Оценить:
 Рейтинг: 0

Причины и корни крестьянских восстаний в Советской России (1918—1922 гг.). Статьи

Год написания книги
2016
<< 1 2 3 4
На страницу:
4 из 4
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Спор о преимуществах крупного или мелкого хозяйств Чаянов считал беспредметным. По его мнению, при равных условиях хозяйство крупное имеет бесспорные преимущества. Этот тезис он называл основным экономическим законом, который нелепо отрицать. Но превосходство крупного хозяйства не беспредельно – в разных отраслях сельского хозяйства оно далеко не одинаково: в одних отраслях преимущества подавляющи, в других – ничтожны. Поэтому важнее не признание абстрактного факта превосходства, а определение количественной величины конкретного преимущества крупного хозяйства над мелким. Так вот, как раз в земледелии это количественное выражение оказывается незначительным. Обратимся к обоснованию данного положения.

Существуют объективные пределы в укрупнении сельскохозяйственных предприятий, которые зависят от конкретных экономических, социальных, исторических, технических особенностей и условий. Чем крупнее хозяйство – тем больше затраты, в конечном итоге это сказывается на себестоимости продукции. Выгода, получаемая от укрупнения, поглощается удорожанием затрат на интенсификацию и транспортные издержки. В итоге количественное выражение преимущества крупного хозяйства над мелким в земледелии никогда не может быть особенно большим, особенно в сравнении, например, с обрабатывающей промышленностью. Поэтому оно не может погасить ни недостатков крестьянского земледелия, ни – тем более – некоторых достоинств семейной формы производства[99 - Чаянов А. В. Основные идеи и формы организации крестьянской кооперации. С.184—188.].

Чаянов разработал теорию дифференциальных оптимумов. Суть ее в том, что в сельскохозяйственном производстве все явления и процессы имеют свои оптимальные размеры, обеспечивается соответствие между размерами земельной площади, количеством применяемой техники, количеством работников. В результате в каждой отрасли или регионе крестьянские хозяйства имеют свою оптимальную структуру и размеры на разных стадиях технологического развития. Если хозяйство оказывается меньше или больше оптимального размера, эффективность его начинает снижаться. Оптимальный размер земледельческого хозяйства вовсе не соответствует оптимальному размеру перерабатывающего аграрного предприятия. Оптимум заложен там, где при прочих равных условиях себестоимость продукции наименьшая. Оптимум зависит от природных, географических условий, от производственного направления хозяйства и других объективных факторов. Найти оптимум – значит найти точку минимальных издержек на единицу продукции. Разработанная Чаяновым методика его определения строго научна.

В старом споре «о борьбе крупного и мелкого земледелия» Чаянов усматривал изначальную ошибочность самой постановки вопроса. В рассуждениях о крупном и мелком хозяйствах противопоставляется количество количеству. На самом деле существует качественное противопоставление трудового крестьянского хозяйства, которое ведется силами семьи, и капиталистического хозяйства, построенного на наемном труде. Причем, по замечанию ученого, между капиталистическим и трудовым земледелием в сущности никакой активной борьбы не ведется: реальна лишь проблема сравнительной выживаемости той или иной хозяйственной формы, сравнительной их сопротивляемости экономическим кризисом и невзгодам.

Чаянов выдвинул на первый взгляд парадоксальное утверждение: земледельческое капиталистическое хозяйство, в силу своей меньшей сопротивляемости и выживаемости, было бессильно внедрить в организацию земледелия крупные формы хозяйства – этот процесс, как ни странно, выпал на долю трудового крестьянского хозяйства[100 - Чаянов А. В. Основные идеи и формы организации крестьянской кооперации. С.188,189.]. Что имел в виду Чаянов?

Для обоснования данного положения Чаянов разработал схему развития кооперативной концентрации хозяйственной деятельности, объясняющую основную роль капитализма. Содержание ее в следующем. Капиталистический рынок разложил натуральный строй крестьянского хозяйства и втянул эти хозяйства в денежно—торговый оборот. Те или иные технические или экономические процессы, которые не в состоянии самостоятельно осилить мелкие хозяйства, выделялись из индивидуального хозяйства и организовывались совместными усилиями на стороне в крупное коллективное предприятие кооперативного типа. Не разрушая тех сторон хозяйствования, где оно выгоднее в мелкой форме, в крупное выделялось одновременно то, что дает наибольший эффект именно в этой форме. Организационный план земледельческого хозяйства как бы расщеплялся, и каждое из его звеньев организовывалось именно в той степени крупности и на тех социальных основах, которые ему наиболее подходят. Поэтому кооперативное трудовое хозяйство оказывалось наиболее совершенной формой земледельческого предприятия. Оно превосходило обычное мелкое крестьянское хозяйство в тех сторонах своей организации, в которых укрупнение дает положительный эффект, и превосходило капиталистические предприятия в тех случаях, где мелкое семейное хозяйство оказывается более приспособленным.

