Кваздапил. История одной любви. Начало

– Права с собой?

– С собой, но…

Гарун не принимал возражений. Он освободил место водителя.

– А страховка? – Я все еще пытался остановить лавину картонкой здравого смысла. – Если остановят…

– Страховка без ограничений. Садись!

И я сел. Когда-то и моя мечта сбудется, такие же четыре колеса с восторженной прокладкой между рулем и сиденьем понесут меня в счастливое завтра. А пока стоило больше практиковаться. Спасибо Гаруну за предоставленную возможность.

Я прокашлялся.

– Господа и дамы, временный капитан корабля приветствует вас на борту. Сейчас наш лайнер совершит свой первый полет, прошу пристегнуть ремни безопасности и привести спинки кресел в вертикальное положение. Детей, больных и беременных прошу покинуть салон, а критиканам удалиться от иллюминаторов. Температура за бортом отличная, настроение боевое, нервы пока в порядке. Если что, в тапера не стрелять, играет как умеет. Поехали!

Речь вышла лучше, чем троганье с места. Я недожал газ, машина дернулась и заглохла. Гарун заржал, как сивый мерин, возникшая в зеркале Мадина стрельнула глазками, Хадя вздохнула.

– Дубль два! – со смехом объявил Гарун. – Сцена первая, акт второй. Те же и новый водитель, пьеса «Жми меня нежно».

Со второго раза все получилось, подчинившаяся тонна железа двинулась вперед, осторожно, медленно, в правом ряду. Нас обгоняли все, даже троллейбусы. Гарун подначивал, сестры тихо смеялись – хорошо, что шуткам брата, а не надо мной. Мадина иногда бросала через зеркало слишком откровенные взгляды. Это бесило. Доиграется ведь, паршивка. Хадя уже косится с удивлением. Того и гляди, Гарун задумается: чего это сестренка заигрывает с другом, и не объяснить ли такому другу, что есть что в этой жизни?

Глава 16

Чтобы не нервничать, я перестал смотреть в зеркало. Некоторое время мы спокойно ехали за другой столь же неспешной машиной, где водитель вел дискуссию с пассажиром или говорил через хэндс-фри по телефону. Все шло замечательно до появления худшего из водительских раздражителей. На обочине голосовали две девушки – симпатичные, голоногие, в распахнутых жакетиках. Впередиидущую машину из левого ряда подрезала еще одна, поперек общего движения она метнулась к тротуару.

Я вжал среднюю педаль до упора. Визг тормозов сразу трех экипажей врезал по ушам, всех тряхнуло, тела бросило вперед.

– Маймун безголовый, что делает, а?! – всшипел Гарун, когда его голова, едва не доставшая лобовуху, вернулась на место. – А если бы я не пристегнулся?!

Вторая машина едва не врезалась в первую, которая, после того как всех подрезала, резко встала, а наша замерла, почти уткнувшись в бампер второй. Столкновения, к счастью, не случилось, до него остались считанные сантиметры. Зато нервов не осталось.

– Аллах свидетель, этот хайван штопаный сам напросился, сейчас ему такой чапалах* прилетит, башка в блюдце превратится!

*(Маймун – обезьяна, хайван – животное, чапалах – удар, оплеуха)

Я увидел, как ладонь Гаруна потянулась под сиденье к торчавшей оттуда ручке бейсбольной биты, но в пути сменила направление к кобуре с травматиком.

А ситуация вдруг подвисла. Из подрезавшей машины выскочили двое черноволосых ребят, а из второй, подрезанной – двое светловолосых, со стальными монтажками в руках.

Между нашими с Гаруном плечами поднялся вытянувшийся вперед палец Мадины.

– Гарун, это же… – Она указывала на чернявых.

– Вижу.

Мы с Гаруном переглянулись. Он должен вступиться за земляков, иначе его не поймут. А я, его друг, обязан встать на другую сторону. Его земляки сами создали ситуацию, которая вела к драке. Защищать их – последнее дело. Для меня. Но не для Гаруна. Вот такая незадача.

Итого – трое на трое, а мне с другом вставать по разные стороны баррикад.

Когда-то это должно было случиться. Как утверждает перефразированная народом народная же мудрость, все, что не к лучшему, то случается.

Я постарался, чтобы интонация осталась спокойной:

– Если что, мне можно взять биту?

Небольшая пауза сказала о том, что Гаруну не просто далось решение.

– Да, – хрипло выдохнул он.

Впервые за поездку я специально посмотрел в салонное зеркало.

Лицо Хади побелело, глаза стали круглыми.

Взор Мадины горел. Ей было страшно, и от этого она получала громадное удовольствие. Приключение!

Я взялся за ручку двери. С другой стороны Гарун взялся за свою.

Но мы не выходили. Ждали. Пусть начнут без нас. Есть маленький шанс, что обойдется без членовредительства и кровопролития. Словами можно добиться большего, чем кулаками. Пусть сначала поговорят.

Один черноволосик из первой машины, как и Гарун, тоже потянулся рукой под куртку. Зато второй будто не замечал происходящего, его лицо расплылось в улыбке, распростертые руки сотворили царственный жест в сторону трех автомобилей:

– Девчонки, с кем поедете? Все к вашим ногам, красавицы, выбирайте!

У всех, в том числе у сжавшихся от испуга красавиц, готовых улепетнуть с началом драки, вырвался истерический смех.

– С ними. Подвезете? – Голоногие создания спешно прыгнули в машину светловолосых ребят.

Хозяева машины переглянулись, железные дрыны в руках опустились. Необходимость драки рассосалась сама собой.

– Подай назад, – попросил меня Гарун.

Я едва справился с разучившимися гнуться ногами. Вырулившая с обочины средняя машина уехала, а через миг мой приятель обнимался с земляками.

– Хорошо иметь чувство юмора, – вымолвил я, чтобы сломать гнетущую тишину.

Мне было не по себе. Все ли поняли, что могло произойти?

– Хорошо не доводить до ситуаций, когда юмор остался последним средством, – подала голос Мадина.

Рассуждает она правильно, но поступает почему-то исходя из иной, непонятной мне логики.

Скромница Хадя что-то шепнула сестре, обе стали прислушиваться. Снаружи у Гаруна с земляками шел серьезный разговор, все трое размахивали руками, общение шло на повышенных тонах. Языка я не знал, поэтому просто приходил в себя, дрожь в коленях постепенно исчезала, пульс успокаивался.

Сзади хлопнула дверца, Мадина помчалась к разговаривающим. Она стала что-то доказывать, и тут Гарун влепил ей пощечину. Мадину откинуло, она схватилась за лицо.

У меня внутри похолодело. Неужели кто-то рассказал о вчерашнем?

– Что происходит? – Я повернулся к Хаде, превратившейся в невидимую и неслышимую мышку. – Может быть, мне вмешаться?