Трисказ

– Ты сдурел? – Снова голос Глеба.

– А чё?

– Да ничё! – Тшшшшшш! Идёт кто-то, – голоса затихли.

– Это я, – поспешила оповестить ребят София. Ну как тут у вас?

– Плохо, – Глеб выдохнул. – Чем-то залеплен замок, не можем расковырять. Похоже, что не глина.

– Понятно, – протянула София как можно спокойнее, хотя внутри у нее бушевала буря.

Были догадки, и от них сердце едва не выпрыгивало наружу. Было страшно и любопытно одновременно. – Попробуйте ударить разок. Не получится – сразу разбежимся по комнатам.

– Ладно, но только разок. Я за молотком, – Глеб вернулся быстро. – Давайте без дурости. Один удар и бежим наверх. Все усекли? – раздалось угуканье. – Ударю я сам. Разойдитесь!

Никто не заметил, как София потихоньку зашла за спину Глебу и встала слева от него чуть поодаль, очень близко к коридорному шкафу – так ее стало почти не видно. Прогремел удар, результата он не принес. Отвертка отскочила, упала на пол с грохотом, дети бросились бежать прямо по коридору и вверх по лестнице. А внизу, тайком ото всех, осталась София. Она открыла книгу на первой попавшейся странице, одной рукой натянула ее, а указательным пальцем второй резко провела по ней. Потекла кровь. Палец с ранкой она поднесла к замочной скважине и прикоснулась к «неглине», затем поскребла ногтем, совершенно без усилия, и из замка тонкой струйкой потек песок. Отверстие для ключа было свободным. В него даже можно было заглянуть при желании. Вот только теперь София испугалась настолько, что и не помнила, как пробежала весь коридор, лестницу и оказалась в своей комнате под одеялом. Всю ночь она шарахалась от любого звука и тряслась от страха. Ей казалось, что страшная сущность вылезла из комнаты и рыщет по дому в поисках. А ещё ей было страшно оттого, что завтра отец поймет, что произошло, и будет ругать. Наконец, когда из-за леса показались первые лучи солнца и запели соседские петухи, София заснула и проспала до обеда. Ей снилось море.

Сказ 2. Фата-моргана

Холодный ветер нес аспидные тучи над взморьем. Волны бились о безмолвные, принимающие любую участь как данность, скалы. На горизонте сверкнула первая молния. Надвигалась гроза, явление настолько редкое для этого места, что ее приход был праздником для людей, живущих здесь, на Краю Мира, в Твердыни Ашшур. В эти дни у них нет работы, а значит, они могут заниматься, чем пожелают. Сложно представить постройку более величественную, чем каменный исполин на берегу Великого Океана. Шпили его башен пронзали облака, и редкие обыватели, которым довелось его запечатлеть, считали, что он мог бы дотянуться до светил. Чтобы дойти из одного его конца в другой, нужно было потратить день, а чтобы узреть Ашшур целиком, нужно было уплыть за горизонт. Здесь, под сенью Негаснущих Солнц, в объятьях Великого Океана, жили Служители Твердыни, отрекшиеся от мирской жизни, выбравшие путь сложный и тернистый, взвалившие на себя ношу, непосильную ни одному живущему, и получившие за все свои труды и лишения дар. Эти приверженные своему делу, поистине уникальные создания распорядились им, как и подобает Слугам. Отдались воле его истово и фанатично. Даром тем была жизнь, превышающая век простого человека в разы. Никто не знал истинного предела долголетия, по одним слухам, Старейшинам Твердыни около шестисот лет, по другим – за тысячу. Известно одно: Твердыня была построена людьми в эпоху Тангата Ке. А вот в начале ее или в конце – не знает никто. Седьмое светило ушло с небосвода, вместе с ним ушли и люди той эпохи, оставив после себя лишь каменного исполина и Заветы Служения, по которым и по сей день живут их потомки.

Раскаты грома становились сильнее, стены Твердыни осыпали капли холодного ливня, Служители Ашшура покидали Залы, полы их черных ряс неторопливо скользили по смарагдовому мрамору. Уже за дверью раздались первые голоса.

– Третья гроза в этом семестре! За свои добрые два века не припомню такого.

– Да, природа разбушевалась не на шутку. Какие планы?

– Я посплю, последние дни чистил у читающих повторы Иллюзий. Их что-то много больше обычного. Глаза очень устали, и голова гудит, нужно как следует отдохнуть.

– Хорошо, увидимся тогда на Кхарахте?

– Да.

– А сколько было повторов?

– Шестнадцать.

– Ого!

– Это только по одному звену.

– Немыслимо. Отдыхай, брат.

– А ты?

– Я спущусь к Черным Камням.

– И что ты только в этом находишь? Опасно же.

– Я люблю дождь. Не могу пропустить.

