Суд присяжных во Франции

Третье сословие округа де Немург осторожно замечало: «Кое-кто думает, что нужно установить осуждение присяжными. Это вопрос, который комиссия по Уголовному ордонансу может обсудить и обсудит»[134 - Archives parlementaires de 1787–1860. Vol. IV. P. 180.]

Коммуны Пертюи, Ла-Тур-Эрюе, Диллор, Ла Бастидонь-де-Савери, Мирабо, Бомон, Крамбоза, Витройе-ле-Люберон, Пияпин Эгю, Сент-Мартен-де ла Браске, Трет, Пурриер, Оллиер, Пуреие, Пеирии-ле-Ориоле в разделе «Законы и суды» указывали: «Новая форма процесса в области дел уголовных, чтобы расследование было публичным, чтобы обвиняемый мог быть осужден только после того, как он будет объявлен виновным двенадцатью присяжными, выбранными из сословия обвиняемого»[135 - Archives parlementaires de 1787–1860. Vol. VI. P. 372. Art. 3.]

Город Валенсиен настаивал на том, чтобы «подтвердить право, принадлежащее коммуне, быть судимым своими пэрами в числе не меньше семи, согласно компетенции суда, без того, чтобы в области дел гражданских приговор мог быть апеллирован, когда сумма иска не превышает 500 ливров»[136 - Archives parlementaires de 1787–1860. Vol. VI. P. 98. Justice. Art. 2.]

Пожелания установить суд присяжных исходили и от дворянства, а иногда и от дворянства и третьего сословия совместно. При этом требования дворянства более развернуты и точны. Дворянство д'Оксуа постановило: «Арт. 24. Реформирование законов гражданских и уголовных является одной из наиболее неотложных нужд нации. Депутат от дворянства Оксуа попросит, чтобы приступили к этому незамедлительно. Новый кодекс, перед тем как быть промульгированным и войти в силу, будет подвергнут цензуре нации, будучи опубликованным в течение достаточного срока, который будет определен и сможет быть возведен в закон только волей короля после соглашения нации, данного в собрании Генеральных штатов. В ожидании этого будет дан советник обвиняемым после первого допроса.

Арт. 26. Депутат от дворянства потребует, чтобы установили как фундаментальный закон королевства осуждение присяжными и Хабеас корпус»[137 - Archives parlementaires de 1787–1860. Vol. II. P. 131. Art. 26.]

Дворянство де Сент постановило: «Наши депутаты потребуют новый уголовный ордонанс, который мог бы гарантировать граждан от ошибок и несправедливостей судов. Они будут настаивать особенно, чтобы всякий подозреваемый в преступлениях имел бы защитника; чтобы процедура была публичной, приговор мотивированным и чтобы смертная казнь была бы предусмотрена за убийство или другое тяжкое преступление, наконец, они примут во внимание выгоды метода жюри, которые невозможно переоценить, который был когда-то известен нашим предкам; и чтобы приступить к этой реформе, столь же важной как и необходимой, наши депутаты предложат, чтобы была установлена Генеральными штатами комиссия, составленная судьями и другими способными людьми из всех классов, чтобы этим заняться в интервале между первым и вторым заседанием»[138 - Archives parlementaires de 1787–1860. Vol. V. P. 668. 1 col.].

Дворянство д'Этэн исходило в своих требованиях из принципа разделения властей: «Чтобы власть судебная, которая является ветвью власти исполнительной и которую король заставляет исполнять от своего имени при посредстве Парламентов и высших судов, не могла никогда быть сосредоточена в одном лице с властью исполнительной, что превратило бы монархию в деспотизм…»[139 - Archives parlementaires de 1787–1860. Vol. II. P. 216.] и требовало, «как в Англии, ввести среди нас осуждение присяжными, что является наиболее действенным средством для защиты невиновного и свободы против произвола всех судов сразу»[140 - Archives parlementaires de 1787–1860. Vol. II. P. 219. Art. 13.].

Дворянство бальяжа Мант объявляло: «Мы желаем, чтобы вопрос судопроизводства при участии присяжных был бы исследован с наибольшим вниманием»[141 - Archives parlementaires de 1787–1860. Vol. III. P. 663. Ch. III. Art. 2.].

Дворянство округа Доле требовало от своих депутатов: «Они предложат исследовать, не будет ли удобно установить осуждение присяжными согласно старому обычаю Франции и Бургундии, как наиболее согласующееся с действительным принципом человеколюбия и свободы».

