Юмор и мистика! Дед мой был дворником. Тайна старинной кружки

Иннокентий достал из кармана несколько купюр, отсчитал триста рублей и протянул их Василию.

– Бери, Вась, дарю.

Василий подошёл к Иннокентию и взял деньги.

– Вот это сюрприз! Иннокентий, ты, самый хороший человек на свете! Дай, я тебя расцелую!

– Это лишнее! Лучше поторопись, а то магазин скоро закроется.

Бег с препятствиями

Улица, по которой шёл Василий, была небольшой и узкой. Кроме, медленно идущей, сгорбленной старушки с палочкой на дороге больше никого не было. Обогнав её, Василий на всех парах направился к магазину.

Казалось, ничто не предвещало неприятностей. Дул свежий попутный ветер, солнышко заботливо освещало путь к заветной цели. Как, вдруг, из кустов, словно ошпаренная, выскочила чёрная кошка, и прошмыгнула на другую сторону улицы.

– Только этого мне не хватало! – расстроился Василий.

Остановившись, он призадумался. Идти дальше было рискованно – слишком плохая примета, а не идти, значит не согреться.

– Надо кого-нибудь пропустить вперёд… – Василий обернулся на, идущую позади, старушку. – Пожалуй, это вариант. Ей-то чего уже бояться?

Вернувшись к пожилой женщине, Василий предложил бабушке свою помощь и, ухватив её под руку, попытался ускорить её шаг. Однако несмотря на все усилия и советы делать шаг шире и быстрее, старушка по-прежнему шла с черепашьей скоростью.

Взглянув на часы, Василий понял, что с бабушкой ему не по пути. Оставался только один выход – идти в обход. И Василий пошёл. Для начала он перелез через забор чужого участка, на котором строился дом, затем случайно разбудил во дворе сторожевую собаку и, спасаясь от неё бегством, добежал до стены строящегося дома, затем, словно альпинист, вскарабкался на стену по кирпичным выступам, затем, словно канатоходец с палкой в руках, прошёл по доске, перекинутой на противоположную стену, затем, зацепившись руками за свисающий трос, перелетел через ещё одну комнату и, спрыгнув с двухметровой высоты на землю, ловко перевалился через забор на параллельную улицу, обогнав, таким образом, сторожевую собаку ровно на две секунды.

И вот, наконец, счастливый и удачливый, добрался он до заветной цели и остановился перед ней, как вкопанный, и страждущим взглядом уставился на закрытые жалюзи.

– Всё, сливай воду, – прошептал Василий, обречённо опустив руки. Вдруг обостренный слух его уловил едва слышимый шорох, исходящий из палатки, а внизу сквозь зарешеченное окошко мелькнули чьи-то ноги. Надежда вновь возродилась в страждущей душе. Василий подошёл к витрине и попытался приподнять жалюзи. Металлический занавес не поддался. Тогда Василий встал на четвереньки и постучал в окошко.

– Эй, товарищ! – закричал он жалостливо. – Товарищ!

Никакой ответной реакции не последовало.

От отчаяния Василий взвыл:

– Аууу! Аууу!

И тут с грохотом открылись жалюзи. Из за прилавка выглянула опухшая физиономия продавца, раздражённо посмотрела на Василия сверху вниз и недовольно проворчала:

– Ну, хулио ты там игнесишь?

Василий с трудом распрямился.

– Водки хочу… – устало произнёс он, – и колбаски…

Редакторша

В калитку настойчиво позвонили. На звонок вышла Антонина Григорьевна. За забором стояла женщина лет тридцати пяти в строгом деловом костюме тёмно-серого цвета.

– А это ещё что за мышь канцелярская? – подумала Антонина Григорьевна и спросила:

– Вы к кому?

– Я к Воробьёву Матвею Захаровичу. Он здесь проживает?

– Да. А вы кто?

– Я, Чурова Алла Афанасьевна, редактор отдела поэзии. Наш журнал заинтересовался работами Матвея Захаровича и я, как руководитель отдела, хотела бы познакомиться с ними более детально.

– О, Господи! – с недоумением произнесла Антонина Григорьевна. – Если бы сейчас выпал снег, я бы меньше удивилась!

– Так, я могу увидеть Матвея Захаровича?

– Не знаю, сможет ли он сейчас с вами говорить. С утра Матвей Захарович жаловался на плохое самочувствие.

Вдруг из окна высунулась голова Захарыча.

– Смогу! Смогу! – закричал он, помахав рукой, затем исчез и через несколько секунд появился уже на крыльце. На нём были одеты полосатые шорты и красная футболка с цифрой тринадцать на спине.

Увидев в таком виде мужа, Антонина Григорьевна побледнела и временно потеряла способность что-либо произнести.

В отличие от жены, Матвей Захарович, наоборот, был чрезвычайно любезен и разговорчив. Добежав до калитки, он поздоровался с руководителем поэзии, и тут же пригласил её в дом.

– Пройдёмте в мой кабинет! – проворковал Захарыч. – Там нам никто не помешает.

– Спасибо, – поблагодарила Алла Афанасьевна. – Но, нельзя ли где-нибудь на свежем воздухе? А то я сутками не выхожу из душных кабинетов.

– Конечно, можно! – воскликнул Захарыч. – У нас чудесный сад и огород. Прошу вас!

Захарыч взял под руку Аллу Афанасьевну и небрежно бросил жене.

– Тонечка, принеси нам, пожалуйста, чаю!

Когда Захарыч и Алла Афанасьевна скрылись за деревьями, Антонина Григорьевна пришла в себя и выразила своё негодование всего лишь одной фразой:

– Тьфу!

Тем временем, Захарыч любезно предложил руководителю поэзии присесть под роскошным деревом. Поблагодарив, Алла Афанасьевна сняла с себя пиджак и расположилась в кресле-качалке.

– Какая прелесть! – восхитилась Алла Афанасьевна.

– Да, меня природа тоже вдохновляет! – согласился Захарыч.

– Ну, а где же ваши творения? – спросила Алла Афанасьевна.

– В кабинете. Сейчас я их принесу.

Захарыч засуетился.