Китай-город

– На две копейки спустили, – пояснил приказчик.

– Всё армяне берут?

– Так точно.

Все приказчики боялись ее гораздо больше, чем хозяина. Его они давно прозвали «бездонная прорва» и «лодырь». Каждый из них старался красть. Им уже шепнули снизу, что, должно быть, «сама» берет в свои руки все дело. Тогда надо будет подтянуться. Кто-нибудь непременно полетит. Трифоныча они недолюбливали. Он усчитывал, что мог, и с главными приказчиками у него часто бывали перебранки. Трифоныч всегда держал руку хозяйки, почему его и считали «наушником» и «старой жилой».

На лестнице послышались скорые мужские шаги. Анна Серафимовна подняла голову. Это был Палтусов, в шляпе и пальто. Она вспыхнула. Ей стало сначала неловко оттого, что он ее застал в амбаре, среди ситцев и сукон, как настоящую хозяйку-купчиху. Но это чувство пролетело мгновенно, хотя и заставило ее покраснеть. Ну что ж такое? Она купчиха, владетельница миллионной фабрики, занимается делом, смыслит в нем. Тут нет ничего постыдного. Хорошо, кабы все так поступали, как она.

Когда Палтусов подошел к ней, она совершенно оправилась и протянула ему руку.

– Еду по Варварке, – мягко заговорил он, снимая шляпу и низко наклонив голову, как он делал только перед немногими женщинами. – Смотрю, ваша коляска. Спрашиваю. Анна Серафимовна одна в амбаре, а Виктора Мироновича нет… Вы заняты? Не мешаю?..

От его голоса она заметно оживилась. В нем было что-то такое, что действовало на нее совсем особенно. Перед ним она редко совестилась своего звания; но зато ей хочется быть «выше» этого звания, чтобы он видел в ней «человека», а не «кумушку», как Виктор Миронович. И, кажется, Палтусов так и начинает на нее смотреть. Его наружность она находила резкой противоположностью фигуре и лицу мужа. Ей нравился его склад, рост, выражение глаз, голос, манера говорить и держать себя… Он – «из господ», с воспитаньем, везде принят, служил в кавалерии и лекции слушал, а не пренебрегает бывать в купеческих домах. И держится не как барин, спустившийся до купцов; во все он входит, обо всем обстоятельно расспросит, чрезвычайно прост, никогда не скажет ни одной банальной любезности. С Виктором Миронычем сухо вежлив. Ни разу у него не ужинал. Ему не надо ни его сигар, ни его шампанского. Такого «барина» она бы пригласила к себе в директоры фабрики, если б он был техник. Только она минутами не то боится его, не то в чем-то как будто подозревает.

– Мешаете? – переспросила она. – Ничуть!

– Рассматриваете товар?

– Да, надо…

Она пошла к лестнице и его пригласила рукой. Приказчики враз поклонились.

– Сами хозяйничать надумали? – говорил ей вслед Палтусов.

– Фабрикой… своей… я давно занимаюсь, а вот теперь…

Она остановилась на лестнице двумя ступеньками ниже его и обернулась, глядя на него снизу вверх.

– Супруг уехал?

– Уезжает.

– Надолго?

– Не знаю. Чай, на всю зиму.

Ее приволжское «чай» немного резнуло его ухо, но тотчас же и понравилось ему. Голова Анны Серафимовны с широкими прядями волос, блеск глаз и стройность стана – все это окинул он одним взглядом и остался доволен. Но цвет платья он нашел «купецким». Она подумала то же самое и в одну с ним минуту и опять смутилась. Ей стало нестерпимо досадно на это глупое, тяжелое да вдобавок еще очень дорогое платье.

– Не угодно ли чаю? – спросила она, стараясь улыбнуться, у дверей хозяйского отделения.

– Не откажусь, если есть.

– Сейчас… Максим Трифоныч, – кивнула она в сторону конторщика.

Палтусов вошел за нею.

– Вы, значит, берете на себя все дело? – сказал он ей тоном утвердительного вопроса.

– Как это вы догадались?

– Догадался. И очень рад.

Они присели на диван, налево от входа.

– Виктор Мироныч, – начал он, – не деловой человек. У него тоска по… бульварам.

Палтусов рассмеялся. Ей понравилось, что он говорит про ее мужа в тоне приличной шутки, хотя и давно раскусил его. Так она желала бы, чтоб в ее присутствии все говорили о Станицыне, пока она считается его женой.

– Да, – спокойно сказала Анна Серафимовна.

Незаметно Палтусов взял ее за руку и почтительно пожал.

– Хороший вы человек! – тихо вымолвил он и поглядел ей в глаза ласково и кротко.

У ней внутри защекотало. Она слегка выдернула руку и обернула голову.

– Что же, вы это из жалости говорите, Андрей Дмитрич? – спросила она.

– Нет! не из жалости! – с живостью возразил он. – Цельный человек!.. Русская культура вот такая и должна быть… А точно, – он как бы искал слово, – судьба ваша…

Он не договорил. Дверь скрипнула. Приказчик подавал ему стакан чаю.

– Вы не выпьете? – спросил Палтусов.

– Я уж пила.

– Вам ехать?

– Да, надо.

– И я тороплюсь.

Приказчик вышел.

– И вы опять соломенной вдовой останетесь?

Палтусов во второй раз заглянул ей в глаза, но на большем расстоянии.

– Да я давно соломенная вдова! – вырвалось у Анны Серафимовны.

Оба они поднялись разом с дивана.

XXIV

Им обоим приятно было бы остаться еще вдвоем в этом хозяйском отделении амбара. Но если б у Анны Серафимовны и не случилось экстренного дела, она бы все-таки поспешила уехать. Палтусова она принимала несколько раз у себя на дому, но в гостиной, в огромной комнате, на диване, в роли дамы, – она там не так близко сидела к нему, думала не о том, следила за собой, была больше стеснена, как хозяйка.

– Можно будет нанести вам визит? – спросил Палтусов с продолжительным наклонением головы и протянул ей руку.