Давай вони його по-своему судить
Трохи не цiлi сутки.
«Як можна грiх такий зробить!
Воно було б зовсiм не диво,
Коли б вiн iв собi м'ясиво», —
Ведмiдь сердито став ревiть.
«А то вiн сiно iв!» – Вовки завили.
Вiл щось почав був говорить,
Да суддi рiч його спочинку перебили,
Бо вiн ситенький був. І так опредiлили
І приказали записать:
«Понеже Вiл признався попеластий,
Що вiн iв сiно, сiль, овес i всякi сластi,
Так за такi грiхи його четвертувать
І м'ясо розiдрать суддям на рiвнi частi,
Лисичцi ж ратицi оддать».
Басню эту, особенно строчки о подлюке лисе, которой за её мерзкий донос достались одни копыта, я часто приводил в самых разных ситуациях. В том числе и там, в солнечной Алупке.
Ведь местные аборигены постоянно навязывали нам, детдомовцам, боевые действия-драки.
Шпана выслеживала нас везде. Особенно – в дивном по красоте Воронцовском парке.
Очень красивое это место, с огромными пышнохвостыми, мяукающими как кошки, павлинами и удивительными деревьями наподобие араукарии, кипариса или гледичии.
Особенно удивило и даже шокировало дерево, на котором висели плоды земляники. Ботаники назвали сие чудо, имевшее совершенно голый ствол, земляничным деревом.
– Деньги! Быстро! – выскакивала на узкую пустынную тропу местная шпана. – Плата за проход!
Знали они, хорошо знали, что денег у детдомовцев нет.
Хотя нет! Лично у меня деньги были, «бутылочные».
Бродил я после уроков по лесистым окрестностям города и собирал пустые бутылки.
А что, очень даже честный труд!
Детдомовское начальство поначалу беспокоилось, разнюхав эту мою страсть. Особенно волновался молодой учитель труда Василий Иванович. Вызвав меня в пустой класс, «трудовик» требовал признаться, куда и зачем я хожу с огромным рюкзаком.
От смущения я долго не мог сказать истину, а потому ненамеренно дразнил молодого учителя:
– Василий Иваныч! Вот анекдот, как мы с Вами и Анькой-пулеметчицей в Гражданскую сражались!
Василий Иванович багровел и пунцовел. Однако натура его, страшно деликатная и скромная, не могла побить несмышлёныша.
Спасла нас моя подружка Ленка, которая зашла в класс:
– Да бутылки он собирает! Для всего нашего класса старается! Не для себя!
Василий Иванович перестал волноваться. Ленка мне потом шепнула, что «трудовик» подозревал меня в работе на турецкую страшную разведку!
Почему подозревал?
Да просто шефами нашими были пограничники ближайшей погранзаставы. И мы часто приходили к ним, с трепетом-благоговением изучали автоматы и пулемёты, обучались конной подготовке, приёмам рукопашнго боя.
Совершали и марш-броски. Наравне с погранцами, ничуть не уступая. Очень этим гордились!
Особенно подружились мы с молодым солдатом Серёгой Коберник. Он лично обучал меня премудростям рукопашного боя. Только предупреждал, чтоб навыки эти я использовал исключительно в обороне.
Глядя, как я бросаю на пол соперника, Серёга повторял:
– Петро! После школы обязательно поступай в пограничное военное училище! Человеком станешь!
Однажды Серёга очень удивился, когда я прибежал на заставу за подмогой:
– Ты чё, пятиклашек испугался?!
Пятиклашки тогда устроили танцы в холле детдомовского сарая – «общаги». Ну а я, выходя на улицу, присвистнул от удивления. И тут же нарвался на писклявый оклик:
– Ты чё? Пошёл на х..й!
Я, семиклассник, очень удивился наглости хлипкого сопляка.
Ещё больше удивился его вызову:
– Пойдем выйдем! Поговорим!
Ага! Выйдем!
На перилах крыльца сидели местные взрослые парни. Борзый пятиклашка показал на меня:
– Вот ещё один!
Парни, выплюнув цигарки, начали толкать меня, провоцируя на ответные действия. Дабы избить совершенно оправданно. Мол, сам нас, несмышлёных малолеток, толкнул.