Дворянство бальяжа Дурдан требовало, чтобы в уголовной процедуре участвовали «12 пэров обвиняемого, так чтобы эти последние высказывались исключительно и единственно по факту, и чтобы судьи могли высказываться только по праву и только определять наказание, точно указанное в законе, по деликтам, точно определенным законом»[142 - Archives parlementaires de 1787–1860. Vol. II. P. 249. justice.].

Дворянство бальяжа Котантен наказывало своим депутатам: «Они потребуют столь желательной реформы кодексов гражданского и уголовного и чтобы к комиссарам-юрисконсультам, уже назначенным, дабы приступить к ней, были бы добавлены члены Генеральных штатов, взятые из трех сословий, которые произведут ревизию законов… Потребуют, чтобы во всех преступлениях, которые влекут наказание телесное или позорящее, двенадцать пэров обвиняемого присоединятся к судьям, чтобы произнести приговор, чтобы был дан защитник обвиняемому, чтобы следствие проводилось публично и чтобы во всех приговорах, как уголовных, так и гражданских, судьи высказывались громким голосом и мотивировали их точку зрения»[143 - Archives parlementaires de 1787–1860. Vol. II. P. 53. Art. 3 et 4.].

В некоторых наказах пожелание введения присяжных содержится имплицитно. Например, дворянство бальяжа де Блуа в параграфе «Об отправлении правосудия» указывало: «Дворянство ограничится тем, чтобы просить формирования на ближайшей сессии Генеральных штатов совета, составленного из наиболее просвещенных личностей, чтобы заняться столь важным делом. Этот совет не должен формироваться только из магистратов и юрисконсультов; добродетель наибольшего просвещения – находится в тени соблазна предрассудка. Необходимо допустить туда граждан всех сословий, всякого положения, и особенно тех, которые изучали уголовное правосудие Англии…»[144 - Archives parlementaires de 1787–1860. Vol. II. P. 381.] Понятно, что ссылка на судопроизводство Англии предполагает и введение суда присяжных.

В некоторых наказах отмечается единодушие требований всех сословий, таким, например, является наказ всех трех сословий Мон-фор-Ламори: «Требования трех сословий бальяжа Монфор и Дре следующие: чтобы национальная ассамблея немедленно занялась реформой уголовного и гражданского кодексов, чтобы она установила, так быстро, как это только возможно, осуждение присяжными в области дел уголовных и чтобы она исследовала, какую пользу может принести эта процедура в области дел гражданских»[145 - Archives parlementaires de 1787–1860. Vol. IV. P. 39.].

Дворянство бальяжа Кутанс наказывало своим депутатам «требовать, чтобы во всех преступлениях, которые влекут наказания телесные и бесчестящие, 12 пэров обвиняемого собирались бы у судей, чтобы произнести приговор»[146 - Archives parlementaires de 1787–1860. Vol. II. P. 53. Art. 4.].

Наказ о создании суда присяжных поступил и от дворянства сенешальства Д'Артуа[147 - Archives parlementaires de 1787–1860. Vol. II. P. 80.]. Интересно, что в их наказе речь шла именно о присяжных, а не о пэрах, что следует из артикула 7 секции II наказа «Конституция, администрация и правосудие»: «Свобода, которая заключается только в законах, требует также, чтобы все граждане были равны перед ними. Дворянство Д'Артуа просит, чтобы ни один обвиняемый не был изъят по распоряжению власти или суда из обычных форм следствия, которые будут равными для всех граждан без исключения; что различие в наказаниях будет определяться только природой деликта, а не качеством персоны, и так как большая часть нарушений судебного порядка была вызвана до сегодняшнего дня гибельным и абсурдным прецедентом, который освобождает только благородные фамилии от пыток, дворянство Д'Артуа просит, чтобы нация честно объявила на своем собрании, что она отрекается навсегда от варварства и несправедливости данного прецедента…» И далее, в артикулах 14 и 15: «Генеральные штаты займутся реформой законов гражданских и уголовных. Они попросят, чтобы осуждение присяжными было установлено». Не вызывает никакого сомнения, что в данном случае речь идет именно о присяжных как представителях всех сословий без каких либо ограничений и различий в состоянии.

