Бродяги. Путь Скорпиона

– Белёсый связан с колдуном клятвой, – спокойно сказал Ориоль, отряхивая штаны от прилипших листиков. – Пусть вернётся к нему. Иначе за нами до самого Горького моря будет тянуться хвост. Надеюсь, никто не хочет, чтобы колдун читал ваши мысли и путал сны?

– Хвоста не будет. Но враги всё равно останутся за спиной, – возразил Тамаз. – Они придут за нами. Не сегодня и не завтра, но придут.

– И мы их встретим, как обычно, – пожал плечами клоун. – Ну и ладненько. Сбор!

И снова, словно по какой-то тайной договорённости, все члены команды задвигались, заработали слаженно и быстро, собрали вещи, затушили костёр и направились к повозкам.

Первые красные лучи солнца осветили фигурки циркачей, превращая их в ожившие гранатовые статуэтки.

Ру-Ру коснулась локтя Ориоля, её глаза взволнованно заблестели, голос сделался вкрадчивым.

– Ори, близнецам ты запретил, но мне ведь позволишь съездить к границе? Встретить его. Ты же знаешь, если он кого-то нашёл, ему нужна будет помощь. И я, я просто не выдержу. Я так долго ждала…

Её рука задрожала.

– Нет, – ответил клоун твёрдо. Но видно было, что эта твёрдость даётся ему тяжело. – Нет, Рузиль. Доверься ему. И давай следовать плану.

– Я не могу просто сидеть и ждать. Не могу! – вскрикнула она.

– Ты ждала много месяцев, – добавил он потеплевшим голосом. – Осталось подождать ещё немного.

– Может, он сгинул. Может, погиб… И она тоже…

Ориоль закрыл ей рот своей большой тёплой рукой.

– Только не Гаспар. Только не наш Клешнявый. Нет. Он жив.

– Да откуда ты знаешь?

– Чувствую.

Он улыбнулся, обнял её и зашагал вперёд, туда, где пестрел в рассветных лучах раскрашенный цирковой фургончик.

* * *

Когда над равниной взошло солнце и прозрачный змей растворился в вышине, даря колдуну последний взгляд на удаляющийся обоз, Моргред поднялся с земли.

Превозмогая жгучую боль в суставах, он заспешил, почти побежал к телу юноши, который неподвижно лежал на песке.

Необычная бледность и усталость последних дней сделали лицо Анемеда почти прозрачным, мертвее мёртвых. Но колдуна это не сбило с толку. Дрожащими руками он снял с пояса инкрустированную яшмой табакерку, щёлкнул замочком, нашёптывая: «Сейчас… Сейчас, мой мальчик», сунул под нос юноше нюхательную соль.

Анемед распахнул глаза, хватил ртом воздух и задышал, как только что выловленный окунь. Его конечности беспорядочно задёргались, правая рука сорвала с головы повязку, обнажая страшную на вид, но неопасную рану на лбу.

– Тише-тише, мой мальчик.

– У неё коса. Блестящая, острая… А сама она розовая. Она стройная! Разве такая смерть?!

Альбинос то сжимал сведёнными пальцами песок, то норовил почесать рану, и Моргреду пришлось схватить его за руки.

– Остынь, Анемед! Остынь!

– Она поразила Луукаса. Отсекла ему руку. Потом они убили Квитта и Ласса, прямо на лошадях. Микку из Глухолесья провалился в яму, и за ним я… А там, там…

Анемед задышал тяжело, с хрипом. Колдун снова отцепил от пояса что-то вроде зеленоватой бутылочки с масляной жидкостью, капнул прямо на воротник юноши.

– Вдыхай, вдыхай!

Альбинос уткнулся в ткань, глубоко вдохнул пахнущий эвкалиптом и мятой эфир, уронил голову на песок.

Его грудь медленно поднялась и опустилась. Он добавил сонно и вяло, как в бреду:

– Чудовище в яме… Чудовища повсюду…

Моргред кивнул, пригладил его белые жёсткие волосы тонкой ладонью, прошептал:

– Я просил тебя остаться. Ты не послушал.

Юноша перевернулся на бок и зарыдал.

Безмолвно сидели они, обнявшись, на клочке земли, лишённом растительности. А ветер поднимал песчинки в воздух и заметал тусклые следы, оставшиеся после кровавой ночи.

Часть III. Порча

Слабые умы, подверженные суевериям, становятся лёгкой добычей хитрых и изобретательных обманщиков, именующих себя колдунами. Нам, мужам учёным и зрелым, не пристало верить во всю эту чушь. Но следует понимать, что народные слухи о сих жуликах, отчасти основаны на правде. Дело в том, что колдуны – талантливые и убедительные ораторы. Они хорошо разбираются в человеческих страхах. Убедив кого-то, что навели порчу или сделали предсказание, они ждут благоприятного момента, чтобы с несчастным случилась беда. А ежели беда не случается, сами готовы совершить кражу или поджог.

Будь внимателен, мой дорогой сын, и не поддавайся на их проделки.

    Из письма афалинского купца Матти Кая[2 - Сей свиток – единственное, что сохранилось на месте его сожжённого дома.].

1

Дни полетели быстро. Ветер начал гонять по Глухолесью красно-жёлтые листья. Временами их налетало так много, что можно было выйти во двор и полежать на душистом ковре. В «Мамочкином приюте» чаще стали топить печь.

И хотя осень в этом году обещала быть мягкой и солнечной, в трактире поселилась тревога – самая незваная гостья из всех, кто прежде здесь дневал и ночевал.

С тех пор как Луукас Краснолицый и его люди покинули двор «Мамочкиного приюта», его обитатели чутко прислушивались к звукам со стороны дороги.

Если слышался топот копыт или человеческие голоса, все в трактире замирали, а рука Тойво тянулась под стойку, где висел заряженный арбалет.

И трактирщик, и Лемпи, и старая Ку-Ку, и даже Ахти прекрасно понимали, что «Мамочкин приют» меньше всего похож на крепость, а его жильцы – на солдат. Стрела, пущенная из арбалета, только раззадорила бы врагов, сделала бы их беспощадными. А двери рассыпались бы в щепки от первого удара бревном.

Лучшим решением для всех было бы сбежать отсюда подальше, найти новое убежище. Но «Мамочкин приют» держал не хуже сосновой смолы, в которую попадают насекомые. Его нынешние обитатели знали цену тёплому очагу.

Была и ещё одна веская причина, о которой все помалкивали. Кукушка исчертила угольными крестиками уже не одну доску у камина – приближался крайний срок возвращения Гаспара и Цубасы.

Ахти часто выходил на заросший тракт и смотрел вдаль, ожидая увидеть на горизонте две рослые фигуры.

Но делал он это не потому, что скучал, – судьба заезжих героев мало его волновала. Просто случилось кое-что непредвиденное, о чём Чемпион и его напарник не должны были узнать.