Игрывыгры

– Не понял.

– Ну, перевернем твою фразу, сменив женщин и мужчин.

– И?.. – Он подозрительно покосился.

– Получилось бы: «Мужчине можно быть любым. Женщины все равно оценят его по достоинству. Каким бы это достоинство ни было».

Смех в полный голос заставил улыбнуться и его, хотя ничего остроумного в переводе разговора в нижнюю плоскость он не заметил.

Жанна вдруг посерьезнела.

– Вы женаты?

Вот и произнесено долго и старательно обходимое. Что ж, пора расставить все галочки над имеющимися и-краткими.

– Да.

– Она ждет сейчас?

Прежде, чем ответить, Михаил долго смотрел в одну точку, в которой для Жанны ничего интересного и глубокомысленного не наблюдалось.

– Я думаю, она меня похоронила.

– Вот как?

Девушка не стала влезать в подробности, в образовавшейся тишине вновь подлив в свой бокал. А он, по ее примеру, в свой.

– За жизнь! – провозгласил он тост.

– За надежду! – прибавила Жанна.

– Прекрасно.

Звонко чокнулись. Она снова лишь пригубила, наблюдая, как содержимое второй емкости исчезает в закаленных недрах.

– Вы где работаете? – вскрыла Жанна еще одну тему.

– В типографии.

– Кем?

Настырная.

– Печатником, – нехотя сообщил он.

– И что же, мечтали именно об этом?

Умные глазки жгли его самолюбие, как адова сковорода ляжки грешников. Обидно, что в отношении Михаила правда была бы на стороне сковородок, но всей правды жизни юному созданию знать пока не обязательно. Или… рискнуть? Нужно же выговориться, а лучше случайного собеседника, которого вряд ли еще увидишь, не придумать. Можно сказать, ему повезло.

– Понимаешь, девочка, – снисходительно и печально вымолвил он, принимая в руки бокал и сквозь него глядя на партнершу по приятному времяпровождению. – Если мечта не сбывается, ее уценивают. С возрастом эти уценки происходят все чаще, мечты мельчают, постепенно принимая форму того, чего удалось добиться. Достигнутый компромисс называется счастьем.

Бокал дзинькнул двумястами граммами радости о стоящее на столе белое полусладкое.

– За счастье! – произнес Михаил прискорбно и выпил, скривившись.

– И это вы называете счастьем? – Жанна осторожно взяла его за руку, пальчики погладили трудовую ладонь. – Сколько вам лет, Михаил?

Девичий взгляд скользнул по безымянному пальцу с отсутствующим кольцом. Ему стало немного стыдно, но пусть будет, как будет. Положимся на течение жизни и случая – куда выведет. Ведь куда-то выведет?

– Сорок пять, – хмуро ответил он. – А тебе?

– Двадцать.

– Совсем девчонка.

– Не скажите. Некоторые утверждают, что уже старуха. Вам, мужикам, раздолье – с возрастом только дорожаете. У нас наоборот. По-моему, это жутко несправедливо по отношению к нам, быстро теряющим свою красоту и, мгновенно вслед за тем, вашу любовь.

– Неправда.

Его перебили.

– Хорошо, представим, что прошло лет дцать. Вот перед вами будущая я: страшная, толстая, обвисшая, морщинистая… А вы – по-прежнему поджарый красавчик и соблазнитель.

– Глупости…

– Я говорю – допустим. Ведь бывает?

Он вздохнул.

– Бывает.

– Вот. – Жанна понизила голос. – Я на такого с мечтами смотреть буду, а вы на ту меня, – ее руки обрисовали вокруг собственной талии нечто невразумительное, – уже нет.

– Неправда.

Вспомнилась округлившаяся с годами Наташа, ничуть не растерявшая способностей увлечь в чудесный мир удовольствий. И сейчас жена оставалась единственной желанной женщиной, которая ему нужна. Которую он по настоящему хотел, и душой, и телом. Которая была для него всем…

Черт возьми. А он сидит в нелепом халате с мелковозрастной озорницей, да еще всякие мысли в отношении нее допускает.

– Неправда, – повторил он уверенно. – Буду.

– Что будете? Только смотреть? – съехидничала Жанна.

– Все буду, – отшил он общефилософские нападки, перешедшие в частности, – и смотреть, и не смотреть. И жадно пользоваться своим имеющимся достоинством. Но с одним условием. Если именно ты будешь тем единственным человеком, который мне необходим в этой жизни.

– Имеете в виду…

– Да.