Клады великой Сибири

Иногда для развлечения они разбивали на ночь легкие палатки, зажигали костры и весело жарили ужин на зеленой мураве.

От Самары корабль направился на юго-восток, пролетев Оренбург, взвился над пустынным Уральским хребтом, миновал Орск и полетел на Тургай. Теперь под ногами путников расстилались необозримые луга и плоские возвышенности, покрытые сочной травой, на которой мирно пасли свои стада киргизы. Пушистые ангорские козы тысячами бродили по лугам, а их хозяева беспечно покуривали свои трубки, сидя на своих кочевьях.

Но каждые сутки картина снова менялась.

Направляясь упорно на юго-восток, путники пролетели сначала над рекой Сары-Су, затем над городом Токмак, над озером Иесык-Вунь и взвились над горным хребтом Тянь-Шань.

Снежные вершины великого горного хребта, сверкая и сияя снегами на солнце, уходили под самые облака.

Воздушный корабль чуть-чуть приподнял свой нос, гигантские крылья завертелись с бешеной быстротой, и корабль стал сильно забирать вверх.

– Десять тысяч футов над уровнем моря! – сказал Верлов, взглядывая на прибор, определяющий давление атмосферы. – Наш Семен Васильевич, кажется, решил унести нас сегодня за облака.

– Значит, мы уносимся с вами в заоблачные сферы? – пошутила девушка.

– Выходит, так, – улыбнулся Верлов. – И, снова взглянув на прибор, он добавил: – Одиннадцать тысяч! Летим медленно. Лаг показывает двадцатиузловой ход. Можно выйти на воздух. Только прошу надеть шубы.

Предложение было принято с радостью.

Чи-Най-Чанг принес три легких, но теплых китайских меховых халата, в которые со смехом вырядились путники, и все общество поднялось по трапу наверх.

Картина, которая теперь расстилалась под ними, заставила их вскрикнуть от восторга.

Вечные снега Тянь-Шаня искрились и переливались, вершины гор казались какими-то сказочными наростами, похожими на грани исполинских алмазов, глубокие трещины, словно черные пасти чудовищ, зияли между ними, рельефно выделяясь на белой пелене снегов.

Холодный, резкий ветер леденил кровь.

Бромберг, сидя в шубе у рычагов, управлял кораблем, не сводя глаз с инструментов, развешанных около него.

Увидав вышедших наверх товарищей, он весело крикнул им:

– Сейчас сделаю решительную пробу! Мы поднимемся настолько, насколько нам позволит атмосфера!

Сидя на скамеечках, путники следили за полетом корабля.

– Машина работает пятидесятиузловым ходом, и подвигаемся мы лишь по двадцати узлов, – сказал Верлов. – Значит, сила встречного ветра равняется тридцати узлам в час. Ого! Четырнадцать тысяч футов высоты! Браво!

По мере подъема холод становился все ощутительнее.

– Двадцать градусов мороза! – воскликнула Вера Николаевна, глядя на термометр.

– Скоро мы обратимся в сосульки!

А корабль взбирался все выше и выше.

Спустя полчаса Бромберг крикнул:

– Шестнадцать тысяч четыреста футов!

Воздух сделался редким, и винтообразные крылья работали теперь с ужасающей быстротой, чтобы продолжать подъем.

Дыхание становилось частым и глубоким, голова слегка кружилась, и в висках кровь стучала.

Сидя тесно рядом с Верой Николаевной, Верлов испытывал какое-то странное чувство.

Легкая дрожь пробегала по нему, от теплоты ее тела он чувствовал себя словно во сне и почти не сознавал, где он находится и куда летит.

Молодая девушка, казалось, чувствовала то же самое.

Щечки ее зарумянились, глаза потупились, но она все продолжала сидеть на месте, словно заколдованная.

Они не замечали, как летят минуты, и молча переживали им одним понятное чувство.

Но вот голос Бромберга заставил их очнуться.

– Восемнадцать тысяч футов! Дальше подъем невозможен! Не хватит дыхания! Чи-Най-Чанг, смазывай обильнее! Посмотри, не накалились ли валы? Мочи их сильнее водой! – загремел его властный голос. – Господа, помогите ему, иначе придется плохо!

Все, кроме молодой девушки, бросились исполнять его приказание.

И это было как раз вовремя.

От страшно быстрого вращения валы страшно нагрелись и грозили загореться.

Работа закипела.

Между тем воздушный корабль уменьшил ход до минимума и медленно опускался вниз.

Главные вершины Тянь-Шаня остались позади, и впереди виднелись лишь горные отроги, покрытые зеленым лесом и каменными выступами голых скал.

Тут начинался Восточный Туркестан.

Далеко внизу, словно пятна, зачернели поселки, воздух, по мере опускания делался теплее, восточный ветер сменился горячим южным.

Лишь только корабль возвратился на свою нормальную высоту, Суравин сменил Бромберга.

К вечеру впереди блеснула длинная волнистая полоса.

– Река Тарим, самая большая река Восточного Туркестана, – заметил Верлов. – Она впадает в озеро Кара-Буран. Мы остановимся на ночь около устья притока Яркенд-Дарьи. Эти места мне знакомы. Я уже был здесь, когда пробирался из Тибета.

Действительно, когда начало темнеть, Бромберг выбрал место на берегу Тарима, свободное от кочевников и их стад, и спустился на землю.

– Идемте ловить рыбу! – предложил Суравин. – Я захватил с собою снасти и удочки.

Предложение было принято, и вся компания, весело болтая, направилась к реке.

Снасти оказались сибирскими.

Посредством каменных якорей по дну реки был проложен тросовый канат, от которого на три четверти один от другого шли отводы длиною в аршин, в конце которых были прикреплены острые крючки длиною по вершку; чтобы отводы и крючки не тонули, а стояли в воде стоймя, к крючкам были прикреплены поплавки.