Орб перестала петь и играть. Они с цыганками залезли в повозку и поехали прочь. Полицейские так и стояли без движения, глядя на разрытую могилу и груду углей рядом с ней.
Повозка подъехала к ближайшей реке, и все три вдовы содрали с себя одежду и бросились в воду – так им не терпелось отмыть грязь. Потом они уселись на берегу стирать грязную одежду.
Наконец мокрые и дрожащие женщины завернулись в одеяла, вытащенные из повозки.
– Ты сделала это! – восклицали они. – И если это было не Ллано, то что-то очень похожее!
– Это было не Ллано, – ответила Орб. Однако в душе ее горел теплый огонь.
Венгрия была страной цыганской музыки. Здесь жили известные всему миру композиторы и музыканты, а по стране с успехом гастролировали целые цыганские оркестры. Во все времена знаменитые музыканты Европы черпали из неиссякаемого источника цыганской музыки, популяризируя ее и распространяя, как свою собственную. Шуберт, Брамс – их прекрасная музыка восходит корнями к старым цыганским мелодиям. Венгерский пианист Лист записал цыганскую музыку в своих венгерских рапсодиях.
Местные цыгане называли себя ромалэ. Они жили здесь еще до прихода мадьяр, и мадьяры только выиграли, смешавшись с ними. Когда цыгане сопротивлялись, появлялись законы, обязывавшие их принимать христианство и сочетаться браком только с мадьярами. Из-за этого многие вынуждены были покинуть страну и уехать в Россию и Польшу, Германию и Францию… Многие цыгане притворились, будто приняли христианство, и даже украсили свои повозки крестами, но в сердце своем они продолжали хранить веру отцов.
Затем им приказано было поселиться в домах и забыть родной язык. Это вызвало новую волну эмиграции, ведь истинный цыган не может долго жить на одном месте. Цыган обвиняли в каннибализме и жестоко преследовали за это, считая оправдания лишь подтверждением несуществующей вины. Но они все равно выжили. Их способности к обработке дерева и металла способствовали созданию новой, оседлой цыганской культуры, а цементом, скрепляющим эту культуру, стала цыганская музыка. Почти все кузнецы в Венгрии происходили из цыган, и все музыканты тоже. Величайшим из цыганских музыкантов современности был скрипач Чигари. Говорили, что его музыка пленяет души живых и мертвых.
Именно этого музыканта и искала Орб в Венгрии, но остальные цыгане не говорили ей, как его найти. Она была для них пришлой, а пришлых здесь называли «унгар», то есть «чужой», и не доверяли им. Орб была приятно удивлена, когда сообразила, что ее принимают за цыганку. Она так хорошо знала язык и обычаи, что даже ее медовые волосы не вызывали у цыган подозрения. Может, ее просто считали полукровкой, ведь цыгане часто женились на представителях других культур. Но похоже было, что здесь гораздо больше уважали местных гаджо, чем цыган из других стран.
Жители одной из деревень, попавшихся Орб на пути, были особенно грубы и угрюмы. Это удивило Орб – ведь обычно цыгане счастливы, как дети.
– Что случилось? – спросила она.
– Чинка осквернила воду! – кратко ответил ей кто-то.
– Что? – переспросила Орб. Ее потрясло сходство имени неизвестной женщины с именем ее подруги Тинки.
– Она прошла над нашим подземным водопроводом, – возмущенно объяснила какая-то женщина, вероятно, приняв восклицание Орб за проявление гнева. – И теперь нам приходится привозить воду издалека. А это так неудобно!
Орб разыскала Чинку. Женщина была на грани самоубийства от горя и досады.
– Я просто заблудилась! У меня был большой сверток в руках, и я не видела, куда иду, а когда увидела, было уже поздно – я споткнулась и наступила туда! – всхлипывала она.
В цыганской культуре некоторых регионов женщина считалась по природе своей нечистой. Орб узнала об этом, когда учила язык, но до сих пор ни разу не сталкивалась с этим сама. Ритуальная скверна лишь усугублялась беременностью; после родов одежду беременной женщины полагалось сжигать. Но нижняя часть тела женщины нечиста в любое время. Поэтому она не может перешагнуть через медные изделия, не осквернив их, и то же, очевидно, относится к водопроводным трубам. Никто теперь не будет пить воду, которую Чинка осквернила, пройдя над закопанной в землю трубой.
