Кваздапил. История одной любви. Начало

– Не надо, это тебя не касается. Гарун сам объяснит. Позже.

Через минуту все расселись по местам. Гарун был на взводе, глаза бешеные.

– Отвезешь до дома? – Бессмысленный взгляд уставился вперед, а заднего сиденья, где притихла Мадина, для Гаруна теперь вроде как не существовало.

– Попробую, – сказал я. – Но во двор заезжать не буду, там узко.

– Так даже лучше. Никто не знает об этой машине, а ты сойдешь за таксиста.

Ехали молча. Расспрашивать я не решился, позже Гарун сам расскажет, если нужно, а если нет, то и знать не надо. К тому же, все силы и внимание уходили на вождение, опыт у меня мизерный, только тот, что дали в автошколе. При оценке от одного до десяти это где-то около ноля. Но явно не ноль, иначе мы не ехали бы.

Снаружи быстро темнело. Вспыхнули прокинутые по столбам гирлянды фонарей, улица преобразилась. Я с трудом выбрался из вечернего потока. Останавливаться пришлось у обочины главной дороги. Нужный многоквартирный дом оказался в стороне от места, где мы притормозили, но Гаруну это даже понравилось. Выходя, он громко хлопнул дверью. Мадина побитым щенком увязалась за ним. Хадя тоже хотела встать, но несколько слов брата заставили ее остаться. Все разговоры велись на родном языке, меня игнорировали.

– Вообще-то, в чужом присутствии принято говорить понятно или извиняться и называть причину.

– Есть причина, – прошептала Хадя с заднего сиденья.

Только сейчас я заметил, что на ней лица нет – как и на трассе, когда мы с другом чуть не стали врагами. Она сидела бледная и какая-то каменная.

– Из-за Мадины Шамиль убил Султана, – медленно проговорила она, – тот рассказывал о ней гадости.

Мозги покрылись инеем. Вспомнились недавние откровения…

– Шамиль скрылся, его ищут, но шум только поднимается. А мы – его родственники, и теперь нужно срочно…

Ее речь прервалась, рот остался открытым, взгляд застопорился на подъезде: туда заскочил очень спешивший парень южных кровей. Хадю мгновенно вынесло следом.

– Помочь? – выкрикнул я.

– Жди здесь!

Минуты тянулись как сыр на противной холодной пицце. Наконец, дверь подъезда распахнулась. Парень, за которым бросилась Хадя, выводил ее под руку. Толчок в спину направил девушку к дороге, в мою сторону. То есть, к свободной машине с водителем, где мой организм исполнял роль безмозглой статуи: Гаруна не было, Хаде явно требовалась помощь, а я не знал, что делать.

– Шеф, свободен? – с трудом проник в голову голос, словно с другой стороны Земли.

Я тупо кивнул. Задняя дверца отворилась, чужие руки затолкали Хадю в салон. Мне на колени прилетела смятая крупная купюра.

– Отвезешь, куда скажет. – Парень обернулся к притихшей на заднем сиденье девушке. – Все поняла? Не подведи, не делай, чтобы я пожалел. Знаешь, что будет. Езжай.

– Поехали, Кваздик, – шепотом попросила Хадя, когда дверца захлопнулась. – Быстрее. Он ушел?

– Сел на скамейку, ждет чего-то, смотрит за машиной и за подъездом. Куда ехать?

– Все равно, только быстрее. Скоро приедет полиция. Меня не должны найти.

В салонном зеркальце отображался кусочек лица, видеть какого еще не доводилось. Единственная эмоция на нем – животный ужас, единственная мысль – бежать как можно быстрее и дальше, потому что оставаться – смерть.

Я сделал так, как она просила. Двигатель взревел, машина дернулась и поехала. С трудом совладавшие с педалями ноги вывели нас в городской поток.

Хадя сидела так же, не шелохнувшись, глаза глядели в никуда. Говорить она не могла, душа то ли спряталась, то ли металась в неведомых далях. Через пару кварталов мы притормозили у обочины.

– Теперь рассказывай. Все по порядку, иначе поедем в полицию.

Хадя мотнула головой:

– Нет. Не могу.

У нее шок. Нужно растормошить, вывести из ступора. Пусть хотя бы расплачется, и ей сразу полегчает. Я молча вышел наружу и, зайдя в заднюю дверь, плюхнулся рядом со словно остекленевшей девушкой. Казалось, тронь ее – рассыплется.

Но я все же тронул. Я обнял ее и прижал безвольное тело к груди:

– Хадя! Все хорошо, я рядом и никому не дам тебя в обиду. Что случилось? Где Гарун?

И ее прорвало. Ощущение безопасности, пусть временной, пробило клапан: в моих объятиях ее корежило, голова билась о мое плечо, но сквозь слезы и всхлипы пробивались слова, от которых хотелось рвать волосы.

– Это Гасан, брат Султана. Когда я вошла в квартиру, он укладывал пистолет в ладонь Мадины. Гарун мертв, три пули в груди, Мадина тоже мертва, у нее проломлена голова. Гасан увидел меня и чуть было не выстрелил, в последний момент его рука остановилась. Он сказал: «Гарун пострадал за Шамиля, теперь мы в расчете. Мадина не должна была вмешиваться. Я бы просто ушел, Мадина должна была сказать, что не знает стрелявшего, все бы все поняли, и больше ничего не случилось бы. Мужчины обоих родов могли спать спокойно. Но она кинулась на меня с ножом. Я не мог стрелять в женщину, я оттолкнул ее. Мадина ударилась головой об угол стола и проломила затылок. Это неправильно, женщин трогать нельзя, и я решил сделать так, будто Гарун ее избил, а в ответ она его застрелила. И тут появляешься ты. Пришла бы позже – стала бы просто свидетелем, а сейчас ты ненужный свидетель. Если все расскажешь, мне придется оправдываться, и, возможно, меня не поймут. Меня это не устраивает. Поэтому сейчас ты уедешь как можно дальше и никому ничего не расскажешь, потому что в смерти своих родственников с этой минуты будешь виновата ты. Отныне так: Гарун в гневе стал избивать Мадину, он убил ее, и ты его застрелила».

– Но ведь…

– Не перебивай. – Хадя умоляюще потрясла головой. – Еще не все. Гасан вложил пистолет мне в руки, чтобы остались отпечатки, и бросил его на пол. Потом он с моего телефона отправил сообщение главе диаспоры о том, что будто бы случилось между братом с сестрой и мной, и забрал телефон, а меня привел сюда.

– Нужно рассказать это полиции. Сейчас не те времена, когда все решалось звонком или толщиной денежной пачки.

Хадя отстранилась от меня:

– Ничего не понимаешь? Моей правде никто не поверит.

– Я пойду свидетелем.

– Нет. Гасан предупредил: кто узнает правду – умрет. Так и будет, он это сделает, я его знаю. Я уверена, что он пожалеет, что отпустил меня. Скорее всего, он будет меня искать. Меня теперь все будут искать.

– Куда же тебя отвезти?

Хадя молчала. Она долго молчала, прежде чем тихо донеслось:

– Надеюсь, что со временем правда как-нибудь выплывет. Или еще что-то изменится. Нужно переждать. Спрятаться от всех. Но в этом городе мне спрятаться негде. Нужно идти к кому-то из общих знакомых, а это опасно. Или можно тайно вернуться домой на Кавказ, но тогда в сопровождение нужен кто-то из родственников.

– Я в сопровождающие гожусь?

Хадя жалобно вздохнула:

– Категорически не годишься.

– Я друг твоего брата. Почти брат.

– Знаю. Другие не знают.

В голове все перемешалось.