Подобный анализ снимает внешнюю парадоксальность приведенного выше чаяновского утверждения. Крестьянское хозяйство выступало своеобразным генератором внедрения крупных форм хозяйствования. Коллективизировались те отрасли предприятия, в которых крупная форма производства имела значительные преимущества над мелкой, в индивидуальном крестьянском хозяйствовании оставались те его отрасли, которые лучше организуются в мелком предприятии. Итоговый вывод Чаянова таков: далеко не все отрасли земледелия подлежат кооперации, вследствие чего кооперативный коллективизм имеет свои пределы, оставляющие значительный объем деятельности семейному хозяйству.

Что касается преувеличения заслуг кооперации некоторыми исследователями, то здесь Чаянов дал такую оценку: как в дореволюционной России, так и во всех капиталистических странах кооперация представляла собой не более чем приспособление мелких производителей к условиям капиталистических отношений, не более чем средство в борьбе за существование. Поэтому никакого нового общественного строя она не представляла и не могла представлять[101 - Чаянов А. В. Основные идеи и формы организации крестьянской кооперации. С.189,190,263; Чаянов А. В. Организация крестьянского хозяйства. С.330.].

Чаянов поддержал положение о том, что вовлечение сельского хозяйства в общую систему капитализма, развитие капиталистического влияния и концентрации в аграрной сфере вовсе не должно обязательно происходить в форме создания крупных капиталистических производств, построенных на базе наемного труда, зарождения и развития крупных хозяйств—латифундий. Более вероятен путь наступления капитала в формах торгового и финансового капитализма, захватывающего господство над значительными сельскохозяйственными районами и даже регионами. Торговый капитал в виде крупных торговых предприятий вовлекал в сферу своего влияния массы распыленных крестьянских хозяйств, хозяйственно подчиняя их своему влиянию. Развивая систему кредитов, полностью господствовал над ними. Между тем в производственном отношении по—прежнему главную роль играли мелкие семейно—трудовые крестьянские хозяйства, в своей внутренней организации подчиняющиеся законам трудопотребительского баланса. Если в производственном отношении процесс концентрации в сельском хозяйстве оставался мало выражен, то в хозяйственном отношении капитализм как народнохозяйственная система сделал весьма заметные и большие завоевания в аграрном секторе[102 - Чаянов А. В. Организация крестьянского хозяйства. С.314,318.].

Рассуждения Чаянова основывались на реалиях того времени, в котором он жил и работал. Замена распыленного крестьянского хозяйства предполагала становление форм производства концентрированного как условия организационного овладения процессами сельскохозяйственного производства. Но развитие концентрации мыслилось на основе объективных экономических факторов, но ни в коей мере не на стремлении осуществить «коммунизацию производства», кооперировать все процессы сельскохозяйственного производства в «интегральную» земледельческую артель.

Чаяновский анализ мотивации хозяйственной деятельности различных типов хозяйств, основанное на этом анализе методологическое положение ученого – с экономической точки зрения далеко не все отрасли земледелия подлежат кооперированию, существуют определенные пределы, оставляющее значительный объем деятельности семейному хозяйству, – послужили основанием для следующего утверждения: «Земледельческая артель может быть более совершенным аппаратом по сравнению с индивидуальным крестьянским хозяйством, так как преимущества организации в крупных формах… могут иметь большее количественное выражение, чем преимущества организации в малом размере. Но при сравнении земледельческой артели с крестьянским хозяйством, кооперировавшим на степень крупнейшего хозяйства все те и только те отрасли, в которых это укрупнение более выгодно, это сравнение не может быть в пользу земледельческой артели, так как при равенстве в технической организации процессов… артельное хозяйство уступит частично кооперированному…». Вот почему Чаянов оппонировал утверждению, что со временем все процессы сельскохозяйственного производства будут кооперированы в интегральную земледельческую артель, своего рода земледельческую коммуну. Ведь трудовой коммуне придется организовывать не только крупные отрасли хозяйства, выгодные ей, но и те, в которых мелкое производство технически более совершенно. А это значительно ограничивает ее возможности. Поэтому переход к коммунизации производства с технической точки зрения не мог восприниматься явлением прогрессивным[103 - Чаянов А. В. Основные идеи и формы организации крестьянской кооперации. С.216,264.].

Именно А. В. Чаянов и его школа конструктивно разрешили предмет дискуссии о перспективах земледелия и будущей судьбе крестьянства – давнего спора, истоки которого уходят в Западную Европу ХIХ века. Претензии И. В. Сталина на окончательную точку в данном споре в виде «великого перелома» и победу марксизма являются не более чем политическим вердиктом и приговором в отношении «ученых типа Чаяновых», анафемой в адрес «чаяновщины» и «кондратьевщины» (дополненных впоследствии физическим уничтожением замечательных ученых России).

Военный коммунизм в Советской России: модернизация или утопия?

С приходом к власти партии большевиков в России связана своеобразная модернизация (переход от традиционного общества к современному) на основе марксистских идей [см.: 2; 5; 7; 8; 9; 15—19]. Ее цель и методы реализации олицетворяют новую попытку «штурмующих небо» (как образно К. Маркс выразился о Парижской коммуне). В большевистском понимании грядущего социализма центральное место занимали установки на всеобщую национализацию и обобществление средств производства, огосударствление экономики, централизованное государственное распределение материальных благ.

