Синие скалы Памира

лягушачьего цвета, красивый мотоцикл с хромированным бензобаком, гипсовую голову в клетчатой кепке, еще одну гипсовую голову, прикрытую травяного цвета шляпой с тирольским перышком.

– Фу! пошла вон! – прикрикнул Борис Сергеевич на собаку, которая привязалась к нему на каком-то пыльном перекрестке и преследовала его неотступно. Собака была вялая, кожа гуляла на ней какими-то пожилыми складками, почечные глаза глядели грустно, и тем не менее, присутствие за спиной этого флегматичного пса держало Бориса Сергеевича в неприятном напряжении. Попытки избавиться от него ни к каким результатам не привели, однако, задержали значительно. На грозные окрики художника пес недоумевающе поводил ухом, щурил глаза, отворачивал в сторону брыластую морду, но преследования не прекращал.

– Фу, пшел вон, животное! – в который раз приказал Борис Сергеевич и осторожно прикрыл дверь перед влажным кожистым носом.

«Животное» поскребло лапой толстое стекло, качнулось и, обессиленное жарой, пало на бетонные ступени дома торговли.

Внутри здания было прохладно, как в церкви. Пожилая женщина в рабочем халате складывала пирамидой бурые куски хозяйственного мыла, а больше никого не было. Художник издал приветственное «здрасс…», оставшееся незамеченным, и, бормоча под нос «пора, пора приодеться, обносился до неприличия», стал подниматься на второй этаж, где, согласно указателю, размещалась секция мужской одежды.

Торговый зал был залит солнечным светом, гулок и безлюден, если не считать молоденькой кассирши, склонившей песочную челку над пухлым томом, пристроенным к кассовому аппарату.

– День добрый,–произнес Борис Сергеевич, – а… а мне рубашку купить нужно. Воротничок 44.

Кассирша подняла взгляд от страницы, улыбнулась яркими губами (кадмий красный, машинально определил Борис Сергеевич) и кивнула челкой в диагональный угол.

Там, в диагональном углу также располагалась полукабинка кассы.

– А я к вам, – сказал художник, – Мне ээ… рубашку.

– Это у нас запросто, – отрывая взгляд от журнала задорно отозвалась девушка (краплак красный, промелькнуло в голове Бориса Сергеевича),–только вашего размера нету. У вас 43-44?

– 44, – упавшим голосом подтвердил художник.

– То-то и оно, – с веселой укоризной сказала кассирша.

Борис Сергеевич неловко улыбнулся, почувствовал, что краснеет, двинулся вдоль длинного товарного стенда прочь. И вдруг остановился. Среди назойливой пестряди ситцевых халатиков его взгляд схватил благородно-сдержанное пятно: на блестящих никелированных плечиках висел пуловер цвета «мышиный беж». Он мысленно прикинул на себя элегантную вещь, потрогал тонкую вязку пальцами и от удовольствия зажмурился.

– Померьте, померьте, – посоветовала веселая кассирша. – У вас 54-56?

– 54, – твердо ответил художник.

– Ну вот, видите, как раз ваш размер. А у нас тут народ мелкий, третий месяц вещь пылится.

Борис Сергеевич поддел плечики за крючок, в нерешительности переступил ногами.

Девушка рассмеялась, сказала: – Я отвернусь, не буду вас смущать, – и опустила взгляд вниз, на журнал.

Борис Сергеевич натянул пуловер и осторожными движениями одернул его со всех сторон.

– Готово? – поинтересовалась кассирша.

– Готово, – отрапортовал художник и вытянулся по стойке смирно.

Девушка окинула фигуру Бориса Сергеевича быстрым взглядом, с досадой причмокнула уголком рта.

– Руки – поднимите.

Борис Сергеевич немедленно повиновался и в зеркальной стене напротив увидел себя, с заголившимися чуть не до локтей руками, очень похожего на помощника палача из какой-то детской книжки.

– Коротковата кольчужка, – с откровенным сочувствием сказала девушка, – а жаль. Все-таки натуральная шотландская шерсть, да и, вообще, смотрится вещь, а висит, как приклеили. Обидно.

С расстройства Борис Сергеевич, кроме запланированных крючков и лески, накупил массу ненужной дребедени – брелок с оловянным револьвером, колоду карт под названием «Сувенирные», плексиглассовый пенальчик с зубочистками и универсальный магазин покинул.

От звука дверной пружины пес вздрогнул, продрал отечные глаза, поднялся, зевая, и пристроился к художнику в кильватер.

Борис Сергеевич преодолел последний поворот и в близкой перспективе увидел аршинную надпись «Автовокзал», голубые скамейки на бетонной платформе и рядом с платформой – ПАЗик с белой полосой по периметру. Художник бросил взгляд на часы, подумал – «успею» и, преодолевая одышку, побежал к автобусу. И тут же подвергся нападению.