Диагноз – как удар под дых. Кома апоплектическая. Реакции на внешние раздражители отсутствуют, глубина дыхания, пульс и температура снижены.
Яна превратилась в живой труп. Современная наука оживляла динозавров, печатала части тел на принтерах, успешно боролась со старостью и, при необходимости, превращала ноги в ласты, а кожу – в панцирь, но происходящее внутри мозга оставалось тайной за семью печатями. Ученые понимали, как и что происходит, но не могли ни повторить, ни исправить. Они лишь советовали.
В случае Яны Чайковской медики предлагали ждать. Дескать, может быть, когда-нибудь, при определенных условиях, возможно…
Яну вернули на Землю. Родители часто навещали ее в стационаре – заведении, которых в мире можно сосчитать по пальцам. И каждый раз, кто бы ни пришел к ней – родители, сестры, брат, гранды, друзья по учебе или сотрудники Зайчатника – в палате они встречали Вадика.
В конце концов он модифицировал живой дом, и после испытаний вживленного оборудования родители Яны дали согласие на ее перевозку в ЦПР.
Яна вернулась, как и обещала. Но вернулось только тело. Истинная Яна осталась за шторами век, потерялась в лабиринте подсознания, не найдя двери наружу.
Девушка-праздник – и растительное существование. Не укладывалось в голове.
Андрей не смог оставаться рядом. Новая работа нашлась неподалеку, в Кунгурском филиале. Старое постепенно забылось. Когда одна дверь закрывается, судьба всегда открывает другую, главное – не проглядеть. Проекты изучавшего наземную и подземную фауну биологического центра Андрею понравились. Работа оказалась не столь масштабной как у профессора Зайцева, но была не менее интересной и поглощала все время. И перспектива имелась: здесь могли дать рекомендацию в Марсианскую Академию Астробиологии.
Вчера под конец дня объявили виртуальную пятиминутку, после которой Фома Ильич, заведующий лабораторией, оставил перед собой только Андрея:
– У коллег проблема, в жилом поселке – нашествие гадюк.
Перед глазами возникла го-гра черной змеи с плоской головой, заметным шейным перехватом и ярким кончиком хвоста. Вертикальные зрачки с нависшими надглазными щитками придавали глядевшей на Андрея морде злобное выражение. Побежало описание: «Тип – хордовые, класс – пресмыкающиеся, отряд – чешуйчатые, семейство – гадюковые, род – настоящие гадюки, вид – гадюка обыкновенная…»
Губы едва сдержали усмешку: «Гадюка Обыкновенная из рода Настоящих Гадюк семейства Гадюковых» звучало как имя отрицательного персонажа из детских мультикомиксов.
«В Евразии обитает от Сахалина до Великобритании, от Китая до Лапландии, от Адриатического моря до Баренцева. Предпочитает низкие температуры, но во многих местах распространение ограничено отсутствием подходящих нор. Не перемещается далее ста метров за исключением вынужденной миграции для зимовки. Неагрессивна. При появлении человека прячется. В летнее время иногда греется на солнце…»
Сейчас именно лето. Возможно, кто-то увидел пару выводков и принял за нашествие. Так бывает чаще всего: вместо того, чтобы на минутку погрузиться в поток и получить исчерпывающую информацию, люди навыдумывают проблем, а специалисты вместо решения реальных задач на эту ерунду время тратят.
Ну, раз уж специалист – что там о выводках? Сколько змей рождается за один раз?
Андрей находился в одном из отданных ученым дальних отрогов пещеры. Помещения Кунгурского Биоцентра Наземной и Подземной Фауны, оправдывая название, частично располагались под землей. Впрочем, для совещаний в потоке было неважно, где находиться. Перед глазами открылась нужная страница: «Относится к живородящим, развитие яиц и вылупление детенышей происходит в утробе матери. В наших широтах потомство появляется в сентябре, от восьми до двенадцати молодых особей в зависимости от длины самки. Питается ящерицами, грызунами, лягушками, птенцами. Молодые змеи также употребляют в пищу насекомых».
От восьми до двенадцати. Итак, одна версия уже есть. Андрей пролистал общие сведения и сосредоточился на особенностях поведения.
«При дефиците нор и расщелин для зимовки в одном месте могут собраться сотни змей. Когда они расползаются, это создает впечатление большой скученности».
– Может быть, змей увидели, когда они выползли после зимовки? – предположил он.
Эта версия выглядела еще более правдоподобной. Большинство поступавших в биоцентр просьб о помощи вызывались человеческим фактором, а не природными явлениями.
Фома Ильич покачал головой:
– Гадюк видят сейчас, взрослых, много. Посмотри вот сюда.
Го-гра руководителя вновь сместилась влево, посередине возникла карта местности. Знакомый изгиб реки, лес на другой стороне, разбросанные вдоль берега и по холму зеленоватые пузыри…
Зайчатник!
