мгновенно отозвался он. – Я там конспектирую. А еще меня вот-от бросит девушка, а отец оставит без машины на выходные. События связаны между собой, но в обратном порядке.

Урод. Все уроды.

– Вы литератор? – примирительно спросил Штерн.

– А твое какое дело?

– Хочу знать.

– Нет. Я писатель.

– Знаменитый?

– Очень.

Полчаса. Еще шестьдесят минут нервного трепа, если не задерживаться с перемены. Но я планировал задержаться.

– Про что хотите знать? – спросил я, вдруг внутренне почувствовав себя настоящим писателем, пусть придуманным на пару недель. В крови сразу заиграло превосходство.

К потолку протянулось несколько рук.

– Окунев. Верно назвал?

– Как придумать конфликт?

– Еще кто? Лена Гоголь.

– Я Лера и не Гоголь.

– Да плевать.

Она пожала плечами.