А: Ну, в конце концов, в 1989 году он еще политикой не занимался… Магомед, ты интересно рассказал о своем первом общении с бандитами; а еще серьезные столкновения с бандитами у тебя были?
Ш: Никаких. Ничего. Ни слова, ни полслова. Ни на словесном уровне, ни на физическом.
А: То есть тебе вообще вмешиваться не приходилось? И никаких угроз вы не чувствовали?
Ш: Никогда, ни от кого. Я думаю, что Боря просто был везучий во всем, абсолютно.
А: Странная, конечно, история. Твой авторитет был использован один раз в жизни? Тогда чем же ты занимался?
Ш: У меня была вазовская станция. Я станцией занимался. Тогда еще не было телефонов, но Боря или Самат могли на пейджер кинуть: “На “Хонду” наехали, сидят там, чай пьют”.
А: Значит, такое все же бывало?
Ш: Буквально первое время, пока нас не узнали.
А: Ты приезжал сам и разговаривал? По той же логике: “Я Магомед, лучше не приходите больше”, да?
Ш: Я был старшиной роты в мореходке.
А: Никакой смешной истории не вспомнишь, когда пришлось с кем-то вот так разговаривать?
Ш: В Чехове один раз было… Была суббота, начало марта. Боря дал мне первый “Мерседес” в ЛогоВАЗе, в 124-м кузове, я его накануне получил и в субботу выехал покататься. “Мерседес” после “Жигулей”, понимаешь? Потом заезжаю в ЛогоВАЗ. Зашел к Бадри. А он сидит весь белый-белый, как твоя рубашка. Он говорит: “А мы тебя искали, ты очень нужен был. В Чехове наехали. Просят собрать деньги, и чтобы платили каждый месяц”. Я говорю: “Сейчас решу эти вопросы”. – “Нет-нет, я тебя не пущу”. Я говорю: “Ну там же люди вменяемые, они все понимают”.
В это время звонит телефон. Бадри был вообще белый в этот день, а тут у него вся кровь отлила. Говорит: “Да-да, я слушаю. Да, собирают деньги”. Я говорю: “Дай трубку”.
Я беру трубку. “Кто такой?” – “Юрий Петрович”. Я говорю: “Юрий Петрович, вы в Чехове? Никуда не уходите, я сейчас приеду к вам”. Я сразу почувствовал, как тон переломился у него. Он говорит: “Сколько вас будет?” Я говорю: “Буду один. Через час буду”. Я поехал туда на этом “Мерседесе”, адрес мне Бадри написал.
А: Там был склад?
Ш: Да, склад машин. По-моему, 8 тысяч машин там стояло, бывшая воинская часть. Вокруг забор, ворота. Я заехал туда. Там толпа. Три микроавтобуса там было, набитых ребятами. Мне уже Бадри сказал, что там будут Красненкер и Ицков. Я говорю: “Кто Красненкер? Найди нам помещение на пять минут. А Юрий Петрович кто?” Он отвечает: “Я”. Говорю ему: “Пошли”. Он пошел.
А: Что он из себя представлял?
Ш: Хулиган. Лет 35 максимум. Он зашел раньше меня – видимо, ему этот кабинет был знаком – и сел за стол. Я говорю: “Сегодня какой день?” Он говорит: “Суббота”. – “Я должен был дома лежать и отдыхать. Я из-за тебя сюда приехал”. – “Я все понял”. – “Что ты понял?” – “Не надо было сюда заходить. Мы неправильно сделали, что сюда пришли”. Я говорю: “Ты должен понять главное: если здесь птица, пролетая, уронит перышко, я с тебя спрошу. Понял?” Он говорит: “Все понял”. Мы вышли. Он говорит: “Мы не на тех наехали, мы уходим”. Они сели на свои микроавтобусы, и ж-ж-ж… Красненкера, царствие ему небесное, уже нет, но Ицков все это своими ушами слышал и своими глазами видел. Я его, правда, с тех пор не встречал.
А: Получается, что у тебя дар убеждения даже больше, чем у Березовского. Почему ты так действовал?
