Юнга на корабле корсара. В стране чудес

– Я увидел, что больше не нахожусь на нашей шлюпке, а куда меня перенесли, я не мог сообразить. Кроме того, я не знал, что сталось с вами, Эвелем и Пиарриллем. Я думал, что вы все трое умерли, так как я вас не видел, и мне казалось, что меня взяли в плен англичане. Пиаррилль и Эвель тоже живы, как и вы?

– Да, слава богу, мой мальчик. Но, сказать по правде, Эвель еще не совсем поправился и лежит в гамаке.

– Но я-то теперь совсем здоров, господин де Клавалльян! Все кончено, болезнь миновала.

– Ты хочешь, вероятно, встать с постели? Я не знаю, можно ли это тебе позволить…

– О, позвольте! Пойдемте посмотрим на Эвеля.

– Хорошо, пожалуй. Но только тут не я командир. Надо тебя представить командующему. Ты будешь этим доволен, не правда ли?

– Командиру? Так тут не англичанин начальник. Как я этого боялся!

Беседуя таким образом, Жак дал мальчику надеть холщовое платье, которое тот взял с удовольствием. Для своих лет Вильгельм был силен и здоров, имел вид настоящего юнги, который влезал на грот-мачту.

Когда Виль оделся, Жак взял его за руку и повел с собой. Мальчик еще не совсем оправился от болезни.

Однако Виль бодро шел со своим другом до самого конца батареи. Там он поднялся десять ступеней по лестнице и очутился под открытым небом, ослепленный внешним светом. Жак указал ему на маленькую дверь, ведущую в каюту командира.

Жак толкнул дверь. Мальчик на самом пороге заметил человека, растянувшегося на раме палисандрового дерева и отдыхавшего в прохладной тени.

– Командир! Вот юнга, которого вы спасли вместе с нами.

– Ха-ха! Подойди сюда, мальчик, дай на тебя посмотреть, – прозвучал несколько грубый голос, но все же с ласковыми нотками.

Вильгельм подвинулся вперед на три шага и теперь хорошо видел говорившего. Он не мог удержаться от крика удивления:

– Господин Сюркуф!

Корсар (а это был он) не мог скрыть своего удивления:

– Ты меня знаешь, мальчуган? И откуда – говори-ка!

– Откуда я вас знаю? Именно с того дня, когда мы встретили вас на море и мой бедный отец вас лечил. Разве вы это забыли? Вы тогда обещали отцу сделать из меня хорошего матроса.

В то время как Сюркуф припоминал сказанное мальчиком, он ласково улыбался.

Жак вмешался в разговор, чтобы подтвердить слова Виля:

– Этот мальчик – сын доктора Тернана, пассажира с корабля «Бретань». Его отец перевязывал ваши раны года четыре тому назад, а потом они были взяты в плен англичанами. Вы поручили мне позаботиться о его вдове и детях.

– Да-да, припоминаю это, Клавалльян. Я очень рад, что ваши хлопоты не прошли даром. В каком положении оставили вы вдову Тернан? У нее был еще ребенок, если не ошибаюсь, красивая маленькая девочка, не так ли? Что сталось с ней?

– Девочка осталась при матери в Отакамунде, в горах Нильгерри. Она обещает быть такой же красивой, как и ее мать. А я обещал жениться на ней, когда она вырастет, если Господь Бог сохранит мою жизнь.

При этих словах сердце Виля сильно сжалось: воспоминание о матери и сестре вызвало слезы на его глазах. Корсар, казалось, был тронут этим доказательством нежности. Он положил руку на голову Виля и ласково сказал ему:

– Хорошо, малютка. Я вижу, что у тебя доброе сердце, но знай, что в нашем ремесле не плачут. У моряка кожа на щеках дубленая, незачем мочить ее чем-то другим, кроме соленой воды. Постарайся поскорее стать мужчиной, чтобы освободить свою мать.

– Да, командир! – возразил Виль, поскорее утерев рукавом навернувшиеся слезы.