Фома Ильич продолжил:
– Проблема ближе к нашему профилю, и коллеги просили помочь – у них все силы брошены на доводку немешариков. Ты же у Зайцева работал, у тебя там друзья остались? Заодно навестишь, в наше время люди вживую, бывает, до конца жизни не встречаются, о чем потом, надо полагать, жалеют. В общем, посмотри там, что к чему, завтра вечером жду отчет и рекомендации.
На птерике – три часа полета. Лететь не хотелось, но отказаться, когда на кону следующий этап – набор в Академию… В этом году направят кого-то одного. Андрей не хотел оставаться на Земле, отныне здесь его ничто не держало, а с Марса на астероиды и к спутникам Юпитера вслед за зондами отправлялись пилотируемые экспедиции, и ничего более грандиозного и желанного нельзя вообразить. Между мечтой и ее воплощением стояли несколько месяцев интересной работы… и полет в Зайчатник.
Яна – в коме. Мысли о ней давно остыли, боль ушла. Навещать не обязательно, и его поймут, если не пойдет. Но не встретиться с Вадиком не получится. Вадим Чайкин, «гениальный изобретатель, находка и надежда современной науки, создатель науки будущего» – как писали о нем в потоке, сделал несколько прорывных открытий, привлек дополнительных специалистов и одновременно резко скакнул в карьере – от руководителя отдела, связанного с живыми домами, до заместителя генерального, в каковом качестве и оставлен на ближайшие полтора-два года.
Зайцев улетел в командировку – на Марс, лично сдавать в эксплуатацию первый из выросших поселков. Тот самый, где случилось несчастье. До формирования атмосферы, работы над которой шли уже четвертый десяток лет, с незваными гостями из космоса будет бороться противометеоритная техника – чрезвычайщики установили вокруг Лабиринта Ночи на плато Солнца, плато Синай и плато Сирия ракетные и лучевые установки ПМО. Трагедия больше не повторится. Также Зайцев опробует выведенного для Красной планеты заврюшу, над которым в свое время поработал и Андрей. Не просто поработал, а даже назвал – именно с его легкой руки внешне неуклюжий, но быстроногий «Объект ЭСТУБ\МДдМ-1"» превратился в приятного ласкового «заврюшу». Официальные названия грешили корявостью и канцелярщиной и в разговорной речи вытеснялись прозвищами, прозвища затем уходили в народ, и зачастую ставшие общеупотребительными упрощения становились терминами. Так живые дома из-за их внешности и формата, под который они разрабатывались, стали немешариками – ушедшие корнями в землю, в каменистые трещины или в донный ил россыпи шаровидных помещений нисколько не мешали природе и вливались в пейзаж как его неотъемлемая часть. В немешариках вместо помещения для гигиены – гигиенического узла, что прежде назывался санитарным – использовали слово «гиеник». Го-гра всего пару лет назад вытеснила более громоздкое «го-грамма», в свою очередь пришедшее в язык вместо голограммы. А «птерик» сменил уж совершенно неудобоваримое «всепогодное индивидуальное экологичное средство транспорта "модифицированный птерозавр ВИЭСТ\МП-1"».
Заврюша был результатом работы над новым направлением. Когда выводили птерика МП-второго (большей грузоподъемности) выяснилось, что людям нужны не только летающие, но и наземные существа-помощники с модифицированным телом и вживленными агрегатами и системами управления. Для Земли пока успели переработать лошадь (сделали более могучей и беспилотной) и таксу (она могла пробраться в недоступные для человека норы и трещины). Впрочем, оба проекта большого распространения не получили, поскольку не предложили ничего прорывного.
Для Марса с его особенными давлением, атмосферой, температурой и силой тяжести потребовалось нечто иное. За основу опять взяли вымершего динозавра – существовавшие миллионы лет назад условия по составу воздуха и гравитации отличались от нынешних как раз в сторону марсианских. Заврюша полным именем величался «экологичное средство транспорта для использования в управляемом и беспилотном режимах "модифицированный динозавр для Марса ЭСТУБ\МДдМ-1"», и, как птерик, он предназначался для перевозки людей и грузов, существуя на подножном корме. Для этого на Марсе уже засеяли растения, специально созданные для питания будущего транспорта и, одновременно, чтобы дополнительно насыщать атмосферу кислородом.
Пока профессор испытывал на Марсе последнее творение Центра, руководил Зайчатником его «гениальный» преемник Вадим Чайкин, по прибытии обращаться с вопросами и предложениями следовало именно к нему. В таланте Вадика Андрей не сомневался, но с резким взлетом от стажера к исполняющему обязанности генерального было что-то нечисто. При Андрее Вадик сильно не выделялся. Если все так, как говорят, то трагедия Яны как-то подтолкнула приятеля, и перед ним открылись новые, неведомые прежде горизонты. Как сообщали данные из потока, после ухода Андрея Чайкин взвалил на себя обязанности целого сектора, затем возглавил отдел, упросив взять лучшего из молодых нейропсихологов, за которым профессор даже лично летал по институтам. Старое поколение, утверждал Вадик, работает хорошо, но трудно принимает новое. Чтобы наполнить стакан, он должен быть пуст. К авторитетам в науке Вадик относился пренебрежительно, многие цитировали сказанное им на конференции по изучению мозга: «В прошлом веке говорили: "Голова – предмет темный и исследованию не подлежит". Здесь я убедился, что ничего не изменилось».
