– Что продолжать? Я уже сказал, – мне было неловко, неудобно, стыдно пристально наблюдать за человеком, которого, как я решил, постигло глубоко личное горе... Или то, что в тот момент показалось ему горем. Я отвлекся. На другом конце пляжа объявилась шумная и пьяная компания... Мужчины, девушки... Я увидел, они разделись донага и стали плескаться... Я прошел мимо на катере, на малых оборотах, как бы обозначая свое присутствие, но мешать им не стал.
– Почему? Вы же знаете, есть четкие инструкции, запрещающие нудизм на официальных пляжах Саратоны. Здесь отдыхают довольно консервативные люди.
– Но и вам, господин Данглар, не хуже меня известно, что эти инструкции игнорируются ночью – и самими отдыхающими, и владельцами отелей и бунгало на побережье... Сразу после начала работы, четыре месяца назад, столкнувшись с подобным, я попросил пояснить мне реальное положение дел господина Дэвида Спенсера, вашего сотрудника, курирующего это побережье. Он сказал, что, хотя инструкция и запрещает, мы не имеем права, так или иначе, вмешиваться в частную и тем более в личную жизнь отдыхающих. Иначе юристы и пресса нас с грязью смешают.
– С грязью?
– Дэвид Спенсер выразился именно так, буквально.
– Вы боитесь грязи, господин Вернер?
– Нет. Но и удовольствия в ней не нахожу.
– Извините, что прервал. Продолжайте.
– А продолжать почти нечего. Я прошел на катере до конца пляжа, развернулся и, когда приблизился к месту, где отдыхал на берегу Сен-Клер, его там не увидел. Подрулил к берегу, осветил, увидел оставленную одежду, обеспокоился, развернулся и пошел на катере в океан. Господин Сен-Клер был уже в более чем полутора километрах от берега. Он плыл хорошим, стильным кролем, весьма быстро; я окликнул его, преградил ему путь катером. Сказал:
– Сэр, если вы надумали пересечь Атлантику, то лучше сделать это в другое время.
Он тряхнул головой, посмотрел на меня ясным и чуть беспомощным взглядом:
– Не будет у меня для этого другого времени. Не будет.
Глава 19
Я старался быть учтивым: протянул ему руку, он с готовностью принял, забрался на борт, сказал, улыбаясь, глядя на меня с какой-то беззащитной близорукостью:
– Кто вы?
– Спасатель.
Он улыбнулся совсем по-детски:
– Меня не нужно спасать. Я буду жить вечно. Каплей соленой влаги в этом океане... И – править им: его штормами и его штилями, его лаской и его грозной силой...
Я еще подумал: блаженный. Или юродивый. И точно – поэт. У которого не просто мухи в голове: там целые стаи крылатых тараканов, уже собравшиеся клином и готовые отлететь в теплые края... Сен-Клер был сильным, высоким, атлетически сложенным молодым человеком, но выражение его лица не предвещало никаких опасностей: тихие шизофреники не буйствуют. Насколько возможно стараясь его успокоить, я сказал:
– Будьте добры присесть на скамейку. Править грозами и штормами лучше всего, находясь на твердой земле.
Он, продолжая бессмысленно улыбаться, кивнул, я полуобернулся к рулю и почувствовал, как померк мир: он ударил меня в висок, удар был столь силен и скор, что я упал и при падении ударился затылком об угол скамейки для пассажиров. На какое-то время я потерял сознание. А когда пришел в себя, пловца в катере не было. Я доложил по радио обо всем на берег, включил мотор и пошел пропахивать акваторию по квадратам... Пловца не было нигде.
Я домчал до берега, прошел на катере вдоль пляжа – подумал, вдруг он вернулся, – нет, на берегу было пустынно. Вскоре подошли катера полиции и береговой службы. Труп Сен-Клера нашли спустя час в двух с половиной милях от берега. Но об этом я узнал уже от вас, господин Данглар. Кажется, после удара, падения или вообще от всего происшедшего у меня был некоторый шок. Медики обработали мне рану на затылке, дали пару таблеток аспирина и какой-то транквилизатор. Потом я сидел на берегу и дрожал: видимо, сказалось нервное напряжение. Когда появился господин Данглар, была установлена и личность утонувшего. – Фред развел губы в вымученной улыбке. – Бодрости мне это не добавило. Вот теперь – все.
– Боюсь, что нет, – мрачно отозвался Данглар. – Какие-то вопросы, господа и леди? Комментарии?
– «Трусы и рубашка лежат на песке, никто не плывет по опасной реке...» – не сдержался я, процитировал по-русски.
– Извините, вы что-то сказали? – вежливо поинтересовался Данглар.
– Шутка. Фолклор моего детства.
– Вы не утратили склонность к юмору, и это отрадно, – прошипел Данглар совсем не радостным тоном. – А теперь поговорим по делу. Что мы имеем? Два трупа за одну ночь. Алина Арбаева, дочь российского магната, и Эдгар Сен-Клер, сын швейцарского банкира. По словам господ Дронова и Вернера, ничем пока не подтвержденным, и девушка, и молодой человек незадолго до самоубийства были неадекватны и психически неуравновешенны; и она, и он желали не смерти, а мифической вечной жизни: одна среди звезд, другой – в пучинах океанов... И в том и в другом случае наши славные спасатели, по их же словам, не сумели, не успели – или не пожелали? – предотвратить самоубийства. Пока я доступно излагаю?
Мы согласно кивнули.
