Играй, Вера

ГЛАВА 1. СИНДРОМ СОБИРАТЕЛЯ

Звук обрушился на него, едва он переступил порог парадной.

В полумраке грязного, пропахшего щами и мышами подъезда особняка, перестроенного в коммуналки, это было так же неуместно, как бриллиант в уборной чекисткой казармы. Музыка.

Чистая, кристальная, печальная. «Лунная соната».

Следователь НКВД, майор госбезопасности Максим Воронов, замер, прислушиваясь. Пальцы в кожаной перчатке судорожно сжали ручку портфеля с делами «врагов народа». Звук «Лунной сонаты» заставил его челюсти сомкнуться так, что заболели скулы. Он замер на секунду, вынуждая себя сделать вдох. Эта слащавая, европейская тоска действовала на нервы, как скрежет железа по стеклу. Но вместо того, чтобы тут же захлопнуть дверь, он медленно выдохнул. Его взгляд скользнул по обшарпанным стенам, будто оценивая оправу для неожиданной находки. Уголок его губ дрогнул – не в улыбку, а в едва уловимый жест узнавания. Дикость. Редкость. Экземпляр, достойный самого взыскательного собрания. И терпение – главный инструмент коллекционера.

Звук лился из-за двери квартиры № 4. Той самой, куда он и направлялся. По делу профессора астрономии Михаила Зорина. В деле была любопытная деталь: жена профессора, умершая пять лет назад, была швейцаркой. Родом из Женевы. Сам профессор происходил из обрусевших немецких колонистов с Поволжья. А их дочь, Вера, на четверть русская; на три четверти – «иностранная шпионка» по самой своей крови. Идеальный материал для дела.

Воронов отдал портфель замершему в стойке «смирно» оперуполномоченному.

– Ждите здесь.

Он не стал стучать. Медленно, бесшумно повернул ручку. Дверь была не заперта – обычная беспечность обречённых.

Гостиная. Высокие потолки, когда-то богатые, а теперь обшарпанные стены. И в центре этой ракушки, у старого, полированного до зеркального блеска рояля с пожелтевшими клавишами из выщербленной слоновой кости, сидела она.

Девушка. Восемнадцати лет. Стройная, в простом ситцевом платье. Свет из грязного окна падал на её профиль, вырезая из полумрака чёткую, нездешнюю линию: скула была острее, чем полагалось, разрез глаз – чуть шире, а в свете волос, выбившихся из пучка, угадывался не русый, а холодный, льняной оттенок. Анкета ожила перед ним: «мать – швейцарка». Она играла с закрытыми глазами, её пальцы бегали по клавишам. Не камея, а гравюра. Оттого и ценный.

Воронов прислонился к косяку и стал ждать. Он наблюдал, как её пальцы ласкали клавиши, как веки мягко опускались. Она создавала здесь хрустальный шар, в котором можно было переждать 1937 год. Его собственные пальцы разжались на ручке портфеля. Сейчас он не войдёт. Сейчас он только наметит точку первого удара. Идеальный фарфор бьётся с одного, точно рассчитанного нажима.

Она закончила на мощном, трагическом аккорде и замерла.

Только тогда Воронов мягко похлопал в ладоши.

Девушка вздрогнула и резко обернулась. Глаза. Огромные, серо-голубые, как вода в горном озере. В них читался ступор, но была и глубина, та самая, в существование которой он не верил.

– Виртуозно, – тихо сказал Воронов. – Бетховен. Типичный германский милитаризм, конечно. Не находите?

Она вскочила с табурета, прижимаясь спиной к роялю.

– Кто вы? Что вам нужно?

– Воронов. Майор. Вашего отца дома нет? – Он сделал шаг вперёд. – Вы, должно быть, Вера Михайловна? Хотя, наверное, дома вас звали иначе. Вероника? Или, может, Фрида? Как-то более… по-европейски.

Он видел, как его слова ранили её. Она поняла – он знает всё.

