Современные исследователи связывают окончание Гражданской войны с разрешением проблем, породивших революцию. Основное внимание уделяется земельному вопросу и участию в ней крестьянства. Сегодня хронологические рамки Гражданской войны в России определяются, как правило, 1917 – 1922 гг.[163 - См.: Гражданская война в России: хронологические рамки // Гражданская война в России: Энциклопедия катастрофы. М., 2010. С. 57.] Отличия проявляются во внутренней периодизации: исследователи выделяют в различных версиях от 4 до 6 периодов. В контексте изучаемой темы важно восприятие 1921—1922 гг. не просто в качестве дополнения, а значимой и полновесной части Гражданской войны в России. Представляется, что природа гражданского противоборства в данный период значительно глубже бытующих определений «малая гражданская война», «война после войны» и пр.
Во второй половине 2000-х гг. произошло заметное снижение исследовательского интереса к истории крестьянства в целом и, в частности, к протестному движению. Отдельные аспекты данной проблематики получили освещение в более общих работах[164 - См.: Рогалина Н. Л. Власть и аграрные реформы в России ХХ в. М., 2010; Булдаков В. П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 2010; Есиков С. А. Российская деревня в годы НЭПа: К вопросу об альтернативах сталинской коллективизации. М., 2010; Кондрашин В. В. Крестьянство России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма. М., 2009; Васильев Ю. А. Модернизация под красным флагом. М., 2006; Медушевский А. Н. Проекты аграрных реформ в России: XVIII – начало XXI века. М., 2005.], в региональных исследованиях[165 - См.: Тикшина А. В. Продовольственная политика Советской власти в 1917—1921 гг. (на материалах Среднего Поволжья). Пенза, 2004; Мамонтова Э. А. Социально-экономические аспекты новой экономической политики в деревне Тамбовской губернии (1921—1929). Тамбов, 2004.], в научных статьях[166 - См.: Гришаков В. Г. Причины крестьянского движения в Поволжье в годы Гражданской войны в трудах советских историков и эмигрантов // Власть. 2010. №8. С. 169—171; Сушко А. В. Гражданская война в Сибири. Национально-политический аспект // Вопросы истории. 2008. №4. С. 98—104; Алексанян Н. А. Советская власть и церковь в годы Гражданской войны: компромиссы и противостояние // Власть. 2012. №1. С. 140—143; Орлов В. В. Крестьянское восстание в Чувашии в 1921 году: причины и последствия // Отечественная история. 2008. №5. С. 165—171; Крестьянские настроения периода «военного коммунизма / Т. И. Трошина // Вопросы истории. 2011. №2. С. 99—103; Фельдман М. А. Гражданская война в России: две проблемы историографии // Вопросы истории. 2012. №2. С. 166—171; Шекшеев А. П. Хасхылар: протестное поведение хакасов (конец 1919 – начало 1930-х гг.) // Российская история. 2009. №2. С. 93—106.].
Позитивным явлением последнего времени в российской историографии является появление коллективных обобщающих трудов. В 2010 г. вышло в свет энциклопедическое издание «Гражданская война в России: Энциклопедия катастрофы». Это первый опыт обобщающего взгляда из сегодняшнего дня на один из ключевых периодов советской истории (следует отметить, что это также первый опыт энциклопедического издания по Гражданской войне после советской энциклопедии «Гражданская война и военная интервенция в СССР» 1983 г., изданной колоссальным тиражом – 150 тыс. экз.). По свидетельству составителя и ответственного редактора данной энциклопедии доктора исторических наук Д. М. Володихина, «особое внимание редакции проекта привлекла тема „войны после войны“ – подавление антибольшевистских крестьянских восстаний в начале 1920-х годов»[167 - Гражданская война в России: Энциклопедия катастрофы. М., 2010. С. 6.]. Этим вопросам посвящен VI раздел издания. В данной энциклопедии авторы стал автором ряда статей: по Западно-Сибирскому восстанию 1921 г., антоновщине, григорьевщине, зеленым, переходу к нэпу в 1921—1922 гг., а также биографического очерка о В. И. Шорине.
В определенной степени рубежным можно назвать проведение Международного круглого стола «Крестьянство и власть в истории России ХХ века» журнала «Власть» в Институте социологии РАН 12 ноября 2010 г. Обсуждение широкого спектра проблем, связанных с взаимоотношением крестьянства и власти (участником которых был автор диссертации), публикация материалов круглого стола в журнале «Власть» и в книжном варианте, несомненно, создали импульс для дальнейшего развития российского крестьяноведения как составной части россиеведения. Организаторам Международного круглого стола удалось собрать авторитетный состав участников из России, Белоруссии и Украины, в числе которых: С. В. Алексеев, В. В. Бабашкин, В. Б. Багдасарян, В. Б. Безгин, Л. И. Бородкин, В. П. Булдаков, О. Г. Буховец, Ю. А. Васильев, А. В. Гордон, Н. А. Ивницкий, С. В. Карпенко, И. Е. Кознова, В. В. Кондрашин, В. Т. Логинов, А. Н. Медушевский, А. М. Никулин, Н. Л. Роговина, В. Л. Телицын, Ж. Т. Тощенко, А. И. Фурсов, А. В. Чертищев и др.[168 - См.: Крестьянство и власть в истории России ХХ века: Сб. научных статей участников Международного круглого стола (Москва,12 ноября 2010 г.). М., 2011; Власть. 2011. №8. С. 161—171; №9. С. 173—184.]
Материалы круглого стола представляют интерес для дальнейшего исследования проблематики крестьянского протестного движения в условиях политики военного коммунизма и ее последствий. Ниже уже приводились рассуждения участников, в частности, В. Л. Телицына по поводу классификации историографии военного коммунизма, В. П. Булдакова о крестьянском бунтарстве. Приведем другие высказанные суждения и оценки. А. В. Чертищев обратил внимание на то, что в подходе к крестьянству нередко превалирует нечто вроде смиренного умиления. В то же время нельзя не учитывать явления, характеризующие крестьянскую психологию: крестьяне ориентировались на устоявшиеся авторитеты, не терпели несогласия с волей большинства; любые новации рассматривались ими как попытки навязать им чужое мнение; крестьянские интересы не распространялись за пределы круга обитания, внешний мир им представлялся как нечто далекое и чужое; стремление отгородиться от внешних влияний; крестьянин мыслил конкретно и прагматично, понятия «государство», «общество», «нация» для него далеки и абстрактны; слабо развито понятие собственной личности, коллектив был выше индивидуальных членов; для крестьянской психологии чужда и враждебна любая власть, участие во власти для крестьянина было неприемлемо; крестьянство нацелено на выживание, но не на создание условий для развития[169 - См.: Власть. 2011. №9. С. 178.]. Перечисленные черты социально-психологического портрета крестьянства представляет интерес для разработки фактора консервативности крестьянской оппозиции в протестном движении и протестных настроениях российского и советского крестьянства. Н. А. Ивницкий отметил консервативность крестьянства. Его отношение к новшествам менялось тогда, когда оно на собственном опыте убеждалось в их преимуществах. Поэтому крестьянство поддержало аграрные преобразования Советской власти в 1917—1918 гг., но политика военного коммунизма привела к резкому изменению его отношения к власти. Переход к нэпу вновь привлек крестьянство на сторону власти[170 - См.: Власть. 2011. №8. С. 165.]. В. П. Булдаков подчеркнул, что нельзя однозначно оценивать поведение крестьянства и отношение к нему власти: у власти свои задачи, у крестьянства – свои интересы. Крестьянство старается жить по своим представлениям, а у власти свои конкретные проблемы. Другое дело, что в определенные периоды власть перестает понимать понимать крестьянские интересы. В. П. Булдаков высказал мнение, что русский крестьянин не коллективист, а антиколлективист, вместе с тем он не индивидуалист, а антииндивидуалист. Из таких анти— складывается взрывоопасная для государства масса[171 - См.: Булдаков В. П. К вопросу о происхождении мифов о крестьянстве // Крестьянство и власть в истории России ХХ века: Сб. научных статей участников Международного круглого стола. С. 134.].