Дворянство бальяжа Вермандуа высказывало пожелание об участии в судопроизводстве народных представителей: «Чтобы не мог быть расследован ни один уголовный процесс между любыми гражданами без того, чтобы судья не был ассистирован во всех актах процесса гражданином того же сословия, к которому будет принадлежать обвиняемый, и чтобы все граждане пользовались в этом отношении теми же правами и привилегиями, как и священники, согласно обычаю нации»[148 - Archives parlementaires de 1787–1860. V. VI. P. 141. Justice Art. 6. Священники могли быть судимы только священниками, т. е. равными по сословию. Этот же наказ в книге А. Эйсмена «Histoire de la proce?dure criminelle en France» (C. 181) звучит так: «Чтобы судья был ассистирован одним или многими гражданами того же сословия, к которому будет принадлежать обвиняемый». Такая интерпретация не соответствует первоисточнику, впрочем, ошибка могла быть допущена и при перепечатке парламентских архивов.].

Коммуна де Шеврез сформировала свой наказ таким образом: «Обновление, которым нация со своим сувереном занимается, должно произвести новые отношения, которые потребуют изменения в законодательстве, которые смогут быть приняты только после того, как новая администрация укрепится и произведет первые и главные действия… В уголовном кодексе они исходя из этого заметят, что публичное следствие или следствие посредством присяжных, столь желанное и желаемое во Франции, не кажется еще применимым к ее нравам, потому что свидетели, которые столь часто подвергаемы опасности в ходе следствия секретного, были бы еще более подвергаемы опасностям следствием публичным, либо со стороны обвиняемых, либо со стороны их семей, которым жестокий предрассудок придает интерес препятствовать доказыванию преступления; что они опасаются, как бы этот метод (присяжных) не произвел во Франции эффект, обратный тому, который им предполагается»[149 - Archives parlementaires de 1787–1860. Vol. IV. P. 431. Art. 3 et 4.].

Исходя из вышеизложенного можно отметить, что наказы Генеральным штатам требовали установления во Франции суда с привлечением народного элемента. Наказы не детализировали процедуру отправления правосудия присяжными и формулировали только общее требование установления такого института. Примерно половина наказов о введении народного элемента в судопроизводство требовала введения суда пэров, но некоторые наказы специально делают оговорку, что данная процедура нашла свое отражение в виде суда присяжных.

Обращает на себя внимание тот факт, что требование суда присяжных в делах гражданских является редким явлением. Третье сословие Версаля прямо требует введения суда присяжных в области дел гражданских; коммуна де Фосс требует введения суда пэров для дел уголовных и гражданских, однако делает оговорку, что с этой целью должен быть учрежден суд присяжных, такой, какой практикуется в Англии.

Суд пэров осуществлялся как в области дел уголовных, так и в области дел гражданских, поэтому требование введения суда пэров, вероятно, предполагало его действие в обеих областях, однако город Сен-Мишель указывал специально, что осуждение пэрами, известными сегодня под именем присяжных, требуется в делах уголовных.

В некоторых наказах различаются понятия пэров и присяжных и даже противопоставляются одно другому, как, например, а наказах округа Нейли-на-Марне, в других они смешиваются (округ Фосс, Сен-Мишель). В наказах выражается мысль, что присяжные должны высказываться исключительно по факту, а суд по праву (наказы дворянства Дурдан, третьего сословия округа Мелен, третьего сословия округа Версаль, третьего сословия округа Париж вне стен в пределах городской черты, а также коммуны Мирабо и коммуны Пертюи, указавших на функцию присяжных, состоящую в установлении виновности). Дворянство высказывалось по большей части о необходимости осуждения пэрами, в то время как третье сословие (куда следует отнести и коммуны) заявляла о введении суда присяжных. При этом дворянство бальяжа Котантен и бальяжа Кутанс выступило за то, что приговор выносится одной коллегией судей и представителей народного элемента.

Требования введения суда присяжных различаются по своему характеру: некоторые требуют учреждения суда присяжных в области дел уголовных и рекомендуют исследовать вопрос – не стоит ли ввести суд присяжных в области дел гражданских? (общий наказ трех сословий Монфор-Ламори), другие просто ставят вопрос для обсуждения (третье сословие де Немург, дворянство округов Доле и Мант).

Количество присяжных в наказах фиксируется в основном на двенадцати, там где оно определено (дворянство Кутанс и Дурдан).

Некоторые наказы прямо ссылаются на Англию, как на образец для подражания в области уголовного судопроизводства (Нейли-на-Марне – за исключением единодушия при вынесении вердикта, дворянство д'Этэн, и дворянство д'Оксуа в части «Хабеас корпус», коммуна де Фосс), другие ссылаются на старые обычаи Франции (дворянство округа Доль, дворянство де Сент, округ Сен-Мишель).

