Китай-город

Как же говорить после такого приема? Только срамиться. И переход-то нельзя сделать. К чему придраться? Или разговор перевернуть? На это Евлампия Григорьевича никогда не ставало и в заседаниях, не то что уж в подобном случае.

– Вы это напрасно, – выговорил он с большим усилием. Лучше всего было молчать, – разумнее и ловчее ничего не придумаешь.

– Да нечего!.. Газетная лапша хорошая штука для вашего брата…

– Мы не так к вам относимся…

– Кто мы?

– Да хоть бы дядюшка… и я тоже. До сих пор, кажется, имел я основание, Капитон Феофилактович, считать вас русским коренным человеком… Вы же меня и ввели к таким людям, как хотя бы Лещов Константин Глебыч…

– Да ты куда это ударился, сударь мой?

– Нешто мы изменили? Или передались, что ли? Вон другие себя величают всячески: либералы мы, говорят, западники… А я, кажется, все в том же духе…

– Надоел, Евлампий Григорьевич, надоел ты мне своим нытьем… Славянофил ты, что ли? Кто тебя этому надоумил? Книжки ты сочинял или стихи, как Алексей Степаныч покойник? Прения производил с питерскими умниками аль опять с начетчиками в Кремле? Ни пава ты ни ворона! И Лещов над тобой же издевался!.. Я тебе это говорю доподлинно!

XI

Дальше молчать было невозможно. Евлампий Григорьевич задвигался на стуле.

– Зачем же-с, зачем же-с, – заговорил он. – Я вовсе в это не желаю входить. Душевно признателен за то, что видел от Константина Глебовича. И хотя бы он за глаза… при его характере оно и не мудрено; но мы об этом не станем-с…

– Это твое дело! – перебил Краснопёрый.

– Не станем-с, – повторил Нетов. – Потому, кто же может в душу к другому человеку залезть. А вот, Капитон Феофилактович, мы с дядюшкой Алексеем Тимофеевичем думаем сделать вам совсем другое… сообщение.

– Какое такое сообщение?

Краснопёрый подпер себе руки в бока.

– Так как Константин Глебович очень плох, можно сказать в полном расстройстве здоровья, так мы и думали, по прежним нашим связям с вами…

– Ну-у?

– Как вы полагаете сами насчет местов, занимаемых теперь Константином Глебовичем?..

Лицо Краснопёрого изменило выражение. Он подался вперед всем корпусом.

– Как же тут полагать? Ты говори толком.

– Ведь желательно, чтобы, ежели после его кончины места эти останутся вакантными, человек стоящий получил главную силу и мог сообразно тому действовать.

– Дальше что же, сударь мой, дальше-то?

– И чем раздоры иметь… и друг дружку ослаблять, не любезнее ли бы было, Капитон Феофилактович, в соглашение войти… Если вы к нам в тех же чувствах, как и прежде, то мы, с своей стороны, окажем вам поддержку.

– А ты думаешь, для меня невесть какая благодать на Лещова место сесть? – пренебрежительно спросил Краснопёрый. Он сразу уразумел, в чем дело, и уже сообразил, как надо поломаться. Коли сами залезают, стало, он им нужен… Газетные статейки подействовали.

«Подлец ты, подлец, – беспомощно бранился про себя Нетов. – И зачем я тебя улещаю?.. Надо бы тебя за пасквили к мировому, а то и в окружный… Ты же нас осрамил на всю Москву, и я же должен прыгать перед тобою».

– Хуже будет, ежели кто-нибудь из ваших заклятых врагов да попадет… – сказал с усилием Нетов. – Ведь вы опять в дела вошли. Кредит поднимается сразу и всякое предприятие.

– Тих, тих, а посулы знаешь!

– Почему же вы это за посулы принимаете? Надо предвидеть-с.

– Благоприятель еще жив, а мы уж рассчитываем, кого бы нам посадить, чтобы нашу руку гнули. Об одеждах его мечем жребий!..

– Это уж совсем напрасно, – рассердился въявь Нетов и встал. – Вам достаточно известно, Капитон Феофилактович, что я никакими аферами не занимаюсь. (Марья Орестовна не могла его отучить от «афер»); ежели я и дядюшка Алексей Тимофеевич об чем хлопочем, так это единственно, чтоб люди стоющие сидели на таких местах. И потом мы полагали, что вам с нами ссориться не из чего. Кроме всякого содействия, вы от нас ничего не видали.

– Ладно, ладно!.. Сейчас и петушится, ха, ха!..

Краснопёрый переменил тон.

– Была бы честь предложена! – вырвалось у Нетова. Но он тотчас же испугался и ушел в себя.

– Да ладно, я ведь не кусаюсь. А ты вот что мне скажи: это ты сам придумал насчет Лещова?.. Вряд ли!.. Дядюшка надоумил?

– Это все единственно… кто… я ли, дядюшка ли. Что для вас выгоду имеет, вы сообразите сами…

– Плох он нешто?.. – спросил вдруг Краснопёрый серьезно.

– Вы о ком, о Константине Глебовиче?

– Да.

– Оченно плох… Я вот к нему…

– Удостовериться, сколько дней проживет?

– Вовсе не так, Капитон Феофилактович, вовсе не в этих расчетах, а потому, собственно, что они просили насчет завещания.

– Пишет?

– Да-с… И дядюшку желали в душеприказчики.

– Тот не пошел… старый аспид?

– У них делов достаточно и своих…

– А ты?

– Мне также вмешиваться не хотелось бы… подписаться свидетелем, почему не подписаться…

– Улита едет – скоро ли будет… Лещов-то пять раз уж на моей памяти отходил, однако все еще жив. Он Господа Бога слопает.

– Не доживет до зимы.