Историографический анализ показывает, что, несмотря на значительное количество исследований, многие аспекты истории протестного движения российского крестьянства в условиях политики военного коммунизма и ее последствий не получили достаточного освещения, требуют дальнейшего изучения. Особенно это относится к исследованию природы социального, экономического и политического протеста, выявлению его причин. Многие вопросы остаются дискуссионными. В объяснении многих вопросов истории крестьянских восстаний по-прежнему доминируют положения и выводы, которые были сформулированы еще советской историографией. Для создания новой концепции, отвечающей строгим требованиям научной объективности, предстоит проделать большую поисковую и аналитическую работу.
Следует подчеркнуть, что неосвоенной областью научных изысканий являются теоретические и методологические аспекты изучения протестного движения в условиях исторической трансформации, актуальна проблема выявления новых подходов в изучении социально—экономических и политических вопросов, связанных с крестьянством. В этой связи представляет интерес установление соотношения между протестным движением российского крестьянства и политикой военного коммунизма, направленной на реализацию большевистской модели построения социализма.
1.2. Источники исследования
Массив исторических источников по исследуемой проблеме обширен. Весь комплекс можно разделить на несколько основных групп: 1) документы органов государственной власти и управления, включая неопубликованные (в т.ч. архивные) и опубликованные в различных изданиях; 2) материалы, созданные в среде крестьянского протестного движения: неопубликованные (архивные) и опубликованные; 3) материалы периодической печати; 4) источники личного происхождения (воспоминания, мемуары, дневники), большая часть которых опубликована. В качестве особой группы следует выделить художественные и литературные произведения как исторические источники.
Каждая из первых двух групп источников (исходящие от властей или исходящие от крестьян) имеет свои особенности и несет в себе определенную информацию. Количественное соотношение материалов государственной власти и из крестьянской среды, конечно же, в пользу первых, но от этого значение последних нисколько не умаляется. Следует отметить, что в советской историографии был накоплен значительный опыт многотомной публикации документов крестьянского движения в России периода XIX – начала ХХ в. (в их числе опубликованный в 1959 г. сборник документов по крестьянскому движению 1890—1900 гг., в 1960 г. – по периоду 1881—1889 гг., в 1961 г. – два сборника по 1796—1825 гг. и 1826—1849 гг., в 1962 г. вышел документальный сборник по 1850—1856 гг., в 1963 г. – 1857—1861 гг. и др.).
В условиях постсоветской России произошло накопление документального материала, созданного в крестьянской среде в период протестного движения в Советской России. Конечно, физический массив данных источников объективно незначителен в сравнении с документами государственной власти, однако сегодня уже можно говорить о возможности проведения аналитической работы на основе имеющихся источников. Документы, вышедшие из среды повстанцев, составляют достаточно представительную и разнообразную группу. Каждый новый крестьянский документ является важнейшим источником информации. Отношение к подобного рода документам как реализованным продуктам человеческой психики позволяет увидеть конкретное лицо крестьянина, которое длительное время обезличивалось в истории образом абстрактных крестьянских масс. Совокупность документов, диаметрально противоположных по авторству, является важнейшим условием комплексного восприятия документальных материалов, позволяющим осмыслить картину крестьянского движения с двух позиций – крестьянина и власти[172 - См.: Крестьянское движение в Поволжье. 1919—1922 гг.: Документы и материалы / Под ред. В. Данилова и Т. Шанина. М., 2002. С. 23.]. Для понимания темы протестные документы крестьянства особенно важны: они появлялись в условиях, когда сосуществование крестьянства и власти становилось нетерпимым. Работа с крестьянскими документами требует от исследователей взвешенного и кропотливого анализа, сопоставления их с другими материалами. Это связано с особенностями данной группы источников, на которой существенно отразился отпечаток крестьянской ментальности. Исследователи уже обратили внимание на специфику работы с указанными документами[173 - См.: Телицын В. Л. «Бессмысленный и беспощадный»?.. Феномен крестьянского бунтарства 1917—1921 годов. С. 12; Яров С. В. Источники по истории политического протеста в Советской России в 1918—1923 гг.; Крестьянские настроения периода «военного коммунизма / Т. И. Трошина // Вопросы истории. 2011. №2. С. 99—103.].
Особенность документов и материалов обеих групп источников состоит в том, что многие из них содержат недостоверную информацию и даже фальсифицированные оценки и выводы. Объясняется это тем, что в условиях пропагандистского противоборства обе стороны нередко прибегали к фальсификации: повстанческое руководство в своих воззваниях к населению и в оперативной переписке давало заведомо недостоверные данные об общественно-политической ситуации в стране, в деревне, о настроениях красноармейцев, о результатах боев между повстанцами и красными войсками. Такая дезинформация преследовала цель повлиять на поведение населения в благоприятном для повстанцев духе. Государственная власть в своей агитации занимались дезинформацией населения в других вопросах: тенденциозном виде изображались причины и цели «мятежей», характеризовались состав их участников и руководителей, взаимоотношения повстанцев и населения, результаты повстанческой деятельности. Тем самым крестьянству навязывалось негативное представление о восстаниях и самих восставших. Так, верхом коммунистической фальсификации являются документы органов ВЧК и военно-революционных трибуналов, содержащие сведения о раскрытии на территории Тюменской и Омской губерний широкой сети подпольных ячеек «Сибирского крестьянского союза» и других контрреволюционных организаций, в действительности никогда не существовавших[174 - См.: Сибирская Вандея. 1919—1920. Т. 1. М., 2000. С. 10—11.].
Изучение документов крестьянского протестного движения позволяет продемонстрировать механизм создания мифов, в частности, мифа о руководящей роли эсеров и белогвардейских агентов в крестьянских восстаниях. Сначала данную легенду создавали местные руководители и военные, отвечавшие за порядок на своей территории. Затем ее активно использовали вышестоящие органы в пропагандистских целях. Эсеры и белогвардейцы были удобным оправданием собственных просчетов и ошибок для большевистской власти: партийных комитетов, советских учреждений, органов ЧК и др. Роль эсеров в организации и руководстве крестьянскими восстаниями была фальсифицирована[175 - Хорошим подспорьем для иллюстрации данного положения может служить документальный сборник: Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. В 3-х тт. Т. 3. Ч. 2. Октябрь 1917 г. – 1925 г. М., 2000.]. Архивные материалы свидетельствуют как о непосредственные итогах, так и долгосрочных последствиях крестьянских восстаний, в том числе репрессиях по отношению к его участникам на протяжении последующих лет и даже десятилетий.
Документальное освещение крестьянского протестного движения в советской официальной исторической науке было односторонним, ограничиваясь изучением данной проблематики лишь с позиций правящей власти. Главная особенность документального комплекса заключалась в том, что подавляющее большинство материалов принадлежало Советскому государству и коммунистической партии, документы повстанцев составляли в этом комплексе незначительную долю и были очень фрагментарны. Особенность источниковой ситуации заключалась в том, что основная информация о протестном движении содержалась в материалах стороны, враждебной повстанцам. В них представлена картина крестьянского протестного движения, восприятие крестьянами политики государства, решения и мероприятия Советского государства на различных уровнях по ликвидации крестьянских выступлений.
Ситуация изменилась с середины – второй половины 1990—х гг. Это было связано с увеличением доступа к новым источникам по истории Гражданской войны и становления Советского государства, в том числе по истории советского крестьянства: в научный оборот вводилось огромное количество неизвестных ранее документов, дающих новое знание. В 1990-е – 2000-е гг. многие архивные материалы, характеризующие крестьянское протестное движение, оказались на страницах опубликованных документальных сборников[176 - См.: Крестьянское движение в Тамбовской губернии в 1919—1921 гг. «Антоновщина»: Документы и материалы / В. Данилов и Т. Шанин (отв. ред.). Тамбов, 1994; Филипп Миронов. (Тихий Дон в 1917—1921 гг.). Документы и материалы / Под ред. В. Данилова, Т. Шанина. М., 1997; Неизвестная Карелия. Документы спецорганов о жизни республики. 1921 – 1940 гг. Петрозаводск, 1997; За Советы без коммунистов: Крестьянское восстание в Тюменской губернии. 1921: Сб. документов / Сост. В. И. Шишкин. Новосибирск, 2000; Сибирская Вандея. 1919—1921. Документы. В 2-х т. / Сост. В. И. Шишкин. М., 2000—2001; Крестьянское движение в Поволжье. 1919—1922 гг.: Документы и материалы / Под ред. В. Данилова и Т. Шанина. М., 2002; Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине. 1918—1921: Документы и материалы / Под ред. В. Данилова и Т. Шанина. М., 2006.]. Указанные сборники документов оснащены фундаментальным научным аппаратом: комментариями и примечаниями, указателями (именным, географическим). Исключение в этом отношении, составляет, к сожалению, «Сибирская Вандея».
