– Яв-Яврон.
– Комиссию интересует цель вашего пребывания в городе.
– К-какя к-комиссия, ты же один сидишь!
– Ага, значит, можем не заикаться? Ты обвиняешься в ереси, заговоре против короля, и в гусекрадстве.
– А-а, э-э, причем здесь гусекрадство?
– Значит, первые два обвинения признаешь?
Так и запишите.
– Нет, этот суд не действительный!
– Может, ты и жалобу хочешь наваять?
– Чё? Ну да! Дайте бумагу и перо!
– Дайте ему.
Кат прокосолапил к жалобщику и дал ему такого щелчка, что тот свалился со стула.
– Не то, – инквизитор поморщился, – бумагу и перо дай, просто дай.
Палач протянул требуемое, предварительно сплюнув в чернильницу.
– Пишите… – разрешил инквизитор и повернулся к писцу взять почитать протокол. – Ну, ты
писец! Всем писцам писец! Ты зачем все заикания писал?
Тот что-то в ответ пропищал и протянул ворох инструкций по составлению протокола.
– Убери от меня эту гадость, – инквизитор сделал суровое лицо, потом обратился к подсудимому, – ну, скоро ты там?
– Вот! – парень поставил точку и отдал свиток. – Писец, проверьте текст на наличие грамматических ошибок и нецензурных выражений.
Похожий на близорукую крысу, писец, почти касаясь носом пергамента, стал читать документ.
От напряжения он потел и сопел, шевеля синими губами. Наконец, он закончил и с поклоном вернул свиток инквизитору. Тот, мельком глянул, вздохнул, меланхолично продолжая:
– Ну что ж, ставь дату и число.
Почувствовав, как ситуация склоняется в его сторону, Яврон размашисто расписался и тут же свиток был вырван у него из рук. Инквизитор стал читать вслух:
– Я, нижеподписавшийся, признаю себя виновным во всем и отдаюсь… Чего? Ну да… на справедливый суд церкви. Попался голубчик. Ха-ха-ха-ха!
– Вы негодяи, подонки…
– Не бойся, чистосердечное признание облегчает душу. Душу, но не страдания. Ха-ха-ха-ха-ха… Апчхи! Пыльно тут, однако…
Яврон встал, ухмыльнулся:
– Счастливо оставаться, ублюдки, – повернул на левом безымянном пальце кольцо и исчез.
– Так, – инквизитор замер, – что?
– Ушёл, гад, – палач сбросил колпак, обнажив пилотский шлем, затем снял и кожу, под которой обнаружился комбинезон. – Ну да ладно, сам ушёл. Значит, контракт расторгнут.
– Да-а, – писец отлеплял нос, – ещё двести лет отвоевали.
Инквизитор встал из-за стола и прошёл на середину комнаты:
– Настоящие священники очнуться ещё не скоро, готовьтесь к переходу. Водку не забудьте!!! Мы этим бизнесменам, пирамидостроителям устроим… Жаль – этого на костёр не успели посадить.
– Ничего, – гвардейцы раскладывали аппаратуру, – ещё успеем, до двадцать третьего века-то…
– Угу, – писец повернул рубильник, – русские не сдаются! Нацию, которая ест макароны с хлебом, победить невозможно!
Вся компания исчезла.
Через секунду одна из стен комнаты раздвинулась, из потайной комнаты вышли инквизитор и писец. Тупо посмотрели друг на друга.
– Кто это был?
Писец пожал плечами:
– Не знаю, туристы какие-то…
– Совсем оборзели, шныряют по времени туда-сюда. Пора прикрыть лавочку.
– Как?
– Подсунь их гению немного другую теорию времени.
– Так его хорошо охраняют, каждый хроновиток новую стражу ставят.
– Ну, так они же – люди. Можно договориться.
– Ага. Лишь бы слова подобрать, а то обидятся… Только почему…
– Потому! Потому, что история принадлежит нам! Точка, роспись, отпечаток ноги.
– Видела б тебя сейчас мама!
– Какая из трех?
– Человеческая.