Из анализа наказов можно заключить, что моделью привлечения народного элемента в судопроизводство Франции конца XVIII столетия являлись, с одной стороны, суды Англии[150 - Институт присяжных в Англии был нормальной мерой смены поединка и ордалий более совершенными способами доказывания. Институт судебного или малого жюри присяжных в Англии дополняется институтом большого или обвинительного жюри. При этом судебное жюри разрешает вопрос о виновности лица, обвинение которому выдвинуто большим (обвинительным) жюри. До 1797 года, т. е. до решения по делу Фокса о либейлях (клевете в печати), считалось, что присяжные должны принимать решение лишь по факту, но не о виновности. Однако впоследствии в Англии за присяжными была признанна функция установления виновности: присяжные приступали к рассмотрению дела только в том случае, если обвиняемый не признавал свою вину в инкриминируемом ему деянии. Вопрос о наказании после вынесения вердикта присяжных (от лат. vere dictum – правильное мнение) разрешал судья, председательствовавший в процессе. Присяжные для вынесения вердикта удалялись в совещательную комнату, где оставались без огня, воды и пищи до вынесения вердикта. Обязательным требованием английского процесса было единодушное мнение присяжных, которое, по всей видимости, имело историческое происхождение, поскольку изначально присяжные являлись только свидетелями, к которым обращались представители королевской власти по интересовавшим их фискальным и судебным делам. Кроме того, вердикт присяжных на заре появления данного института являлся видом доказательства, и для силы доказательства требовалось единодушие вердикта присяжных. Отличительной чертой суда присяжных Англии было наличие одного судьи, председательствующего в процессе и назначающего наказание на основании вердикта присяжных. Данный судья, руководствуясь специальными правилами допустимости и относимости доказательств, выработанными в ходе многовековой деятельности суда присяжных, руководил деятельностью присяжных, стараясь свести процесс к разрешению простого вопроса о виновности или невиновности подсудимого. Присяжные должны были дать один простой ответ – виновен или невиновен. Обвиняемый мог требовать суда присяжных, в отличие от правил, появившихся впоследствии в Европе, по всем категориям преступлений. Председательствующий суда присяжных Англии при соблюдении принципа состязательности, предусматривающего предоставление доказательств сторонами, имел, тем не менее, значительные дискреционные полномочия. Он мог потребовать вынесения оправдательного вердикта, если, по его мнению, доказательства, представленные обвинителем, неудовлетворительны; рекомендовать присяжным ограничиться лишь установлением вопроса фактической стороны дела, не предрешая вопрос о виновности. В этом случае председательствующий сам решал вопрос о виновности, используя для этого цезуру – т. е. вынесение приговора по истечении значительного промежутка времени после вынесения вердикта присяжными. В данном случае профессиональный судья мог обратиться за помощью к своим коллегам для обсуждения правовой стороны дела. Председательствующий давал присяжным перед вынесением вердикта необходимые наставления, в частности, о юридической силе доказательств. В случае если вердикт присяжных не устраивал председательствующего, он имел право потребовать от присяжных вынесения нового вердикта. Суд присяжных Англии действовал в области дел уголовных и гражданских (в настоящее время суд присяжных в области дел гражданских в Англии не практикуется).], с другой стороны – суд пэров[151 - Суд равных в сословном феодальном государстве, о нем смотри ниже.], имевший место когда-то во Франции. Анализ наказов свидетельствует о том, что в правосознании большой части населения Франции накануне революции 1789 года прочно обосновалась идея введения судов народных представителей. Исключение, которое содержится в наказе коммуны де Шеврез, не возражавшей против суда присяжных, но предлагавшей повременить с его введением, лишь подтверждает правило.

Однако следует признать, что представление о суде присяжных в наказах Генеральным штатам недостаточно ясно. Строгое разграничение вопросов факта и вопросов права формулируется лишь в некоторых наказах, иногда суд присяжных ассоциируется (в отличие от бессословного суда присяжных Англии) с сословностью общества (наказ коммуны Мирабо, упоминающий о необходимости выбора присяжных в сословии обвиняемого, наказ третьего сословия сенешальства Драгиньян). Историческое развитие Франции наложило свой отпечаток на требование избирателей о введении суда пэров. Интересно отметить, что одна из особенностей суда пэров (участие народных представителей в вынесении приговора в целом, высказывание как по вопросу о виновности, так и по вопросу о наказании впоследствии) спустя полтора столетия нашла свое отражение в уголовном процессе Франции.[152 - Закон от 24 ноября 1941 года, который ввел требование вынесения приговора присяжными и профессиональными судьями в одной коллегии.]