Основное количество документального материала, использованного в диссертационном исследовании, содержится в архивных фондах центральных архивов: Российского государственного военного архива (РГВА)[177 - Ф. 1. Управление делами Народного комиссариата по военным делам (Наркомвоена); Ф. 6. Полевой штаб Реввоенсовета Республики; Ф. 7. Штаб Рабоче-крестьянской Красной армии; Ф. 10. Инспекция при Реввоенсовете (Инспекция Красной армии); Ф. 11. Всероссийский Главный штаб (Всероглавштаб); Ф. 16. Штаб войск Сибири (бывший Штаб Помглавкома по Сибири); Ф. 42. Управление по внутренней службе (штаб РККА войск ВОХР и ВНУС); Ф. 212. Управление Запасной армии Республики и Приволжского военного округа; Ф. 235. Управление армии по борьбе с бандитизмом в Тамбовской губернии; Ф. 936. Управление 3-й Украинской советской дивизии (бывш. 1—я Заднепровская стрелковая дивизия); Ф. 1393. Управление 39-й стрелковой дивизии (бывш. 21—я стрелковая дивизия войск ВНУС, штаб охраны и обороны железнодорожной линии Омск—Челябинск и обороны Петропавловского района); Ф. 16011. Управление войсками ВЧК; Ф. 16750. Отряд особого назначения Н. И. Корицкого; Ф.17529. Штаб командующего войсками ВНУС при Помглавкоме по Сибири; Ф. 17534. Штаб войск внутренней службы Восточно-Сибирского военного округа; Ф. 25892. Уральский военный округ (бывш. ПриурВО); Ф. 25896. Северо—Кавказский военный округ; Ф. 25899. Украинский военный округ (бывш. Штаб командующего всеми вооруженными силами на Украине); Ф. 33987. Секретариат председателя РВСР; Ф. 33988. Секретариат заместителя председателя РВСР, и др.], Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ)[178 - Ф. Р—130. Совет народных комиссаров РСФСР (СНК РСФСР); Ф. Р—393. Народный комиссариат внутренних дел РСФСР (НКВД РСФСР); Ф. Р—1235. Всероссийский центральный исполнительный комитет Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов (ВЦИК), и др.], Российского государственного архива социально—политической истории (РГАСПИ)[179 - Ф. 17. Центральный комитет КПСС (ЦК КПСС), в т. ч. Оп. 4. Секретариат ЦК РКП (б); Оп. 6. Информационный отдел; Оп. 11, 12. Оргинструкторский отдел; Оп. 65. Общий отдел; Оп. 84, 87. Бюро Секретариата; Оп. 109. Коллекция документов по вопросам обороны Советской республики и военного строительства (1917—1922); Оп.112. Оргбюро и Секретариат, и др.], Российского государственного архива экономики (РГАЭ)[180 - Ф. 478. Наркомат земледелия РСФСР; Ф. 1943. Наркомат продовольствия РСФСР.].
Основной массив документов, характеризующих политику Коммунистической партии и Советской власти в Тамбовской губернии, политическую и экономическую обстановку в районе антоновщины, действия властей, направленные на подавление, их отношение к повстанцам, извлечены из фондов Государственного архива Тамбовской области, Государственного архива социально-политической истории Тамбовской области, архива Управления ФСБ по Тамбовской области (в 1990-е гг. – УФСК по Тамбовской области). Ряд документов вводится в научный оборот впервые. Еще в 1990 г. автор данной работы опубликовал и прокомментировал в газете «Воскресение» (в №3 за 19 августа 1990 г.), в то время – органе Московской организации писателей и издательства «Столица», и таким образом ввел в научный оборот ныне широко и печально известные документы о ликвидации антоновщины в Тамбовском крае: приказы 1921 г. №130 командующего войсками М. Н. Тухачевского и №171 Полномочной комиссии ВЦИК.
Документы государственных органов отличаются многоплановостью как по составу, так и по содержанию. Среди них выделяются материалы центральной и местной власти. Центральная власть представлена отдельными документами ЦК РКП (б), СНК, СТО, Наркомата внутренних дел, Наркомата продовольствия, а также самостоятельными группами материалов силовых структур власти: армейских органов, войск ВОХР/ВНУС и органов ВЧК. В числе интересующих документов для данной темы являются декреты и постановления высшей партийно-государственной власти по продовольственной политике Советского государства в освещаемый период: циркуляры НКВД о крестьянских восстаниях, а также телеграммы с распоряжениями СТО, Наркомпрода и других органов власти на места, в которых отражен механизм проведения продовольственной политики.
Материалы местной власти подразделяются на партийные и советские: губернские, уездные и волостные; а также материалы местных продовольственных, милицейских, чрезвычайных и военных органов власти. Деятельность губернской исполнительной власти нашла отражение в распорядительных документах, материалах оперативного информирования высших и центральных органов власти: ЦК РКП (б), ВЧК, руководителей государства, докладах членов губисполкомов, их структурных подразделений и сотрудников. Деятельность местной власти представлена в документах организационного характера, в их числе: протоколы заседаний губкомов и укомов (включая пленумы губкомов, бюро и президиумов укомов), материалы губернских и уездных партийных конференций, циркулярные письма, воззвания к крестьянам, материалы местных партийных структур (комячеек, собраний членов партии). Информационный характер документов представлен телеграммами, донесениями, докладами руководителей губкомов и укомов, отчетами и докладами их сотрудников (инструкторов, агитаторов и др.). Материалы уездной и волосной исполнительной власти отражены в приказах, в том числе волостным комитетам, в постановлениях, обращениях, телеграммах, докладах, докладных записках, сводках и сведениях, протоколах волостных съездов Советов, в том числе президиумов, телефонограммах и донесениях волисполкомов оперативного характера о причинах и ходе крестьянских волнений. Исследовательский интерес представляют также материалы продовольственных органов (приказы и распоряжения, телеграммы и доклады, протоколы заседаний), органов милиции, чрезвычайных органов власти (ревкомов, военно-революционных трибуналов), частей особого назначения (ЧОН). Деятельность повстанцев отражена в документах карательных органов Советской власти: губернских чрезвычайных комиссий, уездных политбюро, революционных и военно-революционных трибуналов, материалах следственных органов власти: протоколах допросов участников восстания, заключениях и постановлениях особых отделов.
Документы органов военной власти, представленные в РГВА, содержат материалы центрального аппарата Красной Армии: доклады Главного командования Красной Армии, обзоры Главного командования о борьбе с повстанческим движением, справки и переговоры по прямому проводу Главного командования с местами, приказы и распоряжения Штаба РККА командованию фронтов, армий; обзоры Разведывательного управления Штаба РККА, доклады в Высшую военную инспекцию; материалы фронтов, армий, военных округов: телеграммы, сообщения, донесения, приказы, доклады, воззвания РВС, документы особых отделов, оперативные и разведывательные сводки, доклады командиров полков, бригад, политотделов; материалы войск ВОХР/ВНУС и войск ВЧК: сводки штабов, телеграммы, доклады, переговоры по прямому проводу, обзоры о повстанческом движении на определенных территориях[181 - Помимо названных выше фондов РГВА, следует также указать: Ф. 100. Управление армиями Южного фронта (против Краснова и Деникина); Ф. 101. Управление армиями Южного фронта (против Врангеля); Ф. 106. Управление армиями Восточного фронта; Ф. 107. Управление армиями Юго—Восточного фронта; Ф. 184. Управление 4-й армии Восточного фронта; Ф. 190. Управление 7-ой отдельной армии; Ф. 192. Управление 9-й Кубанской армией (бывшей 9-й); Ф. 198. Управление 13-й армии; Ф. 199. Управление 14-й армии; Ф. 245. Управление 1-й Конной армии; Ф. 246. Управление 2-й Конной армии; Ф. 263. Штаб Северной группы войск; Ф. 982. Управление 1-й сибирской стрелковой дивизии; Ф. 1317. Управление 26-й Златоустовской стрелковой дивизии; Ф. 1318. Управление 76-й стрелковой бригады; Ф.1319. Управление 77-й стрелковой бригады; Ф. 1320. Управление 78-й стрелковой бригады; Ф. 1407. Управление 42-й стрелковой дивизии (бывш. 4—я стрелковая дивизия).].
