Урок ловиласки

– Если не дано – это болезнь? – присовокупила Александра.

– Это данность, с которой желательно не смиряться, – ответила Варвара. – Как не все любят сладкое, так и…

– Не все?! – Глаза Феофании выпучились.

– Не все получают одинаковые удовольствия от похожих процессов. Изменить что-то могут лишь время и любимые люди.

***

Как же меня корежило от их множественного числа священного понятия. «Любимые люди»! Однако… Несмотря на возмущение мозга словами, происходящее перед глазами почему-то неприятия не вызывало. Странно все же утроен мозг. Ладно-ладно, уточню: мужской мозг. Нетерпимый к нелогичной женской логике, он абсолютно толерантен к собственной противоречивости.

– Нам повезло, что наши организмы столь многогранны, – продолжала вещать Варвара. – К примеру, мы можем наслаждаться взрывом мужчин почти так же сильно, как они сами. Мы получаем удовольствие и от самого факта погружения, и от завораживающего процесса фрицев, и от непредсказуемого взрыва. Кстати, взрыв – важный, но лишь отрезок долгого пути удовольствия. В отличие от наших любимых, мы способны к множественным взрывам. Первое удовольствие лишь пробуждает, усиливая жажду следующего. Наша вершина в отличие от мужской – не конечная точка краткосрочной кампании, куда гордые воители водружают свое захватническое знамя победы, а огромный хребет из многих вершин, которые возвышаются все выше и выше и уходят за горизонт.

Преподавательница говорила, ученицы сосредоточенно внимали, а я чувствовал себя восточным правителем в гареме, окруженный возбужденными лицами и тем нежным, стыдливым, обычно прикрытым, что сейчас в немыслимом виде и количестве пялилось на меня со всех сторон. Большие, средние и мелкие. Красноносые, темноглазые, кареокие. Шары и конусы, капли и капельки, пышные и литые. Торчащие, висящие, глядящие вперед, вверх, вниз, в стороны. Серьезные, удивленные и вовсе обескураженные. Дыни и яблочки; грейпфруты, апельсины и мандарины; много и сразу. Полный пипец. Сон. Ведь что же это могло быть, как не сон? А во сне – да, во сне бывает всякое. Даже такое, чего быть не может.

Варвара сменила тон с лекторского на командирский:

– Прежде, чем перейдем к практическим занятиям, всем сходить в кустики по большому и маленькому и помыться.

Антонина буркнула:

– Так уж и всем? А если что-то из этого комплекта не хочется?

– Поднатужься. Знаешь такое слово – надо?

С тяжелым вздохом Антонина и еще несколько царевен исчезли из поля зрения. Остальные пока остались – держать.

– И воды принесите, – крикнула Варвара вдогонку. – Поставьте поближе.

– Это обязательно? – подал я голос, пока ученицы методично исполняли распоряжения, и первые потихоньку сменяли вторых.

Пока рядом не было главных оппоненток – ни всем недовольной Антонины, которая нашла бы, к чему прицепиться, ни быстро восходящей звезды – Ярославы, ни въедливой Амалии – моя всадница-наездница повела себя вполне доброжелательно.

– Что – это? – хмыкнула она.

Ее влажное тепло по-прежнему окутывало мои бедра, плыло по ним, вокруг них, пробирало насквозь, впитываясь в кожу, в вены и в нервы.

– Вот это все. – Мой подбородок обвел происходящее.

– Девочки, может, отменим урок? – повысила голос Варвара, обращаясь в заждавшейся первой и уже подтягивавшейся второй смене.

– Нет! Как можно?! Почему?!

– Командир считает его необязательным. Давайте проголосуем. Кто за продолжение?

Я даже не считал вскинувшихся рук. Где все равны, здравый смысл постепенно умирает. К примеру, можно вспомнить шляхтичей, оклеивавших туалет приказами короля. И где теперь та Великая Жечь Посполита, известная у нас как Речь?

– Подавляющим большинством принято. – Варварин взор пробежался над головами, тоже не сочтя нужным подсчитывать. Потомственная интриганка знала, что делала. – Переходим к собственно упражнениям. Погладьте лампаду счастья над райской дверцей. Можно сначала смочить.

Буквально через секунду – испуганный вскрик Феофании:

– А если ее нет?!

– Есть, просто прячется.

– Ну нету же!

– Иди сюда. Остальные выполняют задание!