Подводя итог изложенному, заметим, что наказы депутатам Генеральных штатов явились результатом той идеологической работы, которая была проделана французскими юристами и философами второй половины XVIII века. Введение суда присяжных во Франции, с одной стороны, было обусловлено отказом от системы легальных (формальных) доказательств и признанием возможности установления факта в делах уголовных с помощью здравого смысла, с другой стороны – явилось катализатором введения новой системы оценки доказательств, поскольку присяжные пришли на смену профессиональным судьям, воспитанным на принципах формальных доказательств. Оценка вердикта присяжных как доказательства в чистом виде была свойственна некоторым юристам Франции спустя значительное время после введения суда присяжных в 1791 году.[153 - Selves J. P. Explication de I ordre et du secret du vrai jury et comparaison avec le jury anglais. Paris, 1811.]

Следует отметить, что любое доказательство в уголовном процессе не универсально, т. е. предполагает ту или иную степень уверенности и доверия. В процессе развития уголовного процесса в качестве доказательств использовались ордалии, соприсяжничество, судебный поединок, пытка (как способ получения признания). Отмена пытки подорвала всю систему формальных доказательств, где признание подсудимого являлось царицей доказательств. Доказательством для профессионального судьи стал вердикт присяжных о виновности. Данное доказательство, как и любое другое, предполагает наличие определенной степени доверия, построенного на презумпции верности вердикта.

Поскольку в наказах Генеральным штатам суд пэров как образец судопроизводства упоминается чаще, чем суд присяжных Англии, имеет смысл отвлечься и рассмотреть данный суд, а также формы народного представительства в судах на территории Франции в более древние времена.

Глава 2. Исторические формы народного представительства в судах на территории Франции и суд пэров

В древности территория Франции была заселена племенами галлов, которые граничили с германскими племенами. После завоевания территории галлов франками, относящимися к германским народам, на территории Франции были введены обычаи франков. О судопроизводстве галлов в литературе имеются незначительные упоминания. Так, Юлий Цезарь в своих «Записках о галльской войне» указывает, что судопроизводство у галлов отправляли друиды: «Друиды принимают деятельное участие в делах богопочитания, наблюдают за правильностью общественных жертвоприношений, истолковывают все вопросы, относящиеся к религии; к ним же поступает много молодежи для обучения наукам, и вообще они пользуются у галлов большим почетом. А именно, они ставят приговоры почти по всем спорным делам, общественным и частным; совершено ли преступление или убийство, идет ли тяжба о наследстве или о границах, – решают те же друиды; они же назначают награды и наказания; и если кто – будет ли это частный человек или же целый народ – не подчинится их определению, то они отлучают виновного от жертвоприношений. Это у них тяжелое наказание, кто таким образом отлучен, тот считается безбожником и преступником, все его сторонятся, избегают встреч и разговоров с ним, чтобы не нажить беды, точно от заразного; как бы он ни домогался, для него не производится суд; нет у него и права на какую бы то ни было должность. Во главе всех друидов стоит один, который пользуется среди них величайшим авторитетом»[154 - Гай Юлий Цезарь. М., 1991. Т. 1. С. 111.]. Об этом же упоминает и Страбон: «У всех галльских народов, вообще говоря, существует три группы людей, которых особенно почитают: барды, предсказатели и друиды. Барды – певцы и поэты; предсказатели ведают священными обрядами и изучают природу, друиды же вдобавок к изучению природы занимаются также и этикой. Друидов считают справедливейшими из всех людей и вследствие этого им вверяют рассмотрение как частных, так и общественных споров»[155 - Страбон. География. М., 1994. С. 188.].

Ж. Бернарди пишет: «Жрецы были хранителями законов, также на это указывает и имя, которое они носили (pretres), и правосудие было доверено им, чтобы оно исходило от божества, которое демонстрировало свою волю при их посредстве.