Группа документов, исходившая из крестьянской среды, освещает широкий круг вопросов, дающих представление о ключевых явлениях крестьянского протестного движения: содержит информацию о политике Советской власти в деревне, о настроениях крестьян и об их отношении к политике Советской власти в деревне, о фактах массовых волнениях, в том числе динамике и географии протестных выступлений, организационных мероприятиях и поведении повстанцев, их взаимоотношении с населением, деятельности органов Советской власти по подавлению восстаний, включая участие органов ВЧК и ревтрибуналов, боевые действия сторон, соотношение политических, военных и карательных мер, использовавшихся Советским государством для ликвидации крестьянского протеста. Показательны документы о стремлении деревень решить возникшие проблемы мирными переговорами с партийно-советским руководством, прежде чем браться за оружие. Крестьянские документы отражают накопление политического опыта в протестном движении, отразившегося в росте его организованности: создании военных штабов и комендатур, исполкомов, печатных органов, программных документов, организации агитационно-пропагандистской работы, хозяйственной деятельности. В перечень документов повстанцев входят следующие: воззвания, обращения, приказы, объявления, инструкции повстанческой власти, удостоверения, экземпляры газет и листовок, обращения о поддержке восстания, сообщения и донесения в повстанческие штабы, отдельные документы повстанческих отрядов. Очень важными для понимания темы и редкими являются документы, показывающие процесс взаимодействия повстанцев и власти: материалы о попытках мирного урегулирования конфликта: телеграммы, наказы, переговоры повстанцев с представителями власти (губернской, уездной, военной и пр.).
Особый интерес представляют крестьянские документы программного характера. В их числе: программа антоновского Совета трудового крестьянства в Тамбовской губернии, резолюция гарнизонного собрания мятежного Кронштадта, программа Ф. К. Миронова, декларация Революционного военного совета и командующего восставших групп «Воли народа» Серова – Далматова, декларация «Временного революционного военного Совета пяти и командующего войсками» отряда Вакулина – Попова, декларации Военно-революционного совета (ВРС) махновцев и др. Программные документы повстанцев по сути содержали общекрестьянские требования к власти, отражали крестьянские интересы. В документах повстанцев отражено крестьянское понимание ситуации, это своего рода взгляд снизу. Примечательно, что не подвергались сомнению результаты революции 1917 г. и советский строй в России.
Документы крестьянского протеста встречаются там, где крестьянское движение отличалось организованным характером. Об этом свидетельствуют архивные и опубликованные документы о махновщине (РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 35. Д. 581. Л. 1; РГВА. Ф. 198. Оп. 5. Д. 40. Л. 5, 43; Д. 45. Л. 1, 30)[182 - См.: Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине. 1918—1921: Документы и материалы. С. 80, 88—89, 111—112, 231, 232—235, 271, 273, 286, 287, 299.], «чапанной войне» (ГАРФ. Ф. Р-1235. Оп. 94. Д. 64. Л. 83, 84—84об, 86, 110; РГВА. Ф. 106. Оп. 7. Д. 13. Л. 104—104об)[183 - См. также: Крестьянское движение в Поволжье. 1919—1922 гг.: Документы и материалы. С. 103—106, 112—113.], «вилочном восстании»[184 - См. там же. С. 393—395.], сапожковщине[185 - См.: Советская деревня глазами ВЧК—ОГПУ—НКВД. 1918—1939. Документы и материалы. Т. 1. 1918—1922. М., 2000. С. 758—759; Крестьянское движение в Поволжье. 1919—1922 гг.: Документы и материалы. С. 520, 527—528.], серовщине[186 - Сафонов Д. А. Великая крестьянская война 1920—1921 гг. и Южный Урал. Оренбург, 1999. С. 275—278.], крестьянском повстанчестве в Алтайской губернии в 1920 г. (РГВА. Ф. 1319. Оп. 1. Д. 174. Л. 59)[187 - См. также: Сибирская Вандея. 1919—1920. Документы. Т. 1. М., 2000. С. 165, 170, 237, 239—240, 246.], лубковщине в Сибири (РГВА. Ф. 982. Оп. 3. Д. 36. Л. 341, 342; Ф. 17534. Оп. 1. Д. 70. Л. 334, 335)[188 - См. там же. С. 408—409.], Западно-Сибирском восстании[189 - См.: За Советы без коммунистов: Крестьянское восстание в Тюменской губернии. 1921: Сб. документов. С. 169, 211, 233—234, 258, 304—305, 353, 380—381, 391—393; Сибирская Вандея. 1920—1921. Документы. Т. 2. М., 2001. С. 187.] и др. Автором диссертационной работы введены в научный оборот документы крестьянского протеста в период антоновщины: Устав Союза трудового крестьянства, документы, инструкции, листовки и воззвания СТК, письма А. Антонова в адрес власти, оперативные сводки, донесения, инструкции штаба 1-й Партизанской армии (Архив УФСБ РФ по Тамбовской области. Ф. 10. Д. 4306. Т. 4. Л. 117, 209—210, 221—222, 224—225, 230—231, 232, 239; Д. 3897. Т. 1. Л. 21).
Заметным источниковедческим событием стало издание первого тома сборника документов «Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД», посвященного событиям 1918—1922 гг.[190 - Советская деревня глазами ВЧК—ОГПУ—НКВД. 1918—1939. Документы и материалы. В 4—х т. Т. 1. 1918—1922 / Под ред. А. Береловича, В. Данилова. М., 2000.] Данный сборник представляет собой научную публикацию комплекса информационных документов по истории советского крестьянства в 1918—1922 г. В нем впервые публиковалась недоступная исследователям документация ВЧК – ГПУ – ОГПУ, имевшая грифы «секретно» и «совершенно секретно». Издание содержит большое количество документов из архивов советских спецслужб, в том числе из фондов Центрального архива ФСБ РФ[191 - К сожалению, в связи с фактическим закрытием в 2000-е гг. доступа для исследователей в Центральный архив ФСБ РФ автору работы не удалось ознакомиться с фондами данного ведомственного архива спецслужбы. Сотрудниками ведомства было рекомендовано использовать уже опубликованные материалы.], отражающих настроения крестьянства и его участии в событиях, потрясавших Россию в данный период. Документы сборника включают две большие группы: информационные документы оперативного характера и аналитические документы. В первую группу входят документы местных органов ВЧК за 1918—1920 гг. (двухнедельные и месячные информационные сводки губчека, информационные бюллетени, доклады с мест), документы центрального аппарата ВЧК – ГПУ – ОГПУ за 1919—1922 гг. (информационные недельные сводки секретного отдела, оперативно-информационные сводки секретно-оперативного управления, госинформсводки информотдела), документы особых отделов армий за 1919 – 1920 гг. (информационные сводки и бюллетени) и документы о борьбе с повстанцами войск ВЧК – ВНУС за 1918—1922 гг. (оперативные сводки штаба Корпуса войск ВЧК, с 1919 г. – штаба войск ВЧК, с 1920 г. – оперативные и оперативно-разведывательные сводки ВНУС).
