Миссия на Африканский Запад. 1883–1885. Документы и материалы

Когда я пришел в эту деревню, было примерно восемь часов вечера; я ободрал одного из убитых фараонов, насадил его на вертел и принялся за жарку.

Во время этой процедуры туземцы, разбежавшиеся в страхе при моем появлении, начали постепенно приближаться ко мне; когда же фараон был готов, я отдал одну четверть вождю, другую – женщине с ребенком на руках, третью оставил для себя, а последнюю распределил между самыми бедными. Этого было достаточно, чтобы они успокоились на мой счет и стали моими друзьями.

Вождь принес мне циновки и маниоку. Я здорово выспался, а утром следующего дня он проводил меня до нашего лагеря; я заплатил ему за маниоку и подарил зеркальце, чему он был несказанно рад.

9 марта 1884 г.

Всю ночь шел дождь и к утру еще не прекратился. Я воспользовался коротким перерывом и, чтобы занять время, забросил удочку в реку; рыба, которая обычно не поддается на приманку, вероятно, из-за прозрачной воды, сегодня, видно, пренебрегала опасностью; пять или шесть раз она срывалась с крючка, но когда я привязал к прочной леске большую наживку, то вытащил на берег огромную рыбищу весом примерно в пять или шесть килограммов. Жаль, что я был один и не смог разделить с командиром плоды моей рыбной ловли; я довольствовался тем, что осчастливил двух негров, оставшихся со мной.

Удивительно, но в этой стране, изрезанной во всех направлениях речками и ручьями, никогда нельзя достать хотя бы немного свежей рыбы. С тех пор как я уехал из Габона, я ел ее не больше двенадцати раз. Туземцы занимаются рыбной ловлей очень редко, они не любят рыбы и почти никогда не продают ее; так же удивительно, что я, который в Европе не мог терпеть рыбных блюд, теперь поглощаю их с большим аппетитом. Думаю, это объясняется тем, что возникает потребность изменить меню, когда приходится, как здесь, питаться исключительно цыплятами – если, конечно, они есть. В данный момент мой слуга отправился за двумя пулярками и маниокой. Цыплят здесь можно приобрести за небольшое зеркальце с оправой из позолоченного или посеребренного металла размером (без оправы) примерно четыре с половиной на три с половиной сантиметра; если я не ошибаюсь, оно стоит во Франции два с половиной сантима.

За два хлебца из маниоки надо отдать одну бусинку бисера; больше всего ценится конголезский бисер; это маленькие колечки из голубого стекла толщиной в два миллиметра. Затем идут белые и голубые стеклянные колечки диаметром в шесть миллиметров[398 - См. Путеш. Гл. XIX, XXI.].

Маниока продается в трех видах:

1. Клубнями.

Ее покупают специально, чтобы сделать муку. Для этого клубни растирают и обжаривают.

2. Заквашенными клубнями.

Они нужны апфуру во время длительных путешествий. В таком состоянии клубни могут храниться три или четыре месяца.

3. Как хлеб, испеченный и готовый к столу.

Чтобы сделать съедобным этот корнеплод, его очищают и после замачивания долго растирают, удаляя все волокна; затем из растертой массы формуют палочки размером примерно с сосиску и завертывают в листья.

В таком виде их укладывают в котелок, налив туда немного воды, и плотно покрывают листьями, и они варятся исключительно на пару.

Форма и величина хлеба из маниоки варьируются в зависимости от местности; у адума, например, он круглый и весит пять или шесть килограммов.

Вот я вижу баркас. До свидания.

13 марта 1884 г.

Пьер уехал вчера вечером на Конго, и я снова остаюсь один со своими двумя неграми и на этот раз не знаю, как долго пробуду здесь. Да поможет мне Бог!

P.S. Сегодня, в три часа по полудни, приплыли пироги с Конго, и завтра я уеду[399 - Печиле уехал 15 марта; 19 марта он достиг Конго, а 26 марта прибыл в Нганшуно, где встретился с Жаком де Бразза и де Шаванном.].

