Щенки. Проза 1930-50-х годов (сборник)

Выбираясь из бака, они переворачивают его и, когда он падает на пол, заглядывают внутрь и видят, что стенки чистые.

Первый щенок выбирается из кухни под столами, по траве к дороге, в первый раз перебегает канаву, задевая дикие маки на черных мохнатых стебельках, и продолжает вперед. Второй за ним.

Оба оставляют лагерь и бегут на запад.

* * *

Один идет быстро, а другой отбегает в стороны. один гонится за сусликом, а другой ловит птицу. один бросается вперед, а другой пропадает в соснах. один слизывает языком бруснику, глотая по ягодке, а другой старается набрать в рот побольше, чтоб проглотить сразу. один лает весь день, а другой стонет во сне. Один тянет налево, а другой – направо.

Пройдя через сосновые леса, через сопки, каменоломни, две долины и три речки, пробывши вместе несколько дней, они решают расстаться.

Ночью, сидя у воды и поднявши головы вверх на луну, они поют друг другу песни, которые слышали в лагере: «За рекой барана режут, я баранины хочу…» и т. п.

После этого первый взбирается вверх, а второй лезет на холм, в ельник, ложится и засыпает.

III. О первом щенке

Первый щенок до вечера карабкается когтями по корням, под высотой. У перевала на вой снизу он выглядывает, обрызгиваясь, из мокрых листьев и видит море. А на земле, в темноте, между крышами поселка, различает беготню. По холмистому берегу под черным телом щенка солдаты тащат из разбитых стен, звенящих стеклами, через ворота вещи; перебрасывают через заборы сено, волокут на веревках телят, и головы у телят выставлены вперед.

А дальше, на воде, вытянув шею в складках, щенок видит десяток барок в огнях. То к одной, то к другой в беспорядке подходят лодки и толпятся вокруг, поднимаясь на воде. Люди в них мостятся к бортам, перебрасывают и втаскивают наверх мешки, живых овец и телят с ревом, и гребут обратно.

Щенок, ища сухого места, навостряет уши на крики и опять смотрит, опираясь о стволы, царапая кору.

Внизу в деревне темнеет. Сыпятся из окон стекла, солдаты выбивают рамы, продирают мешки в осколках; мятый самовар катится в канаву. Старуху волокут на сундуке. В двух концах мигнули выстрелы. Вслед за их стуком зашумел крик. Солдаты подбираются через овраги и тащат на спинах мясо, путаясь в высокой траве, – ободранных овец с окостеневшими ногами, пестрых как фасоль, с разрывами жира, – и валят на брезенты, в лодки. Не отрываясь от них, щенок вертится в опавших листьях у обрыва, проваливаясь лапами. Яма под ним глубиной в рост. Крест-накрест, торча из ее боков, висят обросшие землей корни, а на самом дне блестит вода.

Он заглянул туда, нет ли пищи? Только он лег, чтоб заснуть, как по тонкой косе – видно по песку – замелькал бегущий в белой рубашке, а за ним, растянувшись, трое в шинелях.

Четверо со скачущим промежутком приближаются к подъему. Рубашка лезет в сосны босыми ногами и руками, хватаясь левой, опираясь на локоть правой, в которой что-то крепко держит. Солдаты еще внизу, последний отстает и кричит вдогонку; зовет; махнул и побежал обратно.

Второй на крик оглянулся вниз, зашатался, прыгая на ребрах сапог, хватаясь равновесия, поскользнулся на хвойных иглах и поехал назад по склону в ветках, сбивая капли; ударился о ствол и минуту сидит, ругаясь вслед, задравши ноги из скомканной шинели.

А первый почти догнал, живо дыша, ломая сучья – руками сквозь листья, – паренька, всползающего без оглядки.

Тот слышит за собой и кричит на помощь каким-то ржавым писком, но не перестает взбираться наверх, царапаясь пальцами в мокрой земле, почти до самого щенка.

Уже видна у него под носом сопля, закрывшие лоб волосы и побледневшее лицо в веснушках с испуганными глазами. А в руке голый петух без головы. Тут солдат поймал его за ногу и потащил вниз; сучок под рукой обломился, а солдат, утвердившись на уступе, закрутил воротником шею так, что откинутая голова треснула и мальчик вытянулся всем телом. Солдат – натянулась кожа на сгибах пальцев, кости побелели на кисти – закручивает сильнее мокрый ворот, вытянув ситец, под ногтями ткань разошлась треща, и парнишка вылез плечом, выдираясь руками из рубахи, но закручена у горла. Солдат держит левой рукой, правой всаживает ему в рот петуха. Мальчик отклоняется, туго ворочая головой, но петух норовит в рот, мажет по зубам. Он отталкивает рукой и хрипит, и хватает солдата за рукав. Оба только дышат тяжело. Наконец солдат, замахнувшись, дает ему еще по голове петухом и говорит сквозь одышку:

– Вот тебе, б...., сука, а теперь кушай, кушай, не воротись!

Он отставляет руку, которой держит пойманного, чтоб было побольше размаху, и удачно попадает петухом в нос и в зубы.