Информационные сводки, тематических справки, аналитические доклады и обзоры, представлявшиеся спецорганами (ВЧК, а с 1922 г. – ОГПУ) узкому кругу лиц в высшем государственном и партийном руководстве, содержали сведения о положении и настроениях населения, о политических событиях и движениях в деревне, в системе управления и партиях, в кооперации, церкви и т. п. Сведения, постоянно в систематизированном виде собираемые в масштабе огромной страны, направлялись руководству Советского государства в количестве от 5—7 до 30—40 экз., в режиме полной секретности. Информсводки наиболее оперативно, полно и достоверно представляли высшему руководству страны реальные настроения различных слоев населения, экономическое положение и деятельность учреждений и организаций. Материалы сводок ВЧК – ОГПУ дают широкую конкретную картину состояния страны в целом, охваченной крестьянскими восстаниями. Документы фиксировали протестные явления в крестьянской среде, помимо земельных, продовольственных противоречий с властью, также на религиозной основе, на национальной почве и др. особенности крестьянского протеста. По существу, это был единственный в своем роде источник, предназначенный для повседневной регистрации всего происходящего в жизни населения огромной страны, его настроений и движений, прежде всего политических, но с существенным и нарастающим дополнением информацией из экономической и культурной жизни[192 - См.: Советская деревня глазами ВЧК—ОГПУ—НКВД. 1918—1939. Документы и материалы. Т. 1. 1918—1922. С. 7, 9, 11, 54, 57.].
Информационные материалы спецслужб отличала достаточно высокая достоверность сообщаемых сведений о событиях, которые имели политическое значение и которые очень плохо отражены в других сохранившихся источниках. Данные материалы позволяют воссоздавать картину как положения в стране в целом, так и в территориальном, и во временном отношении. Источники отражают многообразную жизнь деревни в различных районах страны, настроение крестьян, в том числе находившихся в Красной Армии, крестьянское протестное движение: причины, развитие, характеристику его участников и руководителей, лозунги повстанцев, методы подавления, деятельность местных органов. Сводки ВЧК – ОГПУ пронизаны идеологическими установками своего времени, тем более времени революции и Гражданской войны. Сопротивляющиеся большевистской политике крестьяне именовались «бандитами», «кулаками», «врагами революции» и т. п. Содержащаяся в них оценки подлежат проверке и научной критике.
Информация о положении в деревне, поступавшая по линии НКВД и Наркомата по военным делам, отражала специфику данных учреждений и определялась их функциями и задачами. Так, основным содержанием Информационных листков Отдела управления Наркомата внутренних дел была информация об организации на местах Советской власти и об отношении к ней крестьянства. Она свидетельствует о поддержке крестьянством политики большевиков в деревне до лета 1918 г. Об этом заявлялось в многочисленных резолюциях волостных, уездных и губернских крестьянских съездов, прошедших по всей России в первые месяцы 1918 г., а затем подтверждалось практической деятельностью созданных ими в деревне органов Советской власти. Главная причина подобной позиции крестьян в отношении Советской власти заключалась в аграрной политике большевиков, отвечавшей их интересам. Информационные листки НКВД показывают, с какой активностью крестьянство включилось в процесс ее осуществления на местах. Резкое изменение положения в деревне летом 1918 г. показано в сообщениях подразделений информации Наркомата по военным делам, фиксировавших негативную реакцию крестьянства на проводимую Советской властью в деревне в этот период мобилизацию в Красную Армию. Одновременно они указывают на повсеместное недовольство крестьян продовольственной политикой большевиков, принудительными реквизициями хлеба и скота. В то же время аналогичной была реакция крестьян и на политику антибольшевистских правительств, возникших в России во второй половине 1918 г., также пытавшихся заставить крестьян выполнять различные повинности, обусловленные начавшейся войной. Таким образом, изменение позиции крестьян по отношению к Советской власти во второй половине 1918 г. обусловилось прежде всего их нежеланием в полной мере принять на себя тяготы Гражданской войны и продовольственной диктатуры большевистского государства[193 - См.: Советская деревня глазами ВЧК—ОГПУ—НКВД. 1918—1939. Документы и материалы. Т. 1. 1918—1922. С. 23—24.].
С октября 1918 г. еще одним источником информации о положении в деревне стали сводки Оперативного отдела штаба корпуса ВЧК. В них содержалась информация оперативного характера, полученная о месте и времени крестьянских выступлений на почве недовольства политикой Советской власти, числе их участников, ходе подавления частями ВЧК, о потерях сторон. Оперативные сводки являются уникальным источником по истории крестьянского движения в Советской России в годы Гражданской войны, так как позволяют увидеть его масштабы, территорию и продолжительность. О положении в деревне, наряду с информационными источниками ВЧК, дают представление также отчеты губернских чека о проделанной работе и разного рода доклады о конкретных событиях и действиях. В них часто давался подробный анализ обстоятельств крестьянских восстаний и общего положения в деревне.
Следует отметить, что в информационных материалах ВЧК преобладал негативный, критический материал о деятельности учреждений Советской власти и ее представителей на местах. В 1918—1920 гг., на взгляд ВЧК, они часто оказывались сосредоточением взяточников, спекулянтов, мародеров, пьяниц, саботажников и контрреволюционеров. По мнению ВЧК, именно на них возлагалась главная вина за крестьянские восстания, поскольку они неверно проводили в жизнь распоряжения центральной власти, дискредитировали их своей деятельностью. Любопытны свидетельства о том, что наиболее сознательные крестьяне, создававшие местные органы Советской власти, уходили на фронт и там погибали, а вместо них приходили «безыдейные люди», преследовавшие, в первую очередь, свои «шкурные интересы»[194 - См.: Советская деревня глазами ВЧК—ОГПУ—НКВД. 1918—1939. Документы и материалы. Т. 1. 1918—1922. С. 32.]. Информационные материалы ВЧК фиксировали отношение крестьян к политическим партиям. Так, отношение крестьян к коммунистической партии определялось прежде всего их пониманием решающей роли партии и коммунистов в выработке и осуществлении на практике продовольственной и военно-коммунистической политики Советской власти. Поскольку данная политика разоряла их хозяйства и обрекала крестьянские семьи на полуголодное существование, а члены партии занимали руководящие посты в органах Советской власти и, нередко, своим поведением дискредитировали ее, отношение к коммунистической партии большинства крестьян было отрицательным. Одновременно сводки ВЧК отмечали политическую малограмотность крестьян, в частности, непонимание ими целей и задач коммунистической партии[195 - См. там же. С. 33.].
Другим значительным источниковедческим явлением стало издание в двух книгах документального сборника «Архивы Кремля. Политбюро и церковь. 1922—1925 гг.», в котором опубликованы документы Архива президента Российской Федерации, Центрального архива ФСБ РФ, ГАРФ и РГАСПИ, посвященные выработке и проведению партийно-государственной антирелигиозной политики. Составители сборника использовали документы из фондов Политбюро ЦК РКП (б), ЦК РКП (б) и его Секретариата, Оргбюро, Агитпропа, СНК, ВЦИК и судебных органов при нем, ЦК Помгола и Последгола, ВЧК – ГПУ – ОГПУ и ряда личных фондов (В. И. Ленина, Е. М. Ярославского, Ф. Э. Дзержинского, А. И. Рыкова и др.). Почти все документы были ранее засекречены, имели грифы «Строго секретно», «Совершенно секретно», «Хранить наравне с шифром» и т.п.[196 - Архивы Кремля. В 2-х кн. Политбюро и церковь. 1922 – 1925 гг. Новосибирск – М., 1997—1998.] Основная часть документов относится к 1922 г. В данной диссертационной работе документальные материалы указанного сборника использованы в освещении и оценках протестных настроений и проявлений в крестьянской среде в отношении антирелигиозной политики Советского государства, в частности, в период кампании по изъятию церковных ценностей.
Материалы периодической печати имеют важное значение как исторический источник в контексте анализа взаимоотношений крестьянства и власти. В статьях, очерках, корреспонденциях, репортажах на страницах «Известий ВЦИК» (орган ВЦИК Советов крестьянских, рабочих, солдатских и казачьих депутатов и Московского Совета рабочих и красноармейских депутатов), «Бедноты» (орган ЦК РКП (б), «Бюллетеня Наркомпрода» (орган Народного комиссариата продовольствия), «Бюллетеня трудового фронта» (орган Народного комиссариата труда), «Вестника агитации и пропаганды» (орган ЦК РКП (б), «Вестника НКВД» (орган Народного комиссариата внутренних дел), «Еженедельника ВЧК» (орган Всероссийской чрезвычайной комиссии), «Известий Наркомпрода» (орган Народного комиссариата продовольствия), «Красной нови» (общественно-политический журнал), «Народного хозяйства» (орган ВСНХ) и в других периодических изданиях изучаемого времени представлен широкий спектр жизнедеятельности российского общества в условиях Советской России. Данные материалы отличаются информационной и фактологической насыщенностью, оперативностью, и, как правило, отсутствием аналитического анализа.
