Памятью неба и дождя.
Два этих дня я жил шумами,
Шумами чьих-то голосов,
Шумами ветра, моря, птиц
И шумом множества колес.
Два этих дня я жил надеждой,
Надеждой встретиться всем вновь,
Надеждой быть с тобою снова,
Почувствовать твою любовь.
Два этих дня я жил той песней,
Той песней об одной луне,
Где ты хотела быть одна,
Не забывая обо мне.
Два этих дня я жил тем летом,
Тем летом, щедрым на любовь,
Тем летом, что звучало в песнях,
Все танцевали вновь и вновь.
Два этих дня я жил тем солнцем,
Тем солнцем, где мы были вместе,
Тем солнцем, что согрело нас
В том самом теплом нашем месте.
Два дня из жизни,
Целой жизни –
Надежды, песни и мечты.
Я вспоминать все это буду
В шумах из «практики любви».
«Увидеть Париж и умереть» – так, по-моему, гласит популярная фраза. Тогда я и не догадывался, что после Парижа что-то умрет. Умрет между нами.
Париж
Я увидел Париж,
умирал лишь на жизнь,
уповал на тебя,
вновь родился тогда,
когда солнце взошло,
солью въелось в окно,
в горло влилось вином,
в поцелуй под дождем.
Я увидел тебя,
как впервые тогда,
посмотрел в океан,
что разлился по нам,
никакой не обман,
сердце чувствует:
дар!
Ну, спасибо.
Удар.
Осень. Над Берлином небо и правда какое-то особенное. Оно нависает над тобою. В городе слякоть, ветер, но местами проглядывало солнце. В этом городе точно когда-то упали ангелы. Кажется, так рассказывал Вим Вендерес в своем фильме «Небо над Берлином».
Небо над Берлином
Это небо над тобою,
это небо надо мною,
это небо для Берлина,