– Убирай здесь, Татьяна, да спроси Луку Иваныча – хотят они чаю или нет?
Ответа не последовало. Анна Каранатовна уже сильнее высунулась в дверь.
– Лука Иваныч! – крикнула она.
– Что нужно? – раздалось глухо из кабинета.
– Чаю вы хотите?
– Пожалуй.
– Ну, так подите сюда, а то Татьяна не скоро еще соберется.
Послышались медленные шаги, и в комнату, совсем сгорбившись, в халате, вошел Лука Иванович.
Мартыныч стоял уже в позе, говорившей "счастливо оставаться". Лука Иваныч взглянул на него спокойнее, чем накануне, но невнятно проговорил:
– Вы бы прошли ко мне, у нас с вами счетец есть.
Слова эти Анна Каранатовна расслышала хорошо и тотчас же подалась вперед.
– Да Иван Мартыныч совсем и не желает, – начала она недовольно, обиженным голосом, – он не для того совсем и пришел.
Лука Иванович удивленно взглянул на нее. Мартыныч совсем переконфузился, что и выразил в игре часовой цепочкой.
– Иван Мартыныч, – продолжала Анна Каранатовна жалобной нотой, – вон мне и машинку достал… даже так скоро, что я в удивление пришла. Я уже им говорила насчет этого…
– Насчет чего же это? – спросил медленно Лука Иванович, поглядывая на них обоих.
– Вы не извольте беспокоиться, – промямлил Мартыныч, стараясь протискаться бочком в дверь.
– Да полноте, Иван Мартыныч, – ободряла его Анна Каранатовна, – ведь я Луке Иванычу толком говорю.
– Вам десять рублей следует, – резко сказал Лука Иванович, – пожалуйте ко мне.
Анна Каранатовна даже раскрыла рот; так поразило ее и то, что сказал Лука Иванович, и тон его слов.
Мартыныч весь съежился и, повернувшись на одном каблуке, пошел за Лукой Иванычем в кабинет. Там он что-то такое было начал насчет денег, но Лука Иванович довольно резко остановил его, подавая красненькую.
– Это не все, кажется, – выговорил он, поморщиваясь, точно от дыму, – да вы не кончили еще, так мы после сочтемся.
– Помилуйте-с, – стыдливо отталкивал бумажку Мартыныч, – вы меня много обидите…
– Берите, – строго перебил Лука Иванович, – что ж вы благодеяние, что ли, мне желаете оказывать?
И он повернулся к столу, сунув бумажку так, что, если б Мартыныч не подхватил ее, она бы упала на пол.
Мартыныч даже побледнел, сжал торопливо бумажку в кулак и стал пятиться назад на цыпочках.
– Покойной ночи, – выговорил он сладко и глухо – и все тем же задним ходом исчез в дверь.
– Прощайте! – не оборачиваясь, кинул ему Лука Иванович.
XIV
Когда дверь захлопнулась за Мартынычем, он столкнулся с Анной Каранатовной: та стояла в коридоре, против двери в свою комнату, и, вероятно, слышала разговор в кабинете.
– Счастливо оставаться, – шепотом и торопливо проговорил Мартыныч, не решаясь останавливаться.
– Да вы куда это? посидите! – начала, громче его тоном, упрашивать Анна Каранатовна. – Он ведь писать засядет.
И она небрежно кивнула головой на дверь в кабинет Луки Ивановича.
– Нет, уж что же-с? – не то обиженно, не то застенчиво ответил Мартыныч и стал бочком двигаться по коридору.
Анна Каранатовна пошла провожать его в кухню.
– Сердит?! – вопросительно выговорила она, пока Мартыныч накидывал на себя пальто.
– Не в духе-с… вы напрасно это, Анна Каранатовна, насчет моей работы… ведь господа писатели – народ амбиционный… сами мы про это сейчас говорили.
– Экая важность! Он ведь все балагурит, а это нынче только – тучу из себя представил; сердит, да не силен, – прибавила она подмигнувши.
Мартыныч сдержал наплыв смеха и прыснул на воротник пальто.
– Такой стих-с… – сквозь смех выговорил он.
– Никто, главное, не провинился!.. А почитать-то когда же?
Мартыныч глазами показал, что он рад бы душой, да боится учащать свои посещения.
– На той неделе, если вам способно будет.
– Да и на этой бы можно, кажется… не все он привередничать будет… До свидания, значит, а я машинку-то вашу сегодня же обновлю…
Она протянула ему руку, Мартыныч подал свою, ладонью.
Анна Каранатовна крепко пожала ее и прибавила, когда он уже взялся за ручку выходной двери:
– А то, какие ваши слова были сегодня, Иван Мартыныч, я долго буду помнить.
– Я от всей души, – жидким голоском выговорил Мартыныч и, уже от себя, потряс руку Анне Каранатовне.
– Буду помнить! – значительно повторила Анна Каранатовна, провожая его до лестницы.
Татьяна могла бы быть свидетельницей всего их разговора, но она опять уже спала, примостившись у плиты.
Анна Каранатовна должна была растолкать ее.