– Дело твое, но, видит Ашшур, лучше б поспал.

Те, кому принадлежали голоса, растворились в общей массе Служителей, которая двигалась вниз по винтовой лестнице. По мере продвижения она становилась все менее густой, а к нижнему ярусу и вовсе дошел всего один человек. Он спрыгнул с последней ступеньки и припустился по широкому коридору. Дойдя до того места, где он разветвлялся на два, один из которых вел в северную часть Твердыни, а второй – в южную, человек повернул налево, на север и примерно через полчаса достиг незаметного ответвления. Проход, узкий с низким потолком, привел его к небольшой дверце. Загремели ключи в руках у Служителя, щелкнул замок, дверь открылась, но с трудом – с той стороны на нее налегал ветер. Стихия уже вовсю бушевала над Твердыней, молнии одна за одной били в океан, они стали невольными свидетелями того, как на утес вышел человек в черной рясе, снял свой капюшон, расправил руки и принял на себе всю силу потоков ветра и дождя. Он что-то кричал стихии и смеялся, словно сумасшедший, но молниям этого было не понять. Промокнув насквозь за несколько минут, человек опустил руки и присел на голый камень. Теперь взгляд его был направлен в иссиня-черную пучину океана. Он что-то шептал. Но шепот тот был едва слышен ему самому. Достоверно известно одно: этот шепот был благоговейным и преисполненным священного трепета перед тем, что сильнее его и всех живущих, перед великой природой – стихией. Затем случилось следующее. Не то что молнии, а ни один живущий в этом мире не смог бы объяснить происходящее. Человек вдруг замолчал, резко перевернулся и грудью лег на холодный камень. Было видно, как он что-то высматривает. Затем он, вопреки здравому смыслу, схватил брошенную мокрую рясу, вскочил, побежал правее вдоль кромки утеса и в той части, где он был более или менее пологим, стал спускаться по острым скользким камням прямиком вниз, к бушующему океану. Пару раз он едва не сорвался, но в итоге спустился туда, куда дотягивались гребни волн. В него то и дело летели брызги, и каждый удар волны об утес мог стать для него последним. Человек ждал одну волну, вторую, третью. Затем, когда вода уходила вниз, пробирался налево, и наконец замер возле торчащей из скалы ветки, скрутил рясу, словно веревку, и привязал один конец к ветке, а второй – к правой руке. Волна ударила еще три раза, а на четвертый человек сделал стремительный рывок ей навстречу, погрузившись в нее почти всем телом, при этом ряса натянулась, но выдержала вес Служителя. Вынырнул он с чем-то красным в руках. Обратный путь наверх дался большой ценой. Руки были стерты в кровь, на теле ныли ушибы и кровоточили бесчисленные ссадины, но он все еще был жив, стоял на твердой земле, однако недолго. Его пошатнуло, повело вправо, повалило наземь, а взгляд его, несмотря ни на что, все ещё осознанный, устремился в небо. Было не видно из-за туч, но на небосвод взошло четвертое светило мира – Пурпур. А это значит, что в общей зале Ашшура начался Карахт, традиционная трапеза, единственная за сутки, длившаяся от прихода четвертого до захода шестого светил.

Во время грозы в трапезной было больше людей, чем обычно. Все касты спускались сюда и занимали места за столами. В конце залы за узкими столами ютились Посвященные – низшая каста Ашшура, самый большой стол занимали в центре залы представители средних каст: Смотрящие, Читающие и Хранители Архива. За столом, во главе, восседала высшая каста Настоятелей. Но был ещё один стол. Он стоял перпендикулярно остальным и был также сервирован, как и остальные, однако за ним никто не сидел. Это был стол Старейшин. По меньшей мере последние шесть сотен лет он пустовал. Тем не менее, каждый Карахт его сервировали и верили, что настанет день, когда двери Комнат Забвения откроются и Старейшины явят себя слугам Ашшура. Сегодня этого не произошло, и стол был пуст, а еще было пусто место рядом со Служителем Годми, которое обычно занимал его сосед по келье Аиир. Первому это показалось странным, и, прихватив с собой ещё одного брата, он отправился на поиски. Они продлились недолго – рядом с седьмым северным выходом был обнаружен лежащий без сознания брат, в руках он сжимал что-то красное.

– Сбегай к Посвященным за носилками. Скорее всего, есть переломы, на руках не унесем, – скомандовал Годми. – И пусть у них подготовится врачеватель, да как следует. Скажи, что пострадал Служитель.

Собрат, не проронив ни слова, засеменил ко входу в Твердыню.

– Эка тебя угораздило. Говорил же! Не дело это – под грозой гулять, – Аиир не ответил. Он все так же лежал без сознания, и лишь изредка вздымающаяся грудь говорила о том, что он всё ещё жив.