Следует отметить, что с начала августа 1918 г. в «Известиях ВЦИК» стали регулярно печатать «Бюллетени деятельности чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениям по должности». Так, в «Известиях ВЦИК» в августе 1918 г. сообщалось об антибольшевистских выступлениях в деревне и предпринимаемых ВЧК мерах по их ликвидации[197 - См.: Известия ВЦИК. 1918. №163.]. В «Бюллетенях ВЧК» впервые появилась терминология, характерная для всех последующих информационных источников данного ведомства. Так, любое проявление недовольства крестьян политикой Советской власти квалифицировалось как контрреволюционное и по своему характеру кулацкое. Организаторы и активные участники крестьянских восстаний относились к числу кулаков или лиц, попавших под их влияние. «Бюллетени ВЧК» свидетельствовали, что главным содержанием политики Советской власти в деревне летом – осенью 1918 г. была борьба за хлеб, которую власть вела с крестьянством, опираясь на созданные на местах комитеты бедноты. Приведенные в них факты зверских убийств крестьянами комбедовцев, членов реквизиционных отрядов, советских и партийных работников и ответных массовых расстрелов и взятие заложников свидетельствовали о ее крайне ожесточенном характере. В связи с этим данный периодический источник показывает весь ужас гражданского противоборства, его трагические последствия для судеб миллионов людей. Осенью 1918 г. появился еще один информационный источник ВЧК о положении на местах – «Еженедельник чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией». В его выпусках публиковались доклады и статьи сотрудников ВЧК о контрреволюционных выступлениях, обобщался опыт их подавления. Например, система заложничества, широко применявшаяся ВЧК в годы Гражданской войны в отношении врагов Советской власти, вырастала из практического опыта, полученного органами ВЧК в ходе ликвидации крестьянских восстаний летом – осенью 1918 г. В одной из статей указывалось, что, как правило, после их ликвидации организаторы восстаний скрывались, и вся ответственность за их последствия возлагалась на рядовых участников. Чтобы избежать подобной ситуации, предлагалось активное использование института заложничества как профилактической меры против деятельности в деревне контрреволюционных элементов и организаций[198 - См.: Советская деревня глазами ВЧК—ОГПУ—НКВД. 1918—1939. Документы и материалы. Т. 1. 1918—1922. С. 24—25.].
Мемуары и воспоминания образуют комплекс взаимодополняющих источников личного происхождения. Этот своеобразный исторический источник, имеющий субъективный характер, в котором раскрываются мысли и чувства очевидцев событий прошлого, дополняет другие свидетельства изучаемой эпохи, придает определенный колорит историческому времени, в котором происходил сложный и трудный процесс становления Советского государства. Так, при изучении мемуарной литературы, связанной с махновщиной, следует учитывать мотивацию авторов, обусловленную их участием, стремлением порой приукрасить свою роль в исторических событиях[199 - См.: Николаев А. Ф. Первый среди равных. Детройт, 1947; Махно Н. И. Русская революция на Украине (от марта 1917 г. по апрель 1918 г.). Кн. 1. Париж, 1929; Его же. Под ударами контрреволюции (апрель – июнь 1918). Кн. 2. Париж, 1936; Его же. Украинская революция (июль – декабрь 1918). Кн. 3. Париж, 1937; Аршинов П. А. История махновского движения (1918 – 1921). Запорожье, 1995; Нестор Иванович Махно: Воспоминания, мемуары и документы. Киев, 1991; Белаш А. В., Белаш В. Ф. Дороги Нестора Махно: Историческое повествование. Киев, 1993.]. Помимо этого, многие публикации личного происхождения содержат множество неточных сведений о махновщине. Примером может служить брошюра бывшего белогвардейского офицера Н. В. Герасименко[200 - См.: Герасименко Н. Мемуары белогвардейца. М.; Л., 1929.]. Таким образом, источники мемуарного характера требуют критического отношения и сопоставления с другими свидетельствами.
При изучении взаимоотношений крестьянства и власти в Советской России для автора данной работы полезную роль сыграли воспоминания Лив Нансен-Хейер о своем великом отце Фритьофе Нансене, Нобелевском лауреате, полярнике, выдающемся общественном деятеле 1920-х гг.[201 - Нансен-Хейер Л. Книга об отце / Пер. с норв. 2-е изд. Л., 1986. Воспоминания дочери Ф. Нансена, основанные на личных воспоминаниях, воспоминаниях друзей Нансена, широком использовании дневников, статей и книг своего отца, были опубликованы в Осло в 1954—1955 гг. Первое издание книги в СССР вышло в 1971 г.] Нансен оказал весомую помощь России в условиях борьбы с голодом в 1921—1922 гг., являясь верховным комиссаром организации общеевропейской помощи голодающим в Советской России. Он издал в 1923 г. книгу «Россия и мир», в которой признал за русским народом большую будущность и считал этот народ призванным выполнить великую миссию: принести Европе духовное обновление. В данной книге, хотя и косвенным образом, по существу опровергался тезис о неком руководстве подрывной деятельностью в Советской России со стороны белоэмиграции. Среди множества недоброжелателей, пытавшихся помешать Нансену в деле помощи голодающим, особенно усердствовали именно русские белоэмигранты. В сентябре 1921 г., выступая с трибуны Лиги наций, Нансен прямо указал на «центральную агентуру» из «ненавистников Советов», которая находилась в Париже. Именно она методами нелепой лжи, клеветы, интриг и сплетен пыталась помешать Нансену[202 - Нансен-Хейер Л. Указ. соч. С. 396—397, 404.]. Подобную позицию белоэмигрантов Нансен объяснял их мнением, что помощь голодающим укрепит Советское правительство. Примечательно, что сам Нансен не признавал партийной политики, не питал никаких симпатий к компартиям, рабочему движению, считал невозможным решить классовые противоречия путем борьбы. По его мнению, партийная борьба препятствует объединению народа для решения крупных общенациональных задач. Взгляды его характеризовались как праволиберальные, ближе к консервативным.
Дочь Нансена описала впечатления отца о посещении им голодающих районов Поволжья и Украины: «Я заранее готов был увидеть страдания, смерть и человеческое горе. Но я не предполагал, что увижу целые селения и даже целые провинции, где все только и живут в ожидании смерти-избавительницы. Я не был подготовлен к тому, что увижу мужчин и женщин, которые доведены голодом до самых черных деяний. То, что мы увидели, описать невозможно…»[203 - Нансен-Хейер Л. Указ. соч. С. 405.]. Нансен не отрицал, что Советы несут свою долю ответственности. Одновременно он пытался понять коммунизм: «Мы не должны забывать, какие обстоятельства ему предшествовали. Переворот был неизбежен». Но форма правления вызывала у него недоуменное покачивание головой. Ему казалось, что все возвращается к старому, с той только разницей, что это старое перешло в новые руки. Как говаривал Нансен, пожимая плечами, формы правления временны и преходящи, но это дело русского народа, в котором дремлют неизведанные силы. Борьба Советов за восстановление своей разоренной страны, утверждал Нансен, – личное дело самих русских, в которое никто не должен вмешиваться. При этом будущая Россия воспринималась как часть Европы, способная «к восстановлению равновесия между производством и потреблением в Европе»[204 - Там же. С. 392—393.].
Героические и одновременно трагические годы Гражданской войны привлекают внимание литераторов[205 - См.: Голованов В. Я. Тачанки с юга. Художественное исследование махновского движения. М. – Запорожье. 1997; Яруцкий Л. Д. Махно и махновцы. Литературное произведение. Мариуполь, 1995.]. Обращение к литературным произведениям как историческому источнику сравнительно недавно вошло в исследовательскую практику. Так, известный историограф и источниковед М. М. Мухамеджанов справедливо отмечает, что «нельзя пренебрегать творениями мастеров слова… Особый интерес вызывают те произведения, которые посредством приемов художественного творчества в обобщенном виде отражают реальную действительность во всех ее ипостасях. Персонажи этих сочинений могут быть вымышленными, но они вобрали в себя типичные черты людей различных социальных групп, занятий, образа жизни»[206 - Мухамеджанов М. М. Избранные статьи. М., 2006. С. 192.].