– Ну а теперь давайте поразмышляем вместе. Господин Олег Дронов, физически крепкий молодой человек, с отличной реакцией, не сумел спеленать девчонку, находящуюся на грани самоубийства. Это первое. Второе. Господин Фред Вернер не сумел удержать от того же самоубийства Эдгара Сен-Клера, мотивируя это тем, что банкир Сен-Клер, дескать, человек изрядной физической мощи...
– Мне показалось, я достаточно ясно объяснил...
– Прошу меня не перебивать, господин Вернер, или, еще точнее, господин Фридрих Георг фон Вернер унд Лотовски! Мы вас выслушали внимательно, теперь послушайте меня! Все вы! – Данглар сделал глоток остывшего кофе, продолжил: – Кто такой господин Фридрих Георг фон Вернер унд Лотовски? Просто отпрыск обедневшего дворянского рода? Потомок генерала вермахта и генерала рейхсвера? Нашедший себе в этой жизни занятие сродни спорту – полевая разведка и диверсии! Не нужно делать лицо непроницаемым, господин Вернер! Ваша родная контора в Пуллахе вас не сдала: у нас свои источники информации! И вот – этот человек, обученный не просто бить или отключать одним ударом противника, но – уничтожать любого в рукопашной схватке, получает по голове – от кого? От банкира, «белого воротничка», изучавшего ушу и айкидо в приватных школах и не имевшего никакого опыта реальных боевых столкновений! Вы хотите, чтобы я поверил той белиберде, что вы несли?
Фред остался спокойным, на лице его не дрогнул ни один мускул.
– Это все эмоции, господин Данглар. Жизнь сложнее. Естественно, в боевой обстановке у Сен-Клера в поединке со мной не было бы никаких шансов. Я подробно и обстоятельно изложил вам детали моего душевного состояния и отношения к... потерпевшему. Если уж внести полную ясность, он показался мне самым настоящим... поэтом, не способным на такой решительный поступок, как рукопашная схватка. Я ошибся. И готов за эту ошибку отвечать. Но не более.
– А более и не нужно. В вашем прошлом, да и в настоящем, господин Вернер, все укрыто такой грязной коричневой мутью...
– Господин Данглар, я попросил бы вас подбирать слова. Вы обвиняете меня в симпатиях к фашизму?
Барон раздвинул губы в хищном оскале, весьма отдаленно напоминающем улыбку, а в глазах его, кроме привычного льда, теперь тлел и холодный огонь.
– Не стоит придавать моим словам произвольные значения. К тому же я еще не закончил. Вы были уволены со службы, господин Вернер, и никакой политики в этом не было: в одном из баров вы устроили грязную расистскую драку с выходцами с Ближнего Востока; сломанные челюсти, пробитые головы, переломанные ребра – я уже не говорю о мебели...
– Вы трактуете факты слишком вольно, господин Данглар. Это была банда торговцев наркотиками, и то, что такие банды часто организованы по этническому признаку, не моя вина, а беда Запада. Мы слишком с ними церемонимся.
– Ну да: ведь ваша девушка оказалась наркоманкой и, когда забеременела, предпочла не рожать, а затем и вовсе бросила вас, нет?
– Она меня не бросала. Она умерла.
– Это одно и то же.
Вернер побледнел, но сдержался.
– Знаменитая немецкая выдержка. Но тогда вам ее не хватило: раненые, покалеченные... Против вас была развернута кампания в прессе, но вы – исчезли: полиция не нашла обвинения, какое могла бы вам предъявить в первые часы после разгрома – как вы говорите? Притона наркоманов? В документах это было обозначено как кафе. С каким-то цветочным названием.
– «Цветущий миндаль».
– Возможно. А вы, господин Вернер, сочли за благо переждать скандал в частной клинике в Швейцарии. В клинике для... душевнобольных? Извините, ошибся: это просто хорошая неврологическая клиника, в которой людей избавляют от последствий нежданных и весьма сильных стрессов. А знаете, что пришло мне в голову, господин Вернер? А что, если вы не избавились от этих последствий? И что, если, руководствуясь не знаю уж чем, больным вашим воображением или чем иным, вы просто-напросто утопили бедного Сен-Клера?! Если семь месяцев назад у вас достало сил и гнева разметать и размазать по стенам банду наркоторговцев, чем объяснить, что банкир Эдгар Сен-Клер, по вашим словам, с одного удара отправил вас в беспамятство?! Или – это вы отправили его в небытие?
Глава 20
А я слушал все это, смотрел на Данглара и думал себе: а зачем все-таки господин барон затеял эту «сагу для идиотов с оркестром»? Хотя – тоже понятно. Какой бы идиотской ситуация ни выглядела, манипуляторы нестойкими душами, как правило, достигают своей цели: люди начинают сомневаться, тревожиться, бояться, становятся пугливыми, подозрительными и жестокосердными одновременно, превращаясь из разумно мыслящих существ в толпу. Лишить людей собственного мнения, сбить в толпу, пусть даже расфасованную перед ящиками телеприемников в собственных квартирах и особняках или зависших в Паутине, – вот цель и задача любой власти: толпа послушна и управляема, ей нужно только время от времени напоминать имя виновников всех бед и вливать свежую кровь – взрывами террористов, «справедливым возмездием»... Любая власть стоит на крови и без крови ей не обойтись. И то, что является законом для одних, другими воспринимается беззаконием, и ничего тут не поделаешь и не переделаешь. Таков мир.
– Вы хотите предъявить мне обвинение, господин Данглар? – севшим от сдерживаемой ярости голосом спросил Фред.
– Я предпочту пока этого не делать.
– Тогда зачем вы устраиваете этот балаган? – не сдержалась Бетти.