Что-то горячее и стремительное, давно запрятанное, дернулось в нем при виде этого понимания в её глазах. Он подавил это, позволив лишь уголку губ дрогнуть в подобии улыбки.

– Меня зовут Вера, – с вызовом сказала она, но голос дрогнул.

– Конечно, Вера, – он улыбнулся. – Мы все тут верим в светлое будущее. Ваш отец, Михаил Сергеевич, допустил некоторые… ошибки. И его происхождение, и ваше… швейцарское наследство… Всё это выглядит очень подозрительно.

Он приблизился так близко, что мог разглядеть каждую ресницу.

– Его арестуют сегодня вечером. Дальнейшая судьба «немецкого шпиона» и его «полукровки-дочери» … – Он развёл руками. – Она зависит от многих факторов. В том числе… и от вас, Вера.

Он видел, как по её лицу проходит судорога. Она понимала не только угрозу, но и унизительный ярлык, который он только что навесил.

– Что… что я должна делать? – её голос был беззвучным шёпотом.

– Пока? Ничего. Сидеть здесь. Играть своего германского Бетховена. Ждать моего визита. – Его улыбка стала шире. – Я ценю прекрасное. Даже если оно… сомнительного происхождения. И я не позволю его уничтожить. Если моя новая… фарфоровая примадонна с заграничными корнями… будет вести себя благоразумно.

Он повернулся и пошёл к выходу. На пороге остановился.

– Одно практическое замечание. Заприте дверь. В наше время… на улице много грязи. И шпионов.

ГЛАВА 2. ПЕРВИЧНЫЙ КОНТАКТ

Он вернулся через три дня. Поздно вечером, когда город затихал, подчиняясь комендантскому часу и всеобщей атмосфере страха.

Вера открыла дверь не сразу. Он услышал за дверью робкие шаги. Затем щелчок замка. Она стояла на пороге, бледная, в том же платье.

– Я рад, что вы меня помните, – сказал Воронов, входя внутрь. Он снял пальто и аккуратно повесил его на вешалку.

– Ваш отец жив, – сообщил он, усаживаясь в кресло. – Пока. Чай у вас будет? И, если можно, без этого немецкого этикета с блюдечками. Мы ведь в Советской стране.

Она молча кивнула и побежала на кухню. Он наблюдал за ней. Её руки дрожали, когда она ставила стакан. На этих руках, тонких и слишком изящных для коммуналки, система поставила бы штамп: «брак, утилизировать». Он же видел другое: редкий сорт, выросший на стыке двух чужих почв. Такой цветок нельзя было сорвать грубо – только выкопать с корнем и пересадить в свой горшок. Под свой контроль.

Она принесла два простых стакана с чаем темного, как деготь цвета, пахший дымом. Руки её дрожали.

– Успокойтесь, – сказал он, принимая стакан. Пальцы, сжимавшие стекло, были белыми от напряжения. – Я не какой-нибудь деревенский чекист, готовый палить из маузера по всему заграничному. Хотя иногда это единственный язык, который здесь понимают.

Она села на краешек стула, сжимая свои пальцы.

– Что вы хотите?

– Хочу? Я хочу дать вам шанс. Ваше происхождение – клеймо. Но в умелых руках и яд можно обратить в лекарство. Пока вы выполняете мои просьбы, ваш отец будет в безопасности. Вы понимаете дилемму? Немецкая кровь ведь славится своей логикой.

– Я не немка, – прошептала она. – Моя бабушка…

– Ваша бабушка была немкой, мать – швейцаркой, а вы – гражданин СССР с крайне сомнительной анкетой, – мягко оборвал он её. – Давайте не будем обманывать друг друга. Давайте лучше работать над вашим… исправлением. Для начала – сыграйте мне что-нибудь советское. «Марш энтузиастов».

Она посмотрела на него с тем же оцепенением.

– Я.. я его не знаю.

– Не знаете? – Воронов поднял брови. – А «Интернационал»? Его-то уж точно играли в вашей швейцарской Женеве. Сыграйте.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.