Кваздапил. История одной любви. Начало

– Принимается.

– Вскрываемся.

– Валет.

Настя перевернула свою карту:

– Восьмерка.

– Не возражаешь, если к оговоренному условию примажется маленькое дополнение: снимаем не сами, а один у другого?

Настя пожала плечами:

– Ты выиграл, решать тебе. И то, что фантазия, наконец, включилась, меня радует. Не все потеряно.

Она поднялась во весь рост и, облегчая мне работу, раскинула руки.

Кто бы сказал мне раньше, что снимать мокрое настолько приятно? Это самостоятельное удовольствие, отдельное от остальных. Как пить и есть. То и другое нужно желудку, но насколько разные ощущения! Одна за другой вещи отправлялись в угол, на линолеум, чтобы не пачкать ковер. После финального элемента, с которым я на миг замешкался, придерживаемая за руку Настя подобно Афродите вышла из пены будней в абсолютную свободу. По крайней мере, я воспринял так. Поэтически. Настроение резко поднялось, хотелось петь, танцевать, и даже пьяная соседка не смущала. Пусть себе спит. Покрепче. И подольше.

Оставшись в божественном ничего, Настя проделала со мной то же самое. Прямой намек организма на желание, которое я буду загадывать, вызвал загадочную улыбку. Джоконда, понимаешь. Если у сегодняшней ночи имеется не единственный вариант завершения, то не знаю что думать. Пока же думалось только о нашем виде (в основном о сказочном Настином), о наших желаниях (в основном о природно-нескрываемом моем) и о возможных каверзах напарницы, которая уже демонстрировала богатство воображения. Желание, аналогичное тому, что сводит судорогами мои мозги и прочие части тела, с ее стороны не прозвучит, это понятно. Потому любопытно, чем мне придется расплатиться.

Настя медленно тасовала колоду.

– Раздаем по очереди или доверишь мне? – спросила она. – Я, например, мужчинам не доверяю, каждый второй – шулер, а каждый первый норовит смухлевать.

– Нет проблем. Раздавай.

На ковер вывалились две карты.

– Десятка, – сказал я.

Настя перевернула свою.

– Дама.

Она задумалась.

Пауза длилось нестерпимо долго, я почувствовал себя в аду на сковородке.

– Ты же сказала, что все решила.

– Решила, но как заставить тебя сделать то, чего не хочешь? Ладно, забудем про фломастеры. – Настя сходила за сумочкой, рядом со мной на ковер упал вынутый тюбик помады. – Желаю, чтобы ты написал вдоль всей Люськи свое имя большими буквами, а затем слизал. Ни учебы, ни денег желание не касается – значит, отмазаться не сможешь. Прошу, мой рыцарь печального образа. К барьеру.

Настин взгляд крушил попытки сопротивления, как кувалда спичечный коробок, а указующий перст отправлял на подвиги. Подобрав тюбик, я отправился к мирно отсутствовавшей в этом мире сокурснице.

Из-под одеяла торчала вывалившаяся нога. Я аккуратно убрал одеяло в сторону. На розовом поле раскинулись горы, долины и овраги, не подозревавшие, как ими распорядилась лихая подружка.

– Писать имя или прозвище?

– Да кто помнит твое имя? Конечно, прозвище!

Первым делом я аккуратно вернул на место откинутую ногу. Теперь она, длинная, гладкая и прохладная, вновь лежала впритык ко второй, и мои чувства смущались не так сильно. Хотя, куда уж больше.

От двери в спальню ситуацией забавлялась ее создательница.

Я начал от выемки между ключицами. Среди выпучивших «глаза» удивленных грудей появились первые буквы: «Ква»…

– Крупнее! – прошипела Настя. – Не шпаргалку пишешь. А то заставлю переписывать – минимум десять раз, как в детстве, когда у детей почерк хромает. Кстати о почерке: пиши четче!

Я продолжил выводить: «З»… «Д»…

«И» пришлось рисовать уже около ямки пупка. Осталась всего одна «К».

– Не сокращай! Не «Квазик» пиши, а полностью!

– Не поместится.

– Вот уж неправда. – Настя искренне веселилась, заодно мстила за ненаписанный диплом. – Боишься, что в самый пикантный момент Теплица очнется?

Это действительно напрягало. Однако, признаваться не хотелось.

– У меня алиби: меня заставили. Все претензии к правообладателю желания.

– Как же я устала от умников. Давай слизывай последнюю букву и пиши как следует.

После того как Люську помыли, она не вызывала прежнего отторжения. Сейчас передо мной лежала спящая красавица, почти сказочная, если не приближаться к лицу. Главное, что требовалось от рыцаря – ни в коем случае не разбудить заколдованную деву. В любую секунду чары могли развеяться, тогда принцесса обратится в злую ведьму, и рыцарю настучат по тыкве. Самое обидное, что, будучи несправедливо обиженным, он не посмеет дать сдачи, потому что рыцари принцесс не бьют.

Помада размазалась языком по нежной глади, затем губами я тщательно впитал все лишнее. На очищенном холсте рука художника завершила начатое. С последней буквой, как я и предполагал, пришлось помучиться. Пульс из рваного перешел в сплошное стрекотание, грудь хотела взорваться и при выдохе могла сдвинуть паровоз. Простит ли меня Теплицына, когда узнает, каких заповедных кущ достиг предел моих художеств?

Не когда, а если. Не надо, чтобы она узнала. Я, конечно, не виноват, меня заставили, но объяснить это, боюсь, будет трудно.

С чувством выполненного долга я оглянулся:

– Так?

– Отлично, переходим к основному этапу. Не отворачивайся, а то скрываешь самое прикольное, это же спектакль для победительницы, в конце концов. Лезь на кровать с другой стороны и приступай к самому приятному.

Если б не полумрак, мне никогда бы не решиться на подобное. Ночь и предвкушение делали свое дело, от двери подначивала соблазнительная зрительница, и мои колени продавили матрас рядом с Люськой. Ладони оперлись о покрывало. Голова, как у зверья на водопое, склонилась над молочной рекой с медовыми берегами.

– Молодец. Давай!

Поле для действий несравнимо превышало слизанную ранее «И». Лоб вспотел, язык конфузливо начал с верхней «К», хотя о стыдливости в сложившейся ситуации речи идти просто не могло. Ничего, выиграю – отомщу. Подвыпившая баловница настроена на долгое веселье, вот и повеселимся.

«В». Полет нормальный. Хорошо, что я писал острием помады, стоило надавить сильнее, и тогда не факт, что губы и язык справились бы. Для удаления улик пришлось бы снова тащить Люську в ванную.

При слизывании «А», утопленной в пологой ложбинке, то нос, то подбородок касались мягкого окружения. Уши горели. При каждом движении челка окучивала маленькую красную корону, невесомым поглаживанием превращая ее в шляпу колдуньи. Со стороны, наверное, смотрелось очень эротично. Любопытно, что сейчас чувствует Настя. Она же должна что-то чувствовать?

– В следующий раз надо загадать такое же со мной, – подбадривала (или подстрекала?) она меня от двери. – Даже завидно. Если мертвое тебя так оживляет, то живое, наверное, вообще убьет?