Немешарики уже закрепились в двух стихиях и на двух планетах, и не за горами были новые модификации. Птерики сотнями тысяч отправлялись из питомников заждавшимся заказчикам. Заврюша при успешном испытании станет для марсиан тем, чем для землян в течение тысячелетий была лошадь, а затем покорит и другие миры, куда люди еще только добираются. Но чем бы Вадик ни занимался, в первую очередь его голова работала над одним: искала способ победить кому.
Встречаться с ним не хотелось. Но как отказаться или хотя бы перенести, чтобы (а вдруг?) командировкой к соседям за это время заинтересовался кто-то другой? Могла бы подкачать погода, но она словно издевалась: свежий ветерок лишь ублажал, а солнце жарило по-летнему, будто дело происходило не на Среднем Урале, а где-нибудь в Гоби.
Андрей вылетел затемно, чтобы успеть к началу рабочего дня, но когда глазам предстали россыпи соединенных переходами комнат-пузырей, свернул к реке и устроил рыбалку. Ноги сжимали пушистое тело, с длинной шеи и заглатываемой рыбины летели брызги. Птерик Андрея был достаточно взрослым, уже с кожистым гребнем, на земле он неуклюже переваливался на четырех конечностях, но на деревьях и на скалах показывал чудеса ловкости, быстро карабкаясь с помощью пальцев на крыльях, а в воде чувствовал себя еще свободнее – перепонки на ногах служили ластами, тело при этом скользило в плотной среде, как у пингвина. А в небе…
Это была его стихия. Птерик не махал крыльями, как бешеная утка, в полете они плавно изгибались – по короткой дуге, без рывков. Летать на нем – одно удовольствие. И намного безопаснее, чем на любой технике. Экзоскелет и реактивный ранец не дадут разбиться, да и птерику падение ничем не грозит – за несколько дней его восстановят в прежнем виде при любых повреждениях.
Внизу извивалась серая лента реки, похожая на старинную автотрассу, слева простирались заросшие хвойным лесом предгорья, вправо уходил поселок, обрамлявший ажурные полупрозрачные корпуса Центра с причальной вышкой для дирижаблей.
В поселке было удивительно безлюдно. Лишь одна девушка-купальщица взбивала перед собой воду быстрыми гребками, темные волосы свисали на плечи мокрыми прядями, на спине виднелся карман-наклейка, из него торчали водоступы – до плавания она, видимо, бегала по воде. Девушка заметила чужака и приветливо помахала рукой. Андрей тоже помахал и, собравшись духом, повернул птерика к самому высокому из лабораторных корпусов.
По периметру края видимости мигнул виртуальный сигнал опасности, в накрытых шлемом ушах раздалось:
– Срочная эвакуация. Немедленно покинуть зону живых домов на расстояние пятьдесят километров. В дома не входить. Красный уровень опасности.
Красный уровень? Такого не бывало уже пару поколений.
Птерик тоже получил сигнал и удивленно косился на седока: «Разворачиваться? Жду подтверждения».
Если эвакуация объявлена из-за змей, то это смешно. Накожная защита не даст яду проникнуть внутрь, а если произойдет невозможное, и яд подействует, с такой незначительной проблемкой организм справится самостоятельно, даже визит в восстановитель не потребуется. Главное – не наступать на гадюк и не провоцировать их. Они сами боятся, человек для них – опасность номер один.
Вслед за общим оповещением раздалось личное:
– Андрей Сигал, вы находитесь в зоне эвакуации. Ввиду особых обстоятельств Отдел Чрезвычайных Ситуаций просит разрешения подключиться к вашему чипу.
Чипами с некоторых пор называлась вся компьютерная техника – все, что помогало взаимодействовать с мировым потоком информации. Чипы были у людей, у модифицированных и, по возможности, у обычных животных, почти у всех вещей, которые окружали, и, само собой, у техники. Человеческий чип вживлялся вскоре после рождения, и растущий ребенок сразу учился жить с умными вещами и техникой в мире и гармонии.
– Даю согласие, – ответил Андрей.
Возникло ощущение, что в его очки втиснулся еще кто-то. Голова захотела повернуться и осмотреться. Этого захотел тот, кто подключился. Андрей вновь согласился, а чтобы помочь, заставил птерика сделать круг.
– Не приближаться к поселку! – вновь загремело в ушах.
Андрей огляделся. Внимание чрезвычайщиков привлекла купальщица, перед глазами замелькали данные: Милица Дрогович, девятнадцать лет, нейропсихолог, сотрудник Центра Перспективных Разработок, не замужем, интересы разнообразные, классификация по двоичной системе – единица, выбранный статус: «Через тернии – к звездам».