Ш: Почему? Скажу. Был молодой. Амбиции. В мореходке был старшиной роты. Одесская мореходка, одесситы – народ непростой. Рота – это 100 человек, я умел 100 человек разворачивать куда хочешь. Наверное, думать не умел. Детей не было. Жены не было.
А: Чеченский акцент имел какое-то значение?
Ш: А что, у чеченцев есть акцент?
А: У тебя есть небольшой акцент. Может быть, он даже одесский, но он не московский. Для меня, москвича, он не московский.
Ш: Ну, одесситы меня сразу вычисляют.
А: В общем, ты толком не можешь объяснить, почему тебя боялись?
Ш: Я не знаю. Ха-ха…
Ему нужен был взрыв эмоций
А: Магомед, когда в 1994 году на Бориса было совершено покушение, ты ведь возглавлял службу безопасности?
Ш: Я не был начальником службы безопасности, я был замгендиректора по безопасности. Гусинский в это время тратил 60 процентов на безопасность, а ЛогоВАЗ не заплатил ни одного доллара ни одной компании, ни одному влиятельному человеку. Сережа Соколов возглавлял охрану.
А: Но ты все-таки главный по безопасности. И вы пропустили заложенную в машину бомбу.
Ш: У него в доме приемов ЛогоВАЗа работали два генерала из Кремля. Два генерала! Ну, у них была своя задача, у меня была своя задача.
А: Но в принципе пропустить подложенную бомбу – это какая-то странная история.
Ш: А если он сам ее подложил?
А: Зачем это?
Ш: Сейчас объясню. В этот день, это было 7 июня, мы сидели в доме приемов ЛогоВАЗа, вместе кушали. Он, Салман, я, Бадри, Самат. В этот день он собрался ехать в Тольятти на машине. Мы с Салманом говорим: “Мы с тобой поедем, вместе же лучше”. А он говорит: “Нет”. – “Да!” – “Нет!” – “Да!” – “Нет”. Не собирался он туда. Он нас с Салманом двоих отправил, а через 15 минут сел в свою машину. Выехал, и был взрыв. Ни один человек в Москве не считал Бориса Абрамовича врагом!
А: Почему ты думаешь, что он сам подложил? Как это?
Ш: Я не говорю, что сам подложил. Но он это организовал. Ему нужен был взрыв эмоций.
А: Ну не рисковать же собственной жизнью?! Это большущий риск.
Ш: Сколько лет прошло с того дня? 23 года. Все эти годы я думал об этом. У меня другого мнения нет. Он сам это сделал.
Он был самодержец
А: Слушай, у вас же там, в клубе, тусовались все, начиная с Лужкова? Ты же со всеми познакомился, как я понимаю? Как ты вообще в этот мир входил?
Ш: Как положено. Вообще вопросов не было.
А: Как ты переживал изменение возможностей? Я вот помню, как у нас ничего не было, а потом бах! – появились деньги, машины, квартиры.
Ш: Как должное. Власть изменилась. И все, абсолютно все люди бывшего Советского Союза считали, что теперь каждый должен стать миллионером. И деньги должны сыпаться миллионами.
А: Да, это было. Знаешь, что интересно: ты пришел в 1989 году, когда все только начиналось. А уже в 1993-м ЛогоВАЗ стал великой структурой, мифологизированной. Три года быстрого взрывного роста. Скажи, как тебе показалось, Боря менялся? Богуславский и Денисов считают, что он менялся не в лучшую сторону.
Ш: Моя точка зрения такова: Боря не менялся до тех пор, пока в 1993 году не разгромили Верховный Совет.
А: Почему ты так считаешь? Что было такого переломного в этой точке?
Ш: У него уже появилась мания величия. И он стал узнаваемым не только в Москве или в нашей стране, но и в мире. А я ему еще в 1990-м говорил, что он дойдет до этого и ЛогоВАЗ будет узнаваем во всем мире.
А: Ваши отношения тоже менялись?
Ш: Да. Как только свергли Верховный Совет, он стал великим. И почему? Потому что он получил доступ к Ельцину, президенту. А ты знаешь, как он сошелся с Ельциным?