Друиды Галлии, стало быть, концентрировали в своих руках власть гражданскую и власть религиозную. Они судили в последней инстанции почти все дела, гражданские и уголовные. Те, которые отказывались подчиняться их приговору, были подвергаемы своего рода исключению из общества, которое лишало их всех выгод общества, никто не осмеливался общаться с ними»[156 - Bernardi J. E. De I'origine et des progres de la le?gislation frangais ou histoire du droit public et prive? de la Fran?e, depuis la fondation de la monarchie gusque et compris la re?volution. Paris, 1816. P. 4.]. После завоевания Галлии римлянами, как считает Ж. Бернарди, и это мнение соответствует мнению Страбона, власть друидов была уничтожена, по крайней мере сильно сокращена, было принято римское судопроизводство, при этом в южной Галлии быстрее, чем в северной[157 - Bernardi J. E. De I'origine et des progres de la le?gislation frangais ou histoire du droit public et prive? de la Fran?e, depuis la fondation de la monarchie gusque et compris la re?volution. Paris, 1816. P. 10–14.].

Если следовать упоминаниям древних авторов, то способы судопроизводства германских племен и галлов значительно отличались. Корнелий Тацит в своем произведении «О происхождении германцев» указывает: «О делах, менее важных, совещаются их старейшины, о более значительных – все; впрочем, старейшины заранее обсуждают и такие дела, решение которых принадлежит только народу. Если не происходит чего-либо случайного и внезапного, они собираются в определенные дни, или когда луна только что народилась, или в полнолуние, ибо считают эту пору наиболее благоприятствующей началу рассмотрения дел… Когда толпа сочтет, что пора начинать, они рассаживаются вооруженными…

На таком народном собрании можно также предъявить обвинение и потребовать осуждения на смертную казнь… На тех же собраниях также избирают старейшин, отправляющих правосудие в округах и селениях; каждому из них дается охрана численностью в сто человек из простого народа – одновременно и состоящий при них совет, и сила, на которую они опираются»[158 - Корнелий Тацит. Сочинения. СПб., 1993. С. 342.].

Юлий Цезарь пишет, что у германцев «в мирное время нет общей для всего племени власти, но старейшины областей и пагов творят суд среди своих и улаживают их споры»[159 - Гай Юлий Цезарь. С. 114.]. Если учесть замечание Страбона о галлах – «теперь они повинуются большей частью распоряжениям римлян»[160 - Страбон. Указ. соч. С. 187.], то судопроизводство германцев кажется более приемлемым в качестве предшествующего судопроизводству франков, бургундов и вестготов, завоевавших в первой четверти V века бывшую римскую провинцию Галлию.

Франками в III – начале IV века называли проживавших вдоль нижнего течения Рейна хаттов, хамавов, тенктеров, бруктеров, марсов, сугамбров и другие племена.[161 - Левандовский А. Карл Великий. М., 1999. С. 14.] Франки – это племенной союз, отдельные племена которого действовали зачастую самостоятельно. Франков делили на салических, т. е. живших вдоль берега моря, и рипуарских, т. е. живших на побережьях рек. Обычно возникновение Франкского государства связывают с именем Хлодвига (481–511), который покорил почти всю южную Галлию. Продвижение же франков в глубь Галлии началось еще в IV веке, они освоили территорию вдоль Шельды и нижних течений Мааса и Рейна.

При франках судоустройство было следующим: в королевском суде председательствовал король или граф дворца, если король делегировал ему право судебного разбирательства, который также занимался редактированием приговоров и был докладчиком в суде. Самостоятельно граф дворца мог судить только нижестоящих. В судебных разбирательствах короля присутствовало всегда духовенство, оптиматы, чье положение не очень ясно, но их всегда упоминали отдельно от иных грандов – высокопоставленных лиц,[162 - Bernardi J. E. De I'oricine et des progres de la le?gislation fran?ais ou histoire du droit public et prive? de la Fran?e, depuis la fondation de la monarchie gusque et compris la re?volution. P. 45.] это были гранды высшего порядка. Кроме оптиматов присутствовали гранды, затем графионы и графы. Гранды, которых называли майордомами, также присутствовали в судебных заседаниях – пледах – и принимали участие в судебном разбирательстве. В судебных заседаниях участвовали также два сенешаля, тогда как количество остальных участников не определялось. В судебном разбирательстве участвовали также советники по правовым вопросам, которые именовались скабинами дворца. В компетенцию королевского суда входило судебное разбирательство в отношении вассалов, левдов[163 - Ш. Монтескье определяет их как соратников короля, но не его вассалов (см.: Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955. С. 671–672).], вдов и сирот, находившихся под протекцией короля; все споры, которые возникали из смысла законов, жалобы на отказ в правосудии, оболживливание приговоров нижестоящих трибуналов.