– Клавалльян, – прибавил Сюркуф, – так как вы теперь с нами, то я поручу вам взять начальство над «Либерте», лишь только мы прибудем на Реюньон. Вы можете оставить этого юнгу в своем экипаже, а также и двух матросов, которых привезли с собой.

Он отпустил лейтенанта и Вильгельма и снова поднялся на палубу.

– Пойдем со мной завтракать, – сказал маркиз. – Тут мы представляем из себя только пассажиров. Через три дня мы будем на французской земле, и ты поступишь ко мне на службу. Пока Устариц, я и Эвель, когда тот встанет с постели, будем продолжать давать тебе уроки, начатые в Мадрасе. Ты будешь лазать по мачтам, изучать снасти и вообще продолжать то учение, которое начал на шлюпке.

Виль отправился повидаться с Эвелем.

Он нашел бедного бретонца крайне ослабевшим. К счастью, опасность кровоизлияния в мозг от воздействия солнечных лучей миновала. Эвель пришел в себя и, несмотря на то что у него сильно болела голова, все же мог немного говорить.

Он хотел рассказать мальчику все обстоятельства, относящиеся к их спасению. Но Жак де Клавалльян воспротивился этому и заметил больному, что ему необходимо соблюдать большую осторожность, так как в противном случае болезнь может возвратиться, а это вещь очень опасная и может окончиться смертью.

Только абсолютный покой может способствовать полному выздоровлению больного.

Но если молчание было предписано Эвелю, его товарищ мог говорить сколько угодно.

Баск мог рассказать Вильгельму все подробности их поистине чудесного спасения, вырвавшего их из когтей смерти.

Он приступил к рассказу с той развязной наивностью, которая коренится в природе южного человека.

– Крик! – начал он с обязательной формулы матросов.

– Крок! – отвечал мальчик, который хотел показать, что он кое-чему научился.

Было произнесено и окончание приветствия: «Треску тебе в мешок!» – и еще многое другое.

– Ты, малыш, – продолжал Устариц, – помнишь, конечно, как мы все уже почти заглянули за край, а вот я, который с тобой сейчас говорит, чуть было не свалился туда, прямиком в самую преисподнюю…

– Пиаррилль, – прервал его Вильгельм, – разве ты родился в Марселе?

Устариц подпрыгнул при таком оскорбительном предположении.

– Родился в Марселе, я? Я? Мальчуган, почему ты меня спрашиваешь об этом?

– Это потому, что когда мы плыли на «Бретани», то мой отец всякий раз, когда кто-нибудь из пассажиров начинал рассказывать какую-нибудь необычайную историю, говорил: он из Марселя!

Пиаррилль Устариц пожал плечами и сказал:

– Твой отец был бретонцем, как и Эвель, но, несмотря на все мое уважение к покойникам, я скажу тебе, что не советую подражать ему, когда ты вырастешь. Ты, может быть, станешь знаменитым врачом, но с такими замашками вряд ли из тебя выйдет порядочный матрос.

Вильгельм ничего не ответил и более не прерывал рассказчика.

Устариц видел, что он произвел неприятное впечатление на мальчика, и потому старался загладить его как только мог.

– Знаешь ли, мальчуган, – начал он, – зовут меня Пьер Устариц, по прозвищу Пиаррилль, я родился в Пиренеях, в гасконской провинции. Следовательно, я баск. Я имел честь служить юнгой и матросом под командой Сюффрена, когда попал в плен к англичанам. Они отправили меня в Индию, где я стал работать на кофейных плантациях, что мне, однако, не слишком удавалось. Вот потому-то я, как и наш друг Эвель, решил следовать за маркизом в тот же день, как он предложил нам бежать вместе с ним. Теперь, когда ты знаешь, кто я такой и откуда, ты не сделаешь больше глупости и не станешь меня считать уроженцем другой страны. Я тебе докажу, что существует большая разница между баском и марсельцем.

Виль скромно выслушал эту несложную автобиографию.