Петр Игоревич. У меня загорелись глаза. Встреченная мною женщина стремлением пожить их зажгла. Ни на кого не озираясь, пожить. Не выслушивая упреков и на улаживание споров не растрачиваясь. С вами я по вашим правилам жил.
Гурышев. Объяви, в чем твои, и мы поглядим, чем они для нас…
Петр Игоревич. Я и она. Тут будут жить только я и она. Для возведения нашего чертога свобода от вас условие для меня очевидное. Разумно взгляните и поймете.
Гурышев. Со спокойной убедительностью говорить он пытается.
Анастасия. Успокоился.
Гурышев. Для меня вопрос, чего он вообще психовал. По съемным квартирам не тебе, папочка, с ребенком мотаться. Когда ты решил нас выгнать, умиротворение на тебя должно было сойти, и тебе бы к нам в комнату улыбчивым, благодатным, уже ощущающим, как же изумительно вы без нас заживете. Исход за порог раздражителей, непрекращающаяся радость тихой жизни вдвоем, внучке на новом месте неуютно – бог с ней, нас за неуплату откуда-нибудь выселили – бог поможет, в крайних обстоятельствах попросим нас впустить – скажешь, что свое слово ты сказал. Об изгнании нас восвояси Катьке ты сам скажешь?
Петр Игоревич. Как ей втолковать, я…
Гурышев. Жалостливую линию поведения избери. Скажи ей, что ты старенький, но женщину еще хочешь, и какая подвернулась, перед той расстилаться обязан. Я же, Катенька, старенький, с женщиной, что гораздо моложе, мне остается не хозяином, а покорным рабом… ни в коем случае не говори, что выгнать нас не она потребовала. Если ее бесчувственной гадиной выставишь, внучки, может быть, не лишишься.
Лыбова. Сливай на меня.
Петр Игоревич. Да я ему… он…
Лыбова. Он грязно себя ведет.
Гурышев. Не я, а он! Внучку кто из квартиры вышвыривает – не он? Кому ее чувства абсолютно по боку, нам с женой? Во дворе у нее друзья, но эту дружбу придется забыть, сказать вам, кто за ее слезы в ответе? Чудесная чистая девочка, жалко ее…
Анастасия. Девочка она обычная.
Гурышев. Она майку ему стирала! Много ты знаешь внучек, своих дедов обстирывающих?
Анастасия. Она всего однажды что-то ему постирала. И майку испортила.
Лыбова. Желтые пятна?
Анастасия. Как после мочи.
Лыбова. Воронежская вода, если не фильтровать, всегда такие пятна делает.
Анастасия. Я-то в курсе, а она по малолетству упустила. (Петру Игоревичу) С чего у нее желание-то проснулось? Ее и собственные вещи стирать не заставишь. Как вы сумели на работу по дому ее настроить?
Петр Игоревич. Я бы майку еще поносил, но она сказала, что от моей майки…
Гурышев. Запашок?
Петр Игоревич. На пенсии человек нередко ощущение приличий утрачивает. Поблизости лишь родня, а ради родни и майку менять лень. Да и зачем менять, когда вы сами мне говорили, что от стариков ничем не пахнет?
Гурышев. От опрятных старичков нет, а от запустивших себя не приведи как потягивает. Старую бомжиху у «Спортмастера» недавно видел – аромат от нее лился сшибающий. Твердую грушу она грызла.
Анастасия. Зубы сохранила.
Гурышев. И деньги на грушу имеет!
Анастасия. Сколько сейчас груши стоят, я знаю. Не подступишься к грушам.
Лыбова. Грушу ей могли добрые люди дать.
Петр Игоревич. А зубы у нее, наверное, не свои – вставной челюстью она грушу.
Гурышев. На твою челюсть мы, папа, всем миром еле набрали. Откуда у нее на челюсть?
Лыбова. Она же не с детства бомжует. Еще недавно, скорее всего, по-человечески жила. Не с теми связалось и квартиру отжали.
Анастасия. У вас так же было? Мы слышали, вы у подруги живете. А ваша квартира куда подевалась?
Лыбова. Говорить о моих невзгодах мне…
Петр Игоревич. Не выпытывайте у нее!
Гурышев. Ты, отец, снова в психоз не впадай. Пусть расскажет – убудет от нее, думаешь?
Петр Игоревич. Что бы там ни было в прошлом, вопрос с квартирой для нее решен!
Гурышев. Жить она будет с тобой, но собственной квартиры у нее…
Петр Игоревич. Эта!
Гурышев. Эта квартира твоя. Ты же не настолько обезумел, чтобы на нее ее переписать?
Петр Игоревич. Документ еще не составлен, но позвольте вам заявить, что после моей кончины квартира перейдет не вам, а ей.
Гурышев. Тебе, отец…
Петр Игоревич. Безапелляционно заявить!
Гурышев. Ты, отец, сейчас дикость творишь. Как бы у нас с тобой ни складывалось, мы тебя любим! А она нет!
Петр Игоревич. Возможно. Но я-то ее люблю. И что вполне адекватно, желаю создать ей условия. Я умру, а моей любимой женщине, значит, броди и у подруг уголочек ищи?
Гурышев. Не заслуживает она твоего дара…
Анастасия. Ты про нас скажи! Скажи, что остаться без наследства мы не заслуживаем!
Гурышев. Что бы я ему ни сказал, не разогну я его, любовью скрученного.
Петр Игоревич. Ты, сынок, в безысходность не погружайся. После моей смерти и вам кое-что достанется.
Гурышев. Буйняковскому от его умершей матери красивые коробочки от конфет и печенья достались. Старуха их собирала и из-за слабоумия дорожила. Буйняковскому хотя бы брат машину завещал.
Петр Игоревич. Вам от меня подороже машины кое-что перейдет.
Гурышев. Да нет у тебя, отец, никаких ценностей… ну что ты болтаешь, не чокнулся же ты в самом деле!