В качестве примера можно привести объемный роман Н. С. Данилова «Жернова» (592 стр.), в котором с исторической правдивостью освещены революционные и послереволюционные события в России (книга первая), среди участников – известные исторические деятели. Вторая книга романа посвящена повстанческому движению крестьян на Средней Волге весной 1919 г. – «чапанной войне». Автор романа – писатель, журналист, фронтовик Великой Отечественной войны, написал роман о своей малой родине. Он использовал архивные материалы (они удачно и ненавязчиво вплетены в контекст художественного повествования), документы музеев, консультации с местными историками, беседы с очевидцами событий из Самарской и Ульяновской областей, городов Тольятти (в прошлом центр «чапанки» Ставрополь), Сенгилея, сел Новодевичья, Белого Яра, Нижнего Санчелеева, Тимофеевки, Новой Васильевки, Федоровки. В заключении автор написал: «Глубокое знакомство с историческим материалом содрогало душу. Мне, атеисту, коммунисту с многолетним стажем, хотелось надеть христианский крест. Убежденно считаю, что крестьяне Средней Волги, пострадавшие во время Чапанной войны (расстрелянные, утопленные, лишенные свободы), заслуживают реабилитации и общего памятника жертвам кровавой расправы»[207 - Данилов Н. С. Жернова. Роман. М., 1996. С. 583.]. Книги, подобные данному роману, в полной мере могут служить в качестве исторического источника[208 - К сожалению, есть литературные примеры иного рода. Так, роман М. С. Шангина о Западно-Сибирском восстании отличает тенденциозность, выраженная в антипатии ко всем коммунистам. Половину 480-страничной книги составляют цитаты из различных источников, сопровождаемые фактологическими ошибками (См.: Шангин М. Ни креста, ни камня. Роман. Омск, 1997).]. Они создают непередаваемый колорит и дух ушедшей эпохи, освещают историю повседневной жизни в условиях революционной трансформации российского общества. В контексте трагических событий крупного крестьянского восстания раскрываются чувства, эмоции, настроения, стремления, надежды и ожидания, мотивация поступков и другие психологические аспекты поведения участников и очевидцев исторических событий прошлого. Литературные произведения способствуют раскрытию и восприятию специфики крестьянской ментальности, основанной на традиционалистских и консервативных ценностях крестьянского жизненного уклада. Познание духовного и психологического состояния народа позволяет осмыслить процесс резкого перехода от крестьянского смирения к вооруженному сопротивлению.
Таким образом, использование разнообразных групп и видов источников, представленных в источниковедческом обзоре, позволило автору диссертации собрать достаточную и достоверную источниковую базу для раскрытия цели и задач, поставленных в исследовании. Указанные источники дают ключ к пониманию подлинных причин, движущих сил, характера и итогов крестьянского протестного движения. Привлечение разнообразных документов, отличающихся по происхождению и авторству (в т.ч. диаметрально противоположных), является важнейшим условием комплексного восприятия документальных материалов, позволяющим осмыслить картину крестьянского движения с двух позиций – крестьянина и власти. Крестьянские документы отражают накопление политического опыта в протестном движении, отразившегося в росте его организованности: создании военных штабов и комендатур, исполкомов, печатных органов, программных документов, организации агитационно-пропагандистской работы, хозяйственной деятельности и пр. Особый интерес представляют крестьянские документы программного характера.
1.3. Теоретико-методологические аспекты изучения крестьянского вопроса
В контексте взаимоотношений крестьянства и власти (государства) главный вопрос, который остался без ответа в XX – начале ХХI в. – о пределах вмешательства государства в аграрную сферу. В этой связи ключевыми представляются вопросы, связанные с разработкой политики государства в отношении крестьянства. Формирование оптимальной политики, учитывающей интересы и потребности крестьянства как социальной группы в обществе, должно основываться на выявлении и учете объективных тенденций и факторов, определяющих вектор аграрной эволюции. В ходе исследования темы автор диссертации пришел к пониманию, что без решения этого насущного вопроса невозможно создать гармоничное сочетание и соответствие интересов власти в лице государства и крестьянского населения страны, которое позволило бы предупредить проявления протестных настроений и форм активного или пассивного сопротивления.
Историческая интерпретация теоретико-методологических аспектов взаимоотношений крестьянства и государства позволяет выявить истоки и предтечи политики Советского государства в отношении крестьянства. В этой связи важное значение представляет знаменательная дискуссия между марксистами и их оппонентами по поводу грядущего общества – социализма, которая имела место на рубеже XIX – XX вв. Одно направление ориентировалось на всемерное укрупнение и обобществление крестьянских хозяйств, другое отдавало предпочтение мелкому крестьянскому хозяйству, настаивая на его живучести. Предмет данной дискуссии имел особое значение для крестьянства России, составлявшего 4/5 населения всей страны. Именно Россия после Октября 1917 г. стала полигоном для проведения марксистских экспериментов на практике. Осмысление данной дискуссии позволяет выявить факторы, которые обусловили специфику политики нового государства в Советской России в условиях его становления, получившей название политики военного коммунизма.
Гипнотическое влияние успехов европейского капитализма в индустриальном развитии, начиная со второй половины XIX века на представителей общественной мысли, в первую очередь на марксистов, создавало представление, что капитализация всего мирового хозяйства является только вопросом времени. В сравнении с капиталистическим хозяйством все остальные формы хозяйственной организации воспринимались как отсталые. Подобный взгляд распространялся не только на сферу промышленности, но и на все остальные области хозяйственной деятельности. Перспектива земледелия считалась предрешенной: последняя твердыня семейного производства должна была капитулировать перед тотальным натиском машинной индустрии и капитала.
Основоположник теории марксизма Карл Маркс [См.: Персоналии в Приложении 1] утверждал об однозначном превосходстве крупного хозяйства не только в промышленности, но и в земледелии, отмечая обреченность мелкого крестьянского хозяйства в борьбе с крупным капиталистическим производством. Он писал, что в земледелии крупная промышленность действует даже с большей революционностью, уничтожая крестьянина и выдвигая на его место наемного рабочего. Мелкому собственнику Маркс предрекал неизбежную гибель повсюду. Его объяснение основано на существовании пределов развития мелкой собственности. Такой момент, по Марксу, как раз и наступил: мелкая собственность гибнет вследствие развития крупного сельского хозяйства, поскольку она, по утверждению Маркса, по самой своей природе исключает развитие общественных производительных сил, общественные формы труда, общественную концентрацию капиталов, а также возможность для прогрессивного применения науки[209 - Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2—е изд. Т. 23. С. 513; Т. 25. Ч. 2. С. 372.].
Фридрих Энгельс, как и Маркс, считал, что мелкая собственность в земледелии все более и более исключается промышленным прогрессом, уровень зрелости которого в условиях капиталистического развития к концу XIX века, по оценке Энгельса, создал материальные и интеллектуальные предпосылки для перехода к общественной собственности. Чтобы исключить неясности в толковании понятия «мелкий крестьянин», Энгельс дал четкое его определение: это есть собственник или арендатор – в особенности собственник – кусочка земли, не больше того, что он может обработать при помощи своей собственной семьи, и не меньше того, чтобы иметь возможность прокормить свою семью. Развитие капитализма, по описанию Энгельса, «перерезало жизненный нерв» именно у такого мелкого крестьянина—собственника, в результате мелкое хозяйство обречено на гибель. Виновной Энгельс называл индивидуальную форму владения, которую он связывал с устаревшим способом производства, принадлежащим прошлому, а «вошедшее в плоть и кровь» чувство собственности объявлял предрассудком. Энгельс считал, что если мелкие крестьяне будут и дальше настаивать на своем единоличном хозяйстве, то неминуемо лишатся не только своего участка земли, но и дома, усадьбы.