Орб понимала, что обсуждать правомерность этого обычая с ее стороны было бы неосторожно. Подобные суеверия менялись от табора к табору и в разных регионах довольно сильно отличались, но уж если существовали, то держались упорно. Сама Орб, разумеется, не считала Чинку виноватой и хотела помочь ей.
– Однажды я помогла женщине сжечь тело ее мужа, – сказала она. – Может, я и тебе смогу помочь?
На мгновение в глазах Чинки вспыхнула надежда. Потом женщина снова впала в отчаяние.
– Это невозможно. Мы же не сумеем проложить новый водопровод!
– Но я могу попробовать очистить от скверны старый…
– Ты кто? Колдунья? – заинтересовалась Чинка.
– Нет, я просто музыкант. В некотором роде. Я приехала, чтобы встретиться с Чигари, но мне не дают его увидеть.
– Никто не видит Чигари! Он встречается, с кем захочет и когда захочет!
Орб так и думала.
– Может, если я спою ему песню, он придет?
Чинка пожала плечами:
– Может, и придет. Только как это поможет очистить трубу от скверны?
– Я надеюсь, что это сделает моя музыка.
Чинка непонимающе покачала головой. Но Орб все-таки заставила ее показать то место, где она так неудачно споткнулась. Прямо там Орб средь бела дня поставила стул, села на него, достала арфу и заиграла.
Она пела песню о воде. О горных ручьях и прозрачных реках, о блестящих прудах и глубоких чистых озерах. Она протянула силу своей магии, но не к слушателям, а к воде у себя под ногами. Пусть вода в трубе откликнется, пусть примет в себя чистоту той воды, о которой она поет!
Как всегда, когда Орб играла, вокруг нее собралась толпа. Цыгане всех возрастов, мужчины, женщины, дети стояли и молча слушали ее пение. Орб продолжала петь песни о чистой воде, переводя, что могла, на кало. Толпа становилась все больше и вскоре заполнила улицу.
Когда Орб первый раз прикоснулась к воде своей магией, она почувствовала, что эта вода действительно нечиста. Любой, кто попробует пить ее, заболеет, а одежда, постиранная в ней, останется грязной. Сама сущность воды отдавала чем-то скверным. Но музыка Орб проникала в эту сущность, и вода постепенно становилась чище и чище, пока не стала той водой, о которой шла речь в песне. Раньше, пока не возникало подобной нужды, Орб и не думала, что способна на такое. Она и сейчас не была уверена, что все получится, пока сама не увидела результата. Теперь ей было очевидно: да, у ее магии есть такая власть.
Орб остановилась и обвела глазами толпу:
– Вода чиста. Кто будет пить?
Никто из ее слушателей не шевельнулся – они не верили. Кроме всего прочего, она сама сидела над трубой, продолжая осквернять воду.
– Я прикоснулась к воде своей песней, и теперь она чистая, – повторила Орб. – Она больше не сможет вам повредить. Попробуйте и посмотрите сами.
– Я попробую! – воскликнула Чинка. Женщина подбежала к ближайшему крану, открыла его и выпила полную чашку воды. И вода ей нисколько не повредила.
– Ей ничего не сделалось, потому что она сама воду и осквернила! – сказал кто-то из мужчин. Остальные закивали. Действительно, разве это проверка?
– Но сейчас-то над ней сижу я! – подсказала им Орб.
Подсказка была принята. Мужчины с сомнением поглядывали друг на друга.
– Вам нужна вода, – сказала Орб. – Я – женщина, мое тело оскверняет ее. Но моя музыка противится злу, и эта вода чиста. Кто еще хочет попробовать ее?
Пробовать никто не хотел. Никто не доверял ее словам.
Неужели все усилия тщетны, пусть даже вода и очистилась?.. Орб не знала, что еще можно сделать. Она неохотно поднялась со стула и убрала арфу.
– Я попробую воду! – вызвался какой-то мужчина из гущи толпы.
Все головы повернулись в его сторону. По толпе прошел шепот восхищения. Красивый, хорошо одетый цыган пробрался через толпу и подошел к крану. Он открыл кран, подставил под струю сложенные горсткой ладони и сделал несколько глотков. Потом вылил оставшуюся в горсти воду, завернул кран и выпрямился, глядя на толпу. Целый и невредимый.
– Это хорошая вода, – заявил он громко.
Тут уже и другие отважились попробовать воду. Люди пили и соглашались, что вода хорошая, проклятие снято и можно возвращаться к нормальной жизни.
– О, спасибо тебе, спасибо! – воскликнула Чинка. По ее щекам лились слезы благодарности.