    Аттилио Печиле

XIV[400 - Итальянский оригинал см.: Lettere del conte Giacomo di Brazz?. P. 119–121.]

Гансен, 26 апреля 1884 г.

Пьер уже здесь, и я отправил послание Макоко, чтобы сообщить о прибытии командира. Подготовившись к путешествию, 7 апреля в час пополудни Шаванн, Аттилио и я с шестьюдесятью носильщиками, нагруженными подарками, отправились к великому Макоко. К пяти часам вечера, перейдя небольшую речушку, мы очутились у небольшого холма, где поужинали и дождались появления луны. В девять часов вечера[401 - Согласно итальянскому оригиналу, в 9 часов вечера путешественники лишь возобновили свой поход; в деревню же Мпоконтабы они пришли лишь на следующий день в 5 часов утра (Ibid. P. 119).] мы прибыли в деревню Понтаабы[402 - Мпоконтаба (в итальянском оригинале – Поонтаба; см.: Ibid.).], пройдя сорок километров по возвышенности. На самом же деле это настоящая равнина, ровная, как зеркало, без единого деревца, где не на чем остановить взгляд; трава, опять трава и ни одной ленточки воды.

Сутки мы отдыхали в деревне Понтаабы, а на следующий день начали торжественное шествие в резиденцию Макоко.

Все были нарядно одеты. Колонну возглавлял Пьер в парадном мундире и с перьями на шляпе.

Добавь к этому зонтик, сделанный из разноцветных лоскутков, чтобы защититься от солнца, ибо шляпы с перьями не созданы для африканских лучей. За Пьером следовал балдахин, под которым в хрустальной шкатулке с металлической оправой хранился текст договора. По бокам балдахина двигались большие эспадроны[403 - Учебное колющее и рубящее холодное оружие.], алебарды и шелковое знамя. За ними шли мы (Шаванн, Аттилио и я), умиравшие от смеха при виде всего этого маскарада, в котором сами принимали участие. Самым замечательным был переход через речку, разделявшую две деревни. Мы были вынуждены перебираться через нее нагишом, так как вода доходила почти до шеи. На противоположном берегу мы снова оделись и наконец прибыли в знаменитую деревню, где над огромным ангаром развевались в большом количестве красные ленты из шерстяной ткани, прикрепленные к колышкам. Именно там должен был состояться торжественный прием.

Как и положено при королевских дворах, Макоко появился лишь спустя час. Прием проходил перед двойной оградой, окружавшей дворец монарха; собственно дворец был обычной хижиной из соломы и с круглой крышей, только намного большей по размерам, чем остальные.

Пьер сидел на складной скамейке, покрытой вышитым бархатным ковром синего цвета; под его ногами лежала шкура леопарда; напротив него на земле были разбросаны львиные шкуры, и на них – огромная красная подушка.

Звучат тамтамы, звонят колокола, трубят трубы, и Макоко выходит из ограды, шествуя на цыпочках с толстой палкой в руках и с прекрасным колье на шее, символом его мощи; на нем еще одно колье.

На голове Макоко красно-синий берет, вышитый крупными стежками (по туземной моде), к нему прикреплены два больших петушиных пера. Его руки украшают железные и медные браслеты (местные изделия); лицо сияет от радости. За ним следует королева Нгасса, на которой тоже превосходное колье, в сопровождении нарядно одетых дам ее двора.

Макоко сел, и толпа расположилась вокруг большого навеса, который защищал короля от заходящего солнца.

Пьер и Макоко наконец встали, Макоко обнял Пьера два или три раза, затем посмотрел на него, снова обнял, еще раз посмотрел и снова обнял. Каждое объятие сопровождалось очень комичным покачиванием бедер, скорее зада. Макоко, чрезвычайно возбужденный и довольный, улыбнулся всем нам; после объятий мы пожали ему руку.