Критикуя программу французских социалистов за стремление защитить мелкого крестьянина и его собственность, Энгельс утверждал, что такая защита оказывает крестьянину медвежью услугу: она защищает не его свободу, а лишь особую форму его рабства, она затягивает существование такого положения, при котором он не может ни жить, ни умереть. Отвергая намерения помочь выживанию мелкого собственника, Энгельс предлагал настойчиво разъяснять крестьянам безнадежность их положения, невозможность сохранить за ними их собственность, уверенность, что капиталистическое крупное производство раздавит их устаревшее мелкое хозяйство. В крестьянине—собственнике Энгельс видел лишь будущего пролетария. Игнорирование такого подхода он воспринимал как нарушение основных программных принципов социалистов[210 - Энгельс Ф. Крестьянский вопрос во Франции и Германии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 22. С. 504, 506, 507, 509—511, 519, 521.].
Как Энгельс представлял себе отношение к мелкому крестьянину в случае прихода к власти социалистов? Его точка зрения оставалась неизменной: социализм заинтересован вовсе не в сохранении индивидуального владения, а в его устранении: там, где оно существует, становится невозможным общее владение. В повестке дня по—прежнему остается неизбежная гибель мелкого крестьянина. При этом, однако, Энгельс оговаривал нежелательность насильно экспроприировать мелких крестьян: политика по отношению к мелким крестьянам рассматривалась прежде всего в том, чтобы их частное производство, их собственность перевести в товарищескую, но не насильно, а посредством примера, предлагая общественную помощь для этой цели. Крестьянам предлагался единственный путь – самим вести крупное хозяйство в интересах общей пользы[211 - Энгельс Ф. Крестьянский вопрос во Франции и Германии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 22. С. 510, 518, 520.].
В марксизме не было четко сформулированной программы построения социализма – он не предлагал никаких детальных проектов построения будущего строя. Но основные черты понимания социализма[212 - Социализм (от лат. socialis – общественный) в современном понимании определяется как комплекс социально-философских и идейно-политических концепций, доктрин, установок; совокупность социально-политических движений; предполагаемый в будущем или существовавший в СССР, странах Восточной Европы, Китае и некоторых странах Азии общественно—политический строй. Социализм как особый тип понимания социально-политического мира призван обосновать и защищать идеал общественного устройства, основанного на приоритете общественной собственности на средства производства, отсутствии эксплуатации, справедливом распределении материальных благ. Социализм является историческим феноменом, возникшим в Новое время в качестве реакции на социальные и экономические отношения становящегося капиталистического общества, особенно на реальности, вызванные промышленной революцией. Как более или менее отчетливо сформулированное течение социально-философской и идейно—политической мысли социализм начал формироваться с конца ХVIII в. Показательно, что само понятие «социализм» впервые появилось в 1830-е гг. Считается, что в научный оборот это понятие было введено П. Леру в работе «Об индивидуализме и социализме» (1834 г.), как противоположное по смыслу термину «индивидуализм». Для сторонников социализма было характерно критическое отношение к существовавшей в тот период общественно—политической системе, которая, по их мнению, основывалась на принципах несправедливого распределения материальных благ, социального неравенства, духовного и физического порабощения людей. Противопоставив эгоистическому индивидуализму своего времени идеал нового сообщества людей, связанных между собой чувством коллективизма, социального равенства и братской солидарности, приверженцы социализма претендовали на то, чтобы заменить капитализм и индивидуализм общественной и коммунальной формами производства и распределения, эгоизм альтруизмом, а конкуренцию сотрудничеством. В марксистской пятичленной формационной схеме социализм рассматривался в качестве первой фазы высшей – коммунистической – общественной формации. Составными элементами социализма предполагались коллективизм, общественная собственность на средства производства, солидарность, социальное равенство, справедливость, ликвидация классового разделения общества, отсутствие эксплуатации (См.: Новая философская энциклопедия. Т. 3. М., 2001. С. 606—608).] проступали в марксовой критике капитализма: отказ от частной собственности, рынка, от денег, ликвидация разделения труда между городом и деревней (это означало урбанизацию деревни путем превращения крестьян в рабочих на сельскохозяйственных фабриках или в коллективных хозяйствах). Программа будущего у Маркса вполне определенно представляла собой единый проект национализации, обобществления и планирования, дополненный революционным принуждением. Маркс вполне четко выразил свое одобрительное отношение к принудительным мерам определением революций как локомотивов истории и насилия в качестве повивальной бабки истории.
В сочинениях Маркса и Энгельса можно обнаружить высказывания о путях преодоления при социализме существенных различий в образе жизни городского и сельского населения, о рациональном распределении свободного времени и воспитании всесторонне развитых членов общества. Для марксистов определяющее значение имела целевая установка: посредством ликвидации частной собственности «вырвать сельское население из изолированности и отупения»[213 - Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 50; Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 447; Энгельс Ф. К жилищному вопросу // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 18. С. 233.]. Данные положения олицетворяют абстрактный прогноз на будущее. Можно при этом заметить, что подобный прогноз во многом повторяет идеи утопического социализма. Так, еще Томас Мор в своей «Утопии» представлял будущие поселения в виде удобно расположенных домов с коллективным приготовлением пищи, жители которых любят досуг, публичные чтения, а духовные удовольствия считают главными. Цель такого жизнеустройства – избавить людей от телесного рабства, даровать им как можно больше времени для духовной свободы и просвещения – в этом виделось счастье жизни[214 - Мор Т. Утопия. М., 1978. С. 174, 185, 190, 195, 222, 226.]. Описательность грядущего социалистического общества общими, обтекаемыми характеристиками объединяла марксистов с утопистами.
Новый быт коммунистического поселения Энгельсу представлялся высокоиндустриальным: с применением электричества, газа, с отоплением жилища горячей водой, общественным питанием. В материальном достатке и развитой инфраструктуре домашнего быта труженика промышленности и сельского хозяйства Маркс и Энгельс видели необходимые предпосылки для формирования высокой духовной культуры не только отдельного индивидуума, но и в обществе в целом. В этой связи ими был провозглашен лозунг общества трудящихся: свободное развитие каждого является условием свободного развития всех. Позднее Маркс конкретизировал лозунг, разъясняя, что в коммунистическом обществе не рабочее, а свободное время будет мерилом общественного богатства. В чем выражался этот тезис? Свободное время должно быть предназначено для досуга, образования, интеллектуального развития, товарищеского общения, свободного развития физических и интеллектуальных сил, открывающих простор для развития личности[215 - Энгельс Ф. Эльберфельдские речи // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 2. С. 542; Энгельс Ф. Эдуарду Бернштейну, 27, 28 февраля, 1 марта 1883 г. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 35. С. 374; Энгельс Ф. Описание коммунистических колоний // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 42. С. 224; Маркс К. Экономические рукописи 1857—1859 годов // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. 2. С. 216, 217, 221; Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 447; Т. 24. Ч. 2. С. 386—387; Т. 26. Ч. 3. С.264—266.].
Одним из главных выразителей марксистских воззрений в аграрной трансформации в конце XIX – начале XX века является Карл Каутский. Признавая факт, что сельское хозяйство развивается не по такому же шаблону, как развивается промышленность, а подчиняется своим собственным законам, он отмечал, что из этого обстоятельства еще никоим образом не вытекает вывод о противоположности и несовместимости процессов развития сельского хозяйства и промышленности. Одну из важнейших отличительных особенностей земледелия Каутский видел в неразрывной взаимосвязи производства с домашним хозяйством[216 - Каутский К. Аграрный вопрос / Пер. И. Андреева и В. Либина. Харьков, 1900. С. 7, 80.].Каутский доказывал, что крупное хозяйство в техническом отношении превосходит мелкое во всех значительных отраслях сельского хозяйства, хотя и не в такой степени, как в промышленности. Машинное производство в крупном хозяйстве, утверждал он, гораздо совершеннее, чем в мелком. В данном случае обоснование Каутского, в отличие от его оппонентов, отличается более серьезной аргументацией. Он ясно представлял себе существование в аграрной сфере более серьезных препятствий и трудностей для применения машин, чем в промышленности. Технические – выражались в необходимости подстраивать машину под рабочее место, а не наоборот; экономические – в возможности использовать машину в сельском производстве сравнительно короткое время в году. К последним относилась и взаимосвязь внедрения машин с уровнем заработной платы работников.