Юрисдикция графов, которые исполняли отправление правосудия, управление армейскими подразделениями и финансами, распространялась на всех свободных людей их графства, как на священников, так и на мирских. Графы, однако, были только главой трибунала города или того места, где они имели свою резиденцию, их суд был сформирован епископами, аббатами, левдами их уровня, которые были обязаны помогать графу отправлять правосудие, в этот суд входили также люди закона, именуемые то скабинами, то рахинбургами, для вынесения приговора таких людей необходимо было в количестве не менее семи.[164 - В законе «Lex Salica» в главе LVII «О рахинбургах» в параграфе 1 указано: «Если какие-либо из рахинбургов, заседая в судебном собрании и разбирая тяжбу между двумя лицами, откажутся сказать закон, семеро из этих рахинбургов до захода солнца присуждаются к уплате 120 ден., что составляет 3 сол.». В главе L «Об обязательствах», в параграфе 3: «Если кто не пожелает выплатить по обязателтьству к законному сроку, тогда тот, кому дано обязательство, пусть отправится к графу округа, в котором проживает и, взяв стебель, пусть обратится к нему со следующими словами: „Граф, человек тот мне должен, и я его законным порядком призывал на суд, согласно Салическому закону. Я собой и имуществом своим ручаюсь, что ты смело можешь наложить руки на его имущество“. И пусть сообщит, по какой причине и на какую сумму дано обязательство. После этого граф пусть возьмет с собой семь правоспособных рахинбургов, отправится с ними в дом того, кто дал обязательство, и скажет: „Вот ты сейчас по доброй воле уплати этому человеку по обязательству и выбери двух каких угодно рахинбургов, которые определили бы цену и источники твоих доходов, и согласно справедливой оценке, уплати следуемое“. Если на это не согласится лично или заочно, тогда рахинбурги сами пусть возьмут из его имущества, то количество, которое соответствует величине долга, и из стоимости имущества, согласно закону, две части пусть идут в пользу истца, а третью пусть берет себе граф в качестве „fritus'a“, если только „fritus“ уже раньше по этому делу не был уплачен». (см.: Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран. М., 2001. С. 272, 275.)] Свободные люди также были обязаны участвовать в судебном разбирательстве. Когда случай этого требовал, их свидетельство могло подтвердить истинность фактов, оспариваемых сторонами. Со временем усердие, направленное на обеспечение участия всех свободных людей в судебном разбирательстве, ослабело, присутствие в пледах стало обременительным для народа, который не могут к этому принудить. Начинают выбирать для присутствия в суде людей, зарекомендовавших себя своей просвещенностью и добропорядочностью. Их называли bons hommes. Эти люди стали судьями факта, а скабины – судьями права.[165 - Данная точка зрения расходится с точкой зрения М. А. Чельцова-Бебутова, отождествляющего рахимбургов и скабинов (см.: Курс уголовно-процессуального права. С. 173), а также с точкой зрения А. В. Смирнова (см.: Состязательный процесс. СПб., 2001. С. 157).] Графы имели нотариусов и гриффиеров, которые умели хорошо писать.

Сотник, который назывался викарием графа, не мог ведать делами, в которых речь шла о жизни, свободе или собственности. Он судил только маловажные дела, но его приговоры произносились в последней инстанции. Ему ассистировали три лица, взятые среди подсудных ему людей. Доказательствами в процессе были ордалии или клятва (присяга). При этом лицо, занимающее высокое положение, при незначительном деликте могло само дать клятву, иные лица нуждались в соприсяжниках.

Ж. Бернарди считает, что из всех доказательств при посредстве ордалий соприсяжничество было самым разумным: «В доказательствах при посредстве ордалий находится доказательство клятвой, которое является наиболее разумным из всех и которое, вероятно, породило приговор пэрами или присяжными»[166 - Bernardi J. E. Op. cit. P. 81.]. Клятва требовалась тогда, когда обвиняемый не мог быть изобличен в преступлении, которое ему инкриминировали, но против него существовали серьезные подозрения. Тогда, за неимением доказательств, его обязывали очиститься от подозрений клятвой.[167 - Параграф 5 главы XLII «Lex Salica» указывает: «Если кто нападет на чужую виллу и овладеет находящимся там имуществом, но это не будет должным образом доказано, он может освободиться от обвинения при помощи двадцати пяти соприсяжников, избранных обеими тяжущимися сторонами; если же он не сумеет найти соприсяжников, присуждается к уплате 2500 ден., что составляет 63 сол.» (см.: Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран. М., 2001. С. 275).] Обвиняемый был обязан заставить присягать вместе с ним определенное количество свидетелей, при этом число их у разных германских народов варьировалось: в среднем это было двенадцать человек, но могло быть и больше в зависимости от категории преступления.