Бледный силуэт царевны возник рядом с сидевшей на мне преподавательницей. Плотно сбитая фигурка за время плена и похода растеряла округлость, зато сохранила жизнерадостность. Сейчас и она покинула всегдашнюю хохотушку, глаза мелко моргали, там опасно заблестело.

Начались общие занятия. Кристина и некоторые другие, кто прижал меня бедрами, чуть приподнялись, перехватив одной рукой, чтоб не сбежал. Прятали действующие руки и глаза Любава и Александра, где-то на задках села с твердым намерением добиться результата невзрачная Софья. Вовсе отвернулась сосредоточившаяся Амалия. Выставляла напоказ бурную деятельность цинично-взбалмошная Ярослава. На отшибе, согнувшись и скукожившись, смущенно трудилась Клара. Лица менялись на глазах: освещались изнутри, напрягались, уходили в себя, выплескивались возникшим накалом. Лишь у одной все оставалось по-прежнему – у Антонины. Она продолжала упражнение ровно, задумчиво, серьезно, точно так же, как начала.

Я обалдело наблюдал за занятиями. Это не может быть не сон. Или меня закинуло в чью-то фантазию. Двенадцать пар глаз беспокойно косились по сторонам, ненадолго зажмуривались и даже закатывались. Большую же часть времени почти все глядели прямо и не мигая, как живые мертвецы, на занимательный предмет, собравший вокруг себя небывалую компанию. «Занимательный» – поскольку именно он занимал мысли и воображение тех, чьи примявшие растительность руки искали счастья. Как можно на такое смотреть спокойно?!

Стоп, я – пособие, не забывать. Меня нет, я как ровз в царстве Вечного Фриста – говорящий зверек. Никто не стесняется хомячка или аквариумной рыбки, когда идет в туалет или встречается с любимым человеком. Тем более никому не придет в голову на уроке стыдиться пособия – одноразового инструмента, вещи, годной лишь для того, к чему определили.

– Фаня, покажи, как делаешь.

Варвара собиралась поставить Феофанию перед собой, то есть, чтоб царевна шагнула одной ногой через мой живот и продемонстрировала успехи прямо над полыхавшим пожарищем. Мне бы достался подробный вид снизу. Я даже успел поймать тень ухмылки на любезно улыбнувшихся губах преподавательницы, улыбка предназначалась неумелой практикантке, ухмылка – мне. В последний момент низенькая царевна застопорилась и сумела разместиться рядом, бочком. Варвара не любила, когда что-то идет не по ее, но виду не подала; инструктаж, который стоило назвать показом, пошел своим чередом.

– Это слишком слабо, – донеслась ее оценка усилий Феофании, – а теперь сильно, ты же не огонь добываешь. Хотя… плохое сравнение, как раз огонь – живое пламя, чтоб вулкан взорвался, и лава потекла. Чтоб дым из ушей, и душа в небеса. Вот видишь, все, что нужно, и проявилось. Да, почти незаметно, а кто сказал, что у всех должно быть одинаково?

В этот момент Варвара заметила отсутствие эмоций Антонины:

– Тоня, получается? Что-нибудь чувствуешь?

Та вдруг охнула, плечи передернулись… Беззвучный выдох вернул ее взгляд к жизни:

– Что?

– Ничего, все в порядке. Итак, все готовы. Сейчас будем более плотно знакомиться с предметом. Ваши тела должны привыкнуть, что это нормально, не стыдно, не неприятно и абсолютно естественно. Подходите по очереди. Ярослава, ну, раз уж вскочила, давай. Остальные, распределитесь пока.

– Почему Ярослава? – Антонина перегородила путь.

Вызывающе-крупная и мясистая, она перешагнула меня одной ногой, заставив дышавшую ей в грудь крепкую, стройную, но более низкую Ярославу беспомощно отступить.

– Это нечестно, – заявила Антонина. – У нее есть опыт. Предлагаю отстранить, чтоб не мешать тем, кому нужнее.

– Тоня, по-своему ты права. – Варвара постаралась развести учениц. – Но сейчас необходимы именно умения. Ярослава, сможешь показать правильно, не стесняясь и не пугаясь?

– Легко.

Некоторое время соперницы поедали друг друга взглядом, и количество уступило качеству. Точнее, выдававшему себя за качество. Изрезанная ущельями белая гора сдвинулась, на сложившихся руках надменно устроились в ожидании зрелища глазастые облака.

– Прошу. – С облегчением, что все утряслось, преподавательница уступила место победительнице.

У моих коленей появилась новая хозяйка.