Теория западных марксистов обрела практическое применение в Советской России. Но имело место существенное отличие: осуществить коммунистическое производство и распределение предстояло в крестьянской стране. В России, в отличие от передовых западноевропейских стран, большинство сельского населения не было наемными рабочими (сельским пролетариатом, по терминологии Ф. Энгельса) – они были мелкими производителями. Суть трансформационного перехода к новому обществу для руководителей большевистской партии оставалась неясной. Примечательно, что сам термин «военный коммунизм» впервые был употреблен В. И. Лениным в апреле 1921 г. (то есть тогда, когда от этой политики большевики отказались).

В современной историографии выделяются три трактовки военного коммунизма: традиционалистская, плюралистическая и нонконформистская. Традиционалисты воспринимают военный коммунизм как экономическую программу существования России в условиях кризиса, порожденного Первой мировой и Гражданской войнами, революциями 1917 г., интервенцией иностранных держав в Советской России и блокадой. Утверждая тезис о вынужденности военного коммунизма данными чрезвычайными обстоятельствами, традиционалисты отвергают какую-либо связь политики военного коммунизма с теоретическими разработками учения марксизма. Плюралисты допускают совмещение вынужденности военного коммунизма обстоятельствами и обусловленности идеологией марксизма. Нонконформизм основан на идее о том, что военный коммунизм есть не что иное, как реализация большевистских идей на практике [см.: 14, с. 335—336].

Приведенная классификация весьма условна. Название третьего направления (нонконформизм, созвучный ревизионизму) представляется неудачным, маргинальным, поскольку ассоциируется с крайним радикализмом. Оно противопоставляется сталинскому традиционализму: трактовка, названная традиционалистской, изначально является сталинской трактовкой, принятой советской историографией (именно Сталин создал легенду об обусловленности военного коммунизма исключительно чрезвычайными обстоятельствами Гражданской войны).

Трактовка ленинских теоретических конструкций в качестве дальнейшего развития и обогащения марксистской теории в современной литературе нередко подвергается критике. Оценивая с современных позиций систему воззрений Ленина, получившую наименование «ленинизм», высказывается точка зрения, которая рассматривает его как одну из версий понимания, трактовки и применения марксизма, прежде всего и главным образом к России. [см.: 3, с. 159, 160, 164]. Высказывается также и еще более категоричная оценка: попытка подобного инструментального применения ортодоксального марксизма к реалиям крестьянской страны породила проявление как догматических трактовок, с одной стороны, так и проявлений «революционного ревизионизма», с другой [см.: 10, с. 52].

Один из ключевых вопросов любой модернизации – ее субъект. Кто должен был стать социальной основой большевистской модернизации? Диктатура пролетариата, рассматривавшаяся как форма перехода от капитализма к социализму, предполагала, по Ленину, условие: она допустима, когда пролетариат составляет большинство населения [см.: 4, т. 39, с. 453]. В отличие от индустриально развитых капиталистических стран Запада, где крестьянство занимало незначительную долю в структуре населения, Россия являлась аграрной страной с 80% крестьянского населения. Ленин нашел, как ему представлялось, выход из подобной теоретической коллизии. Беднейшее крестьянство получило статус «полупролетариев» (в ленинском лексиконе использовались термины—синонимы «беднейшее крестьянство или полупролетарии»). Под полупролетариями понимались те, кто существовал в основном за счет продажи своей рабочей силы. В политическом контексте полупролетариат определялся как «эксплуатируемые и трудящиеся».

По расчетам Ленина, осенью 1919 г. общественная структура включала в себя: 20% пролетариата, 75% мелкой буржуазии (в том числе: 30% – бедных крестьян, 30% – средних, 15% – богатых), 5% капиталистов. Из этих данных выводилось требуемое, по Ленину, «большинство»: 20% (пролетариат) +30% (беднота, то есть «полупролетарии») + дополнительно 15,5% (вероятно, сторонников или сочувствующих из категории средних крестьян). Вот в таком арифметическом раскладе Ленин усматривал, по его словам, новое и существенное, в противовес оппонентам, которые, по ленинской терминологии, «жуют зады» о «пролетариате» вообще. Пролетариата «вообще», утверждал Ленин, в действительности не существует, есть реальный показатель в конкретной ситуации: по ленинской логике, сила 51% пролетариата (то есть большинство арифметическое) на практике может оказаться слабее коллективной мощи 20% пролетариата (с учетом полупролетариев и сочувствующих), если 51% пролетариата окажется подвержен буржуазному влиянию [см.: 4, т. 39, с. 454, 458]. Чтобы этого не допустить, марксистская формула «нейтрализации крестьянства» получила применение в России в виде политики «соглашения со средним крестьянством» [4, т. 37, с. 45, 478].


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
<< 1 2 3 4
На страницу:
4 из 4