Со временем к соприсяжничеству стали прибегать все чаще, чтобы не затруднять себя разбором и установлением доказательств. Для того чтобы изобличить обвиняемого, требовалось такое же количество свидетелей, какое требовалось, чтобы его оправдать. Ссылаясь на источник, нам недоступный, Ж. Бернарди указывает, что их требовалось 71 против епископа, 40 против священника, более или менее против мирянина, согласно его положению и тяжести обвинения.[168 - Bernardi J. E. Op. cit. P. 83.]

К свидетелям, приводимым к клятве, предъявлялись определенные требования. Они должны были быть людьми доброй славы, справедливыми, честными, неподкупными, достойными доверия, безупречными в их жизни и нравах. Называли их homes legaux. Эти свидетели должны были знать не только прошлое поведение обвиняемого, но и его настоящую жизнь, для чего их и следовало выбирать (насколько это было возможно) среди соседей обвиняемого по кантону или сотне. Кроме того, они должны были быть того же сословия, что и обвиняемый, и жить по тому же закону.

В некоторых делах, где речь шла о доказательстве родства, невинности, некоторых скрываемых деликтах, например адюльтере, свидетелей выбирали среди наиболее близких родственников.

Обвинитель имел право указать обвиняемому некоторое количество соприсяжников, но обвиняемый мог отказать в этом обвинителю, если имелись для этого основания. В некоторых случаях он мог сделать это даже без указания какого-либо основания.[169 - Bernardi J. E. Op. cit. P. 84–86.] Соприсяжники назывались jurateurs или sacramentaux. Несмотря на то, что данные лица свидетельствовали только о поведении обвиняемого, их приговор имел решающее значение. Ж. Бернарди указывает, что «они были, в некотором роде, судьями факта, который передавался на их разрешение, хорошего или плохого поведения обвиняемого, по которому они высказывались на основании их личного знакомства и внутреннего убеждения их сознания»[170 - Bernardi J. E. Op. cit. P. 86.].

На это же обращает внимание и М. А. Чельцов-Бебутов: «Постановления Салической правды о соприсяжниках отчетливо показывают их истинное процессуальное положение. Они отнюдь не являлись свидетелями в современном понимании этого термина: их присяга удостоверяла не наличие или отсутствие определенных фактов, связанных с событием преступления, которое рассматривал суд, а только их убеждение в том, что обвиняемый и его присяга достойны доверия»[171 - Чельцов-Бебутов М. А. Указ. соч. С. 171.].

Сам способ доказательства присягой, по сравнению с судебным поединком, являлся, безусловно, более предпочтительным, если учесть количество соприсяжников, предъявляемые к ним требования, нравы того времени, религиозность людей. Замечание Ж. Бернарди о том, что соприсяжники являлись судьями факта, также не лишено оснований, поскольку, не рассматривая сам факт по существу, соприсяжники своей клятвой снимали обвинение в совершении данного факта. Ж. Бернарди даже добавляет: «Современные присяжные не выполняют других функций, и они определяются после таких же рассмотрений: их приговор носил еще в Англии имя доказательства присяжными»[172 - Bernardi J. E. Op. cit. P. 87.].

Суд равных в сословном феодальном государстве назывался судом пэров. А. Эсмен[173 - Esmein A. Op. cit. P. 3–4, 15–17.] писал, что вассалы не подлежали непосредственному суду сеньора, каждый из них должен был быть судим своими пэрами, т. е. теми, кто получил свой феод из рук сеньора. Сеньор мог председательствовать в суде или посылать для председательствования своего прево, но приговор выносили сами вассалы. Кутюмы Бовези (XIII век) указывают на роль сеньора в суде пэров следующим образом:

«Параграф 1883. Согласно нашим кутюмам, никто не может быть судьей в своем суде и по своему делу по двум причинам: первая – та, что никакой человек никогда не может быть судьей в собственном деле… вторая – что, согласно кутюмам Бовези, сеньор не судит в своем суде. Судят в его суде только его люди.

Параграф 1884. Если какой-то человек с весом (a poi) собирается судить в суде своего сеньора, он должен просить последнего представить его его пэрам, и тот должен это сделать…).»[174 - Цит. по: Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран. М., 2001. С. 283.]