Жуковский в Париже

Жуковский не пренебрегал этими глупостями. И сам бывал в них искусник.

Теперь заключим переборку нашу выпискою, в которой показывается не Парижский Жуковский, а просто человек. Вся заметка не многословная, но знаменательная и характеристическая:

«Спор с Тургеневым и моя бессовестная вспыльчивость».

За что был спор, неизвестно; но по близкому знакомству с обоими, готов я поручиться, что задирщиком был Тургенев. Жуковский, в увлечении прения, иногда горячился; но Тургенев, без прямой горячности в споре, позволял себе сознательно и умышленно быть иногда задорным и колким. Он, как будто, признавал эти выходки принадлежностями и обязанностями независимого характера. Эта стычка между приятелями не могла, разумеется, оставить по себе злопамятные следы. Но покаяние доброго и мягкосердого Жуковского в бессовестной вспыльчивости невольно напоминает мне басню Лафонтена, в переводе Крылова: Мор Зеерей. Смиренный и совестливый Вол кается: «Из стога у попа я клок сенца стянулъ».

Теперь придется и мне сделать пред читателем маленькую исповедь, как для очистки своей совести, так в особенности для очистки Жуковского. Некоторые из беглых заметок его писаны на Французском языке. Впрочем их немного. Не знаю, как и почему, в работе моей, переводил я их иногда на бело по-русски. Нечего и говорить, что я строго держался смысла подлинника; но, вероятно, выражал я этот подлинник не так, как-бы выразил его сам Жуковский. В том нижайше каюсь. Дневник Жуковского кое-где иллюстрирован рисунками или набросками пера его: так, например Thеatre Fran?ais и другие очерки, которые трудно разобрать. Вообще Жуковский писал, хотя и некрасиво, но четко, когда прилагал к тому старание; но про себя писал он часто до невозможности неразборчиво.

notes

Сноски

1

Т. е. я проведу весь июнь месяц в Париже, но чувствую, что пребыванием моим я не воспользуюсь, как бы я это сделал до нашего несчастья. Это в роде расслабляющей болезни, которая не дозволяет принимать какое-нибудь участие в том, что делается вокруг.

2

Т.-е. живописца Фридриха, которому Жуковский покровительствовал.