Ольф. Книга четвертая

– Алик, только один вопрос. А как же Люба?

– Она сама виновата.

***

Жизнь текла своим чередом. Желания пойти к Любе-номер-два не возникало, я даже не вспоминал ее. Как взрослый человек, она все поймет правильно. Она стала на меня давить, я исчез из ее жизни. Мужики – как тюбики зубной пасты, надави – обратно не затолкнешь.

В моей жизни осталась только Люба, просто Люба, Люба-номер-один. Любимая и единственная.

«Фантазер»

«Ты далеко, но разве расстояния – проблема для разговора двух любящих душ? Наше вынужденное расставание – ненадолго. Поболтаем, родная, о том, о сем. Потом пофантазируем друг о друге. Потом встретимся. И…

До «и…» нужно дожить, пока только поговорим.

Бытие, Гл 29: 20. "И служил Яков за Рахиль семь лет, и они показались ему за несколько дней, потому что он любил ее". Так и у меня. Время летит, до счастья осталось немного. А тело горит постоянным желанием. Дело в том, что я воспринимаю тебя сразу в двух ипостасях, перенося видение тебя-безумствующей в моих фантазиях на тебя-реальную. Ты ангел, чистый ангел с белыми крылышками, каждый день, ежечасно и ежеминутно – кроме запредельных мгновений, которые в моих фантазиях мы проводим в постели. Постелью может служить и стол, и пляж, и стесняющий движения (но не мое воображение) салон автомобиля. Тогда ты демон. Ты – черный плащ судьбы, и я сдираю его вместе с нижним бельем, оставляя тебе лишь то, чем наградила мать-природа и чему не нужно ничего более – ты самодостаточна. Ты прекрасна. Ты божественна.

Ты – волшебна. Ты одновременно фея и Золушка, поскольку можешь подарить и себя, и чудеса, и целый мир в придачу. Обожаю мечты, где из одежды на тебе только я, ни один кутюрье не предложит ничего лучше. И обожаю, когда на мне только ты – достигается тот уровень свободы, выше и ниже которого мне не хочется ни прыгать, ни падать. Я плаваю в нем, как кит в океане, иногда высовываясь наружу для глотка воздуха или необходимости заработать на жизнь.

Я обожаю тебя. Такую, какая есть, и такую, какой бываешь в моих фантазиях. Я не могу без тебя – как человек и как мужчина. Мне плохо без тебя, я разучился жить без тебя, моей неотъемлемой части. Моей лучшей половинки. Мне грустно и одиноко, мне не хватает тебя, как собственных ног, и без тебя я не двинусь никуда – поскольку не на чем. Ты одновременно мой движитель и мой пассажир, мое средство транспорта в будущее и цель путешествия. И я придумываю иногда тебя такой, какой ты ни при каких условиях не станешь, такая ты только здесь, в моих немыслимых откровенных фантазиях. Я наслаждаюсь такой тобой, поскольку знаю, что скоро ты придешь – настоящая, цветущая, родная, чистая – и фантазии станут не нужны.

Иногда приснится неприятная вещь, но откроешь глаза, вспомнишь о тебе, и все как рукой снимает. Достаточно видеть тебя рядом или просто чувствовать, что ты есть. Но когда тебя рядом нет, наступает сон разума. Тогда-то и вылезают из трясин подсознания мои неприличные мохнатые фантазии. А с тобой мне не нужно ничего. У меня есть все, что мне нужно от жизни и для жизни – моя ты».

В один из свободных дней я набрался храбрости и съездил к Любе. Разница между ее обществом и сворой окружавших меня девиц была разительной. Меня, словно выловленную рыбу, бросили обратно в воду, я восторгался привычными мелочами и радовался прогулкам, глубокомысленным разговорам и теплому соседству на диване, в молчании держа друг друга за руку.

Я подарил Любе кольцо – мой первый серьезный подарок. Главным было, что он куплен на деньги, заработанные собственным трудом. Я хотел показать, что не зря околачиваюсь за тридевять земель. Люба сразу надела кольцо и больше не снимала. Это при всей ее нелюбви к подаркам. Золотое украшение – вещь бесполезная, но кольцо, подаренное любимым – нечто большее, чем красивая безделушка. Это символ.

Потом мы съездили в городской ЗАГС и подали заявление. Торжественное бракосочетание назначили на двадцатое июня, родственники обещали все подготовить к этому сроку. Нам оставалось только ждать.

