Двести встреч со Сталиным

С волнением ожидали мы вызова, на этот раз беседа велась с каждым в отдельности.

Александр Николаевич Поскребышев, секретарь Сталина, время от времени заходил в приемную и вызывал по списку приглашенных. Наконец настала и моя очередь. Я приготовился к разговору заранее, так как имел уже поручение Сталина подумать над возможностью постройки в нашем конструкторском бюро истребителя с мотором Климова.

В кабинете кроме Сталина и наркома М.М. Кагановича были Ворошилов, Молотов и кто-то еще из членов Политбюро, не помню кто, а также заместитель начальника ВВС Филипп Александрович Агальцов.

Сталин спросил меня:

– Ну, как, надумали делать истребитель с двигателем Климова?

– Да, я связался с Климовым и получил все данные о его двигателе. Мы детально проработали вопрос, и наше конструкторское бюро может выступить с предложением о постройке истребителя.

Я назвал летные данные будущего истребителя: скорость, потолок и дальность полета.

– Как вы его вооружите? Пушка на нем будет стоять?

– А как же! На нашем истребителе будет стоять пушка калибра 20 миллиметров и два скорострельных пулемета.

– Это хорошо… – ответил Сталин, в раздумье расхаживая по кабинету. – А знаете ли вы, – спросил он, – что мы такие же истребители заказываем и некоторым другим конструкторам и победителем станет тот, кто не только даст лучший по летным и боевым качествам истребитель, но и сделает его раньше, чтобы его можно было быстрее запустить в серийное производство?

– Я понимаю, товарищ Сталин.

– Понимать мало. Надо машину сделать быстрее.

– А какой срок?

– Чем скорее, тем лучше. К новому году сделаете?

– Я постройкой таких самолетов не занимался, опыта не имею… Но вот американцы делают новый истребитель за два года…

– А вы разве американец? – перебил меня Сталин. – Покажите, на что способен молодой русский инженер… Вот тогда будете молодцом, и придется мне пригласить вас на чашку чая.

– Спасибо, раз надо – сделаем обязательно. Но разрешите задать один вопрос? Вот пригласили сюда десятка два конструкторов, и каждому дается задание. Разве стране нужно столько истребителей и бомбардировщиков? Разве возможно будет все их запустить в серийное производство?

– Мы и сами прекрасно знаем, – ответил Сталин, – что столько самолетов нам не нужно. Но ведь из всех самолетов, дай бог, получится пять-шесть таких, которые будут годны для серийного производства. А такое количество новых самолетов нас не смущает.

Так побеседовали со всеми приглашенными. Каждый получил задание. Мы разъехались по конструкторским бюро возбужденные, заряженные духом творческого соревнования, с твердым намерением победить своих «соперников».

А.С. Яковлев. Цель жизни.

Политиздат, М., 1987. С. 130–136.

И.Т. Пересыпкин, 10 мая 1939 года

Окончив командный факультет академии в мае 1937 года и получив звание капитана, я был назначен военным комиссаром Научно-исследовательского института связи Красной Армии. <…>

В начале января 1938 года, не успев еще как следует освоиться с работой, я получил новое назначение – военным комиссаром Управления связи Красной Армии. Тогда же мне присвоили воинское звание полковника. <…>

10 мая 1939 года в 10 часов вечера меня срочно вызвали в Кремль к И.В. Сталину.

После окончания академии я уже около двух лет работал в Москве. За это время видел И.В. Сталина на заседании Политбюро, когда рассматривался вопрос об итогах боевых действий на озере Хасан, на совещании в ЦК с танкистами – участниками боев в Испании, на парадах и приемах, но встречаться с ним непосредственно мне еще не приходилось. Поэтому, направляясь в Кремль, я изрядно волновался. <…>

Машина осталась на Ивановской площади.

Войдя в подъезд и поднявшись на лифте, я оказался в небольшом вестибюле. Мне показали, куда следовало идти. Открыв дверь, я очутился в довольно длинном коридоре, пол которого по всей длине был покрыт золотисто-бордовой ковровой дорожкой. В коридоре стояла абсолютная тишина. Казалось, никакой посторонний шум не проникает сюда. Я обратил внимание, что здесь нет никаких табличек, которые прибиты на дверях кабинетов больших начальников.

Несколько растерявшись и не зная, куда идти, я беспомощно остановился, потом наконец постучал в первую попавшуюся дверь.

В комнате, в которой я оказался, меня встретил уже немолодой, небольшого роста, полысевший человек с бросающимся в глаза красным лицом. Он был одет в гражданский костюм, сшитый на военный образец.

Это был Поскребышев, помощник Сталина. Он предложил мне сесть и, попросив обождать, куда-то вышел.

Вернувшись через несколько минут, он проводил меня в соседнюю комнату и, указав на огромную дверь с тамбуром, сказал торжественно и с расстановкой:

– Идите, вас ждет товарищ Сталин.

Я открыл дверь и оказался в большом, ярко освещенном кабинете Сталина. В правом дальнем углу находился его письменный стол. Влево от входа вдоль стены с деревянной панелью стоял ничем не покрытый длинный стол, за которым впоследствии мне неоднократно приходилось сидеть во время разных заседаний и совещаний.

Окна кабинета были наглухо занавешены шторами темно-коричневого цвета.

Сталин был одет в легкий светло-серый шерстяной костюм военного покроя. На нем были мягкие черные сапоги без каблуков, которые обычно носят горцы на Кавказе. В его руках была знаменитая трубка. В кабинете находился Молотов.

Поздоровавшись и внимательно посмотрев мне в лицо, Сталин неожиданно для меня сказал:

– Мы решили назначить вас народным комиссаром связи. Как вы к этому относитесь?

Трудно передать мое состояние, в котором я находился в тот момент. Все что угодно я ожидал от этой встречи, но только не этого. Волнуясь, я ответил примерно следующее: я не так давно окончил академию и работаю менее двух лет. До поступления в академию командовал всего лишь эскадроном связи дивизии. Я совершенно не знаком с предлагаемой мне работой и не в силах справиться с таким огромным масштабом.

– Не справлюсь с этой должностью, товарищ Сталин – сказал я, – и поэтому убедительно прошу не назначать меня на этот высокоответственный пост.

Улыбаясь, Сталин спросил:

– Вы, оказывается, кавалерист? В какой дивизии служили? Я ответил, что служил в первой кавалерийской дивизии на Украине. Продолжая разговор, он заметил:

– Что касается масштаба работы, который вас пугает, то это ничего. Мы вам поможем. Я пытался что-то сказать, шел за ним следом, но Сталин снял трубку телефона и, набрав номер сказал кому-то: «Наркомом связи назначаем Пересыпкина. Завтра опубликовать в печати». Он повернулся ко мне.

– Поезжайте сейчас в ЦК, там подготовьте предложение о составе коллегии Народного комиссариата связи. Если хотите взять с собой кого-либо из военных, хорошо знающих связь, включите и их в проект решения.

Я ответил, что в Наркомате обороны есть много опытных специалистов. Некоторых из них было бы желательно перевести в Наркомат связи, но предполагаю, что против перевода будет возражать товарищ Ворошилов.

Улыбнувшись, Сталин сказал:

– Пусть это вас не беспокоит. Мы попросим товарища Ворошилова, чтобы он отпустил из Наркомата обороны всех, кого вы назовете. <…>

Мне было тридцать четыре года.

И.Т. Пересыпкин…А в бою еще важней.

«Советская Россия», М., 1970. С. 8, 9, 12–15, 16.