Дом – член семьи. Книга стихов

Распять!» – по дороге к Иерусалиму —
свинцом ощущал на себе гонимый.
Пилат удалил из своих палат
Христа и в неистовство впавший народ,
ни в чём никогда не имевший меры.
«Распять!» – взглядом Ирода-лицемера
уж воображаемый крест падёт
на плечи Христа. И не будет слов
других, кроме слова «распять» – в поколеньях.
Когда ещё грешным придёт искупленье!
И сколько ещё впереди Голгоф!

Что творится на Руси

Что творится на Руси —
просто, Господи, прости!
Побросайте, лесорубы, топоры!
Да берите тут же в руки штОпорЫ!
Где летами колосился лес густой,
там угрюмо возлежит пустырь простой.
Где лихачили ребята егеря,
не увидишь ни синиц, ни снегиря.
Что-то, что-то я давненько не слыхал
счёт годам моим кукушкин. Перестал
гриб расти, черёмуха цвести
и рябины рябь алеть в горсти.
И аукаться детишки в гуще чащ.
Лишь пустырь, пустынн, не прибран и молчащ.
Что творится, что творится на Руси!
Просто – Господи, прости!

Год под №2020

Год под номером Двадцать-двадцать
дал нам повод у ёлки собраться.
Под её голубыми ветвями
застучали посудой мы с вами.
Зазвенели боками бокалов.
Ждём того, что ещё не бывало
в нашей жизни. Не в укоризну
нам сказать: ждём-пождём мы от жизни
всё чего-то… кого-то… когда бы
к нам пришли б деньги, слава и ямбы,
что мы ждём всё с ожесточением —
с к а з о ч к у, что зовётся свершением.
Знаем мы: не бывать блаженству,
достижимости и совершенству.

То ли кот линяет, то ли тополь

То ли кот линяет, то ли тополь,
только весь усыпан пухом пол.
Ноту вывел зяблик – выше тоном.
Сойка распушила свой хохол.
Помелом сквозняк поднял пушинку.
Кот набрал очередной разгон.
Помнишь ли – с каким надземным шиком
Прокатил нас счастья фаэтон?
Поскакал за розовым фламинго
Солнца диск. Мы не забыли юг.
Ну а счастье показалось мигом.
Не удержишь – выскользнет из рук.

Верность стилю

Живописец нигде не бывал.
Рисовал он как бы заочно.
Заоконный пейзаж рисовал,
разбивая его на точки.
Кучевые писал облака,
Разграфлённые в раме на клетки.
И, пока не устанет рука,
конструировал он виньетки —
для загадочных миниатюр,
где угадывались то локон,
то изысканнейшие натюр-
морты, то блики из окон.
И какой-то секрет он знавал.
Был ему всякий образ послушен.
В акварелях запечатлевал
поцелуй мимолётный воздушный.
Но в картины земной красоты,
а её в них с избытком было —
каждый раз заносил он черты
давней женщины, что любил он.
Крылья птицы – бровей разлёт
самой лучшей из многих женщин.
Вот глаза – выставляй хоть на лот
взгляд чудесный – ни больше, ни меньше.
Уловил он в рекламе овал
дорогого лица любимой.
Как он прежде его целовал!
И любовь не казалась мнимой.
А когда пол-луны рисовал,
не Ван Гог, но увидел ушко —
то, которое он целовал
на небесной ночной подушке.
Гроздь рябиновая – поцелуй.
Кратковременный он и беспечный…
Расписался в картине в углу,