Проведя день в счастье и покое, вечером я вернулся в «веселую» квартиру. Меня ждали. Жизнь опять закипела паровозным котлом, поршни пришли в движение, паровоз понесся вперед, иногда оглашая окрестности могучим гудком.

С клиентками я вел себя все более свободно, нежные руки раздавали нежность все более страстно, клиентки откликались на это все более активно. Черненькая Жанна, брюнетистый клон нашей Маши, столь же боевая, жизнерадостная, улыбчивая и фигуристая, естественно, тоже привлекала меня. Я предпринял меры, и в ближайшие же дни она пала жертвой моих чар. То есть, рук. С каждым разом уровень моей нежности повышался, и однажды Жанна не выдержала. Все случилось в тишине, без единого слова. А позже на тумбочке меня ждала плата с неплохо добавленными «чаевыми». Сюрприз. Приятный. Стало обидно за процедуры по бартеру. Можно, оказывается, и вот так. Жанна стала моей самой любимой клиенткой.

К меланхоличной Аглае я тоже подкатывал с чувственным намеком, ответ последовал предельно расчетливый: бартер не получится, стоимость услуг неравна. Возможно, следовало пересчитать соотношение по сегодняшнему курсу, и мы достигли бы соглашения. Я пожал плечами и сделал вид, что разговора не было.

Чтобы понять, о чем шла речь, пришлось залезть в сеть, перерыть горы лишней и откровенно противной информации, чтобы узнать расценки в нашем городе. Да, стоимость услуг древнейшей профессии и моих услуг разнилась солидно, но первые из них Аглая взяла по максимуму, из расценок элитных заведений. Отсюда встает второй вопрос: откуда ей известны расценки?

Даже думать не хочу. Плевать на Аглаю, мне хватало остального. Арина, Оксанка, Белла, чудесная Жанна и – с намеком на что-то более тесное – Даша. Ночами я спал как убитый, утром долго не мог встать, а на завтраках-обедах-ужинах Маша удивлялась моему аппетиту.

– Ты уверен, что Даша – то, что тебе нужно? – спросила Маша однажды.

Она знала только про Дашу, остальное удавалось держать в тайне.

– Даша – не то, что мне нужно, но она дает мне то, что нужно, – честно ответил я.

– Не давай ей сесть тебе на шею.

– Спасибо за предупреждение.

Приятно, что Маша обо мне заботится.

Предупреждение было излишним, я не разрешал Даше даже остаться на ночь. Она мне никто. А летом, после свадьбы, исчезнет даже из воспоминаний.

Утром очередной пятницы Маша сидела на кухне и никуда не собиралась.

– Сегодня не пойдешь в свое тайное место? – поинтересовался я.

– Там что-то не срослось, и в этот раз барщина придет ко мне.

– Кто?

– «Что».

– В каком смысле «барщина»?

– В прямом. В школе учился? Впрочем, ты историк, должен знать.

– Потому и спрашиваю, что не вижу смысла.

– А он есть.

Последняя фраза вылетела с раздражением, и продолжать разговор я не стал.

«Барщина» – отработка у хозяина. Ну, если не вложить в слово другое наполнение. Вновь нахлынули неприятные подозрения. Кажется, о Маше знаю не мало, а практически ничего. Вопросы к ней на щекотливые темы у меня копились, но каждый ждал определенных обстоятельств. Сказать что-то не к месту – это похоронить надежду на ответ и, если тема неприятна или временно запретна, даже испортить отношения.

На следующий день с самого утра Маша куда-то собралась или кого-то ждала. Она ходила по дому в обтягивающем оранжевом топике и клетчатой юбке.

Из-под юбки торчал лисий хвост.

Меня бросило в жар. Тяжко знать способ крепления, одновременно он сообщал об отсутствии нижнего белья под юбкой. Со стопроцентной уверенностью можно заявить, что сегодня Маше предстояли захватывающие приключения.

Язык не повернулся спросить, к чему она подготовилась.

Разговор начала она.

– Алик, ты никуда не собираешься?

– Через час у меня он-лайн урок с учеником.

Это был единственный ученик, что у меня остался. Сын директрисы гимназии. Чуть заторможенный туповатый мальчик, в работе с которым требовалось невероятное терпение.

Маша потерла пальцем поджатые губы.

– А в другом месте позаниматься с ним не можешь?

– К тебе должны прийти? Мне нужно быть дома, «других мест» в этом городе у меня нет.

– Ладно, придумаем что-нибудь.