Отречение

Уходя от навязчивых мыслей и сомнений, он вечером обложился книгами и конспектами, погружаясь в свой, ставший уже привычным, все более затягивающий его мир. Он не успел сосредоточиться – постучав, вошла Аленка, вздрагивая седой головой, что с ней приключилось после вторичного отказа в пересмотре дела сына о снижении срока заключения, и притом приключилось во сне…

Денис быстро пошел ей навстречу, скрывая свою тревогу улыбкой, обнял за плечи; теперь он перерос ее на целую голову – разговаривая с ним, Аленке приходилось поднимать глаза.

– У тебя, вижу, сегодня совсем хорошо, – весело сказал Денис.

– Да, кажется, дергает меньше, может, и пройдет, – ответила она, чувствуя себя бодрее и крепче от присутствия рядом сильного молодого человека, от ощущения его бережных, заботливых рук. – А ты меня держишь, боишься упаду?

– Просто выполняю долг вежливости, учусь столичной галантности, – нашелся он и засмеялся. – Москва, черт бы ее взял… надо же соответствовать. Садись, пожалуйста, ну как, тебе удобно? Что это у тебя?

– Представляешь, часов в пять стучится Марьямовна, привратница, – сказала Аленка, обеими руками приподнимая толстый, продолговатый пакет, и ее голос заставил внука насторожиться. – Оттуда.. от Пети… без тебя боялась открывать. Положила на стол и гляжу, жду тебя. Марьямовна даже не могла припомнить, кто ей передал, уверяет, какой-то высокий, худой старик…

– Подожди, Аленка, – остановил ее внук, не в силах оторваться от ее пустых глаз, совершенно лишенных сейчас света, уловив самый последний момент и невольно стараясь отдалить неизбежное. – Подожди, сейчас…

Он взял из ее безжизненных рук пакет, показавшийся ему невероятно тяжелым, положил перед собой, чувствуя на себе ее взгляд. Ему стало страшно, такого страха он не знал раньше, даже там, на самом краю жизни, накрытый чужим бархатным небом, в ярких, холодных звездах; его глаза нерассуждающе горячо вспыхнули – чужая, враждебная воля все настойчивее вмешивалась в его жизнь. Он опустился рядом с Аленкой на пол, обхватил ее колени и спрятал в них лицо, как когда-то в далеком детстве. Она нашла его голову, и он почувствовал ее совершенно ледяные пальцы.

– Нет, нет, этого не может быть, – подумал он вслух. – Слишком несправедливо… так не должно быть…

– Жить все равно надо, ничего другого нет, да, да, остались твои русские леса, – услышал, нет, скорее уловил он ее беззвучный шепот. – Кому же ты их оставишь? Ничего другого просто нет, Денис… Как же по-другому? Вскрывай, здесь твоя судьба, Денис, я чувствую. До сих пор настойчиво ищут какие-то важные бумаги академика Обухова… обыски, допросы, провокации. Вскрывай, свет всегда приходит в самый невыносимый час. Твои сыновья должны вырасти русскими людьми, они должны заново начать и выстроить Россию. Эта безродная банда вурдалаков невечна, они уже начинают пожирать друг друга! Я тебя благословляю, вскрывай. Нам всем сейчас надо крепко держаться, – добавила она после небольшой паузы, и, сразу же поняв, что ему неприятен ее менторский тон, неприметно вздохнула. – Сейчас узнаем, вскрывай…

– Молодец, Аленка! Вот теперь мы с тобой постоим, вог теперь земля нас еще приласкает! Куда она денется? – пообещал он с безоглядной верой в себя и в свое неожиданое слово. – Молодец!

– Не тяни, вскрывай…

Он кивнул, хотя, выжидая и собираясь с силами, еще долго смотрел с затаенной, наново открывшейся ему страдающей любовью в родное, измученное и вместе с тем какое-то незнакомое сейчас, разгоревшееся лицо, все больше и больше укрепляясь душой в преддверии неизбежного.