Мальчик откидывается и кричит, как у колодца ворот, особенно от страха. У него из разбитой губы и из носу, перевивая соплю, вытекает кровь, он вырывается. Однако солдат зажал крепче и, тряхнувши, задел за ветку, разорвал по ребру сучком, а на крики вверх между сосен вылез кусочек неба. Издали только птица. Это тебе не шишки, не столько пить, сколько лизать капли. Лукаво в пыли выбирать желтый цвет из зелени, венки на заборе, по шее со слезами в сметану, и опять петухом, так что совсем осипло.

Мальчик перебирает босыми ногами и рвет рукав шинели. Солдат дает широкой горстью последний раз, бросает на землю и сбивает сапогом на несколько шагов вниз. Мальчик упал удачно на руки, полуползет, вскакивает и поднимается бежать. Тогда оставивший было это дело солдат опять прыгает за ним, только чтоб крикнуть для страху. Но мальчик, ошалев, босиком легко взбирается по стволу кривоватой сосны и там – с ветки на ветку.

Солдат, держа петуха, спускается не торопясь к дереву и, задравши голову, кричит:

– Где Настя? Куда вы ее девали?

А мальчик, захлебываясь плачем, с напряженным лицом расчистил ветки, плюнул сверху и кричит ему:

– Сам вор, дерьмо, я тебе попомню!

На это солдат остановился, взялся за сосну и с трудом полез. Мальчик кричит: «А что я, я не знаю, где Настя!» – и лезет выше и выше, выглядывая, где тонкие сучья, а солдат бормочет: «Подожди, я тебе дам духу», и совсем от него близко, качаясь со стволом, тянет руку за его ногой. Мальчик подбирает ноги и у самого неба отползает от ствола по ветке.

Солдат глядит вниз на плетенку сучьев, пробует ветку, бьет сапогом, чтоб сломать, вытягивает руку, не может достать, нет ножа, чтоб срезать. Молчащий мальчик глядит на него, выпучив глаза, мало что понимая.

Вдруг он съежился, глаза изменились; не меняя места, он глядит назад за спину солдата. Он вытянул руку, показывая на что-то сзади, и завизжал своим скрипучим голосом, с ужасом глядя туда так страшно, что солдат оглянулся, выпустив ствол из рук, рванулся опять уцепиться, но сапоги соскользнули с ветки, и, ударяясь о нижние, он пролетел через иглы, в последний раз схватился за одну из ветвей, но силой удара сорвал шелуху и упал на землю с коротким хрустом. В этот момент он крикнул и продолжает стонать.

Щенок, унюхав петуха, оставленного тут же под деревом, нерешительно вылез из ямы, спускается к петуху, но сверху ему в спину попадает большая шишка.

Он, не выходя из кустов, испуганно поджимает зад и видит, что мальчик, качаясь наверху, метит шишками в солдата: они то попадают, то вокруг хлопают мимо. Солдат подтягивается к стволу, отдыхая, носом к земле.

«Зачем ногой?» – он сжимает рукой пучки травы, пальцы работают; от плеча к лопаткам без боли; приподнимается на локтях и хочет встать. «Только бы вернуться, надо бежать», – но неподвижную ногу защемило, как клин, колодой; он не верит боли, но ползти нельзя, и напрасно пробует подняться.

Мальчик, сидя над ним, попал несколько раз ему в голову, но слезать боится, так как солдат косит вверх, лежа у самого дерева. Иногда кажется, он без сознания, но вдруг говорит, найдя его в просвете:

– Колька, беги, позови ребят, я тебе отдам ремень.

Мальчик послушно лезет вниз и прыгает на землю возле солдата. Тот поворачивает голову и пробует достать до него, но останавливается и довольно долго и со стоном переворачивается навзничь. Испуганный мальчик отпрянул и, видно, хочет идти вниз, но задерживается и потихоньку оглядывается вокруг. Солдат уговаривает:

– Только приведи наших, дам ремень, и обойму дам, только приведи наших. Ну, беги.

– С патронами? – спрашивает мальчик.

– С патронами.

– А бить не будешь?

– Что, не веришь? Не видишь, ногу сломал.

Мальчик наклонился над ним, слушая. Солдат поворачивает на него глаза. Мальчик глядит ему на руки, нагнув голову, и видит уже давно лежащего рядом с ним петуха. Он быстро хватает за лапу и прыгает назад, но солдат успел поймать его ногу, подкосил, подтянул к себе, так что он проехал спиной по земле, и шепчет:

– Ты так! Так я ж тебя расшибу о ствол…

И он душит мальчика петух выпадает из рук, и, напрягши силы, поднимает его, чтоб ударить об дерево. Мальчик кричит ему:

– Пустите, дядя, я приведу, ей-богу приведу солдат!

Солдат останавливается. Мальчик с плачем спрашивает:

– А ремень дадите?

Это его убеждает, он отпускает мальчишку и хлопает рукой по ремню. Хочет сказать «дам!», но вместо этого стонет.

Мальчик убегает вниз, но возвращается, берет петуха, лежащего далеко от солдата, и говорит ему, следя и как будто чего-то ожидая:

– Снимите ремень, а то я не пойду, может, еще врете.