Странные игры богов, или Служба когнитивной разведки снова спасает Россию, а значит, и мир

– Прости меня, Правящая Звезда Небес! – склонился в притворном поклоне Энлиль. – Я узнал все, что хотел, и не смею задерживать Красную Царицу Небес. Я прощаюсь с тобой и откланиваюсь!

– До встречи, Господин, чьи слова неизменны.

Инанна простерла руку над бездной грациозным и свободным жестом, и тотчас бесшумно порхающий комочек мрака прилепился к ней. Летучая мышь села на руку Инанны и запела свою благодарную песню богине, которую не услышал бы ни один черноголовый. Энлиль скривился в гримасе боли.

– Что, Владыка Горного Дома, ты не любишь тихие гимны моих верных слуг? – произнесла довольная Инанна и погладила зверька по спинке.

С кончика ее пальца сорвалась крохотная искорка и упала на мордочку летучей мыши, отчего та вся надулась, распушилась и встопорщилась.

– Дар вручен, мой маленький помощник, лети! – сказала богиня и подбросила мышку в воздух, а та, расправив крылья, растворилась в темноте.

Сказав это, Инанна шагнула в бездну за край площадки, где они стояли, и исчезла. Энлиль боязливо подошел в краю и заглянул вниз. Там ничего не было, только летучие мыши кружились хороводом, вытягиваясь в сторону морского торгового порта города Шанхая. После этого он повернулся и начал медленно таять в воздухе, одновременно оплывая и превращаясь в пугающего призрака. Почти растворившись, он вдруг заметил дрожащего от страха Березина и строго сказал ему визгливым голосом учительницы младших классов Сусанны Патрикеевны:

– Березин, тебе разве не говорили, что подсматривать за девочками нехорошо?!

Весь мокрый от пота, Березин очнулся от кошмарного сна и почувствовал, что падает, хотя уже открыл глаза. Ощущение было самого противного свойства, и он помотал головой, чтобы сбросить остатки дурного сна. Образы богини Инанны и бога Энлиля плавно отходили на второй план, он с облегчением, но слишком медленно понимал, что это всего лишь сон.

– Черт, вот приснится же такая чушь… – пробормотал он, садясь на кровати и шаря в потемках по столику, где должна была быть кружка с водой.

The Институт (5)

«И вступи в Эану, жилище Иштар,
Даже будущий царь не построит такого,
Поднимись и пройди по стенам Урука,
Обозри основанье, кирпичи ощупай:
Его кирпичи не обожжены ли?
И заложены стены не семью ль мудрецами?»

Березин всегда считал себя замкнутым человеком, который тяжело сходится с людьми и не умеет работать в коллективе, а потому и выбрал для себя стезю переводчика-фрилансера. А мертвые языки он взялся изучать потому, что в этой сфере было слишком мало специалистов, – он не любил коллективы и конкуренцию. Но Институт, где он находился уже несколько недель, скоро и бесповоротно многое в нем изменил. Впервые за всю свою жизнь он чувствовал себя не только увлеченным – это бывало и когда он еще только открывал для себя мир древнего Шумера и его удивительной письменности. И даже не просто кому-то сильно нужным – это частенько случалось, когда были срочные заказы и на кону стояли деньги его клиентов. Сейчас он ощущал себя сопричастным к большому и даже великому делу, которое явно останется в истории и будет торчать там глыбой, когда все остальные его мелкие деяния уже смоют дожди времени. Это было уникальное, новое, ни с чем не сравнимое ощущение, которое перекрывало для него все, даже бытовые неудобства и необходимость посещения общей столовой Института.

Кстати, в этой циклопических размеров столовой, где по сменам принимали свои ежедневные пищевые рационы тысячи сотрудников, он даже познакомился с симпатичными девушками, Аней и Инной, из отдела технологий массовой обработки, или «массовиков-затейников», как их все вокруг называли. Чем они точно занимались, было непонятно, спрашивать тут было не принято, но вполне можно было догадаться: также сотрудников этого отдела часто называли «заклинателями митингов». Аня была хрупкая и стеснительная девушка, которой очень шла военная форма, а Инна – бойкая брюнетка с очень хорошей фигурой, и Березин уже начал подумывать о том, как бы изловчиться пригласить кого-нибудь из них на свидание, но дело осложнялось казарменным образом существования, и пока дальше обмена ежедневными любезностями перед приемом пищи дела у них не продвинулись.

Жить его, как «временно подключенный к проектам персонал», определили в один из номеров служебной гостиницы, расположенной в этом же здании, на самых верхних его этажах. Поскольку командировочных сейчас было много, Березину, с некоторой помощью Ивана Андреевича, сумевшего обаять даже неприступную глыбообразную комендантшу общежития Георгину Леонтьевну Рахис, достались «генеральские» апартаменты. У институтской «сталинки» была настолько замысловатая архитектура, что Березин не мог в полной мере ни осознать планировку своих двух комнат, ни разобраться, на каком точно этаже он живет. А возможно, дело тут было в геометрии верхних этажей Института, несколько отличавшейся от традиционной эвклидовой. Но самым главным преимуществом было то, что тут был выход на циклопический балкон, который, как горный серпантин, шел вокруг всего здания. Балкон, по стратегическому замыслу Георгины Леонтьевны, был заперт, но Иван Андреевич, заговорщицки подмигивая, втихаря вручил ему ключик, открывающий эту дверь. Вечерами оттуда можно было наблюдать великолепные московские закаты, особенно красивые этой весной.

Иногда по этому балкону к нему в гости наведывался невесть откуда взявшийся на такой высоте огромный и роскошный иссиня-черный кот не до конца ясной породы. Первое появление инфернального гостя с его пронизывающими глазами-прожекторами и аккуратным ошейником сильно испугало Березина, но вскоре он к коту привык. Для своего нового друга Березин даже припрятывал с обеда всякие лакомства. Впрочем, дружба с котом была несколько омрачена тем фактом, что однажды Березин поинтересовался биркой на шее животного и обнаружил там весьма озадачивающую надпись «Ст. следователь МГБ СССР Асмодей А. Д. 1899—1951». Но кот, по крайней мере внешне, оставался котом, вел себя как кот и на правах кота регулярно получал свое угощение. Правда, иногда Березину начинало казаться, что кот за ним внимательно следит и втайне замышляет его убийство, но это он относил на счет общей странности немного мистической атмосферы Института.

Работая в Институте над материалами проекта «Подготовка к празднику», Березин пропустил почти все события внешнего мира: и объявление пандемии, и падение фондового рынка, и нешуточную борьбу великих держав за запасы медицинских масок. Его вещи лежали где-то в камере хранения, немалая институтская зарплата копилась на карточке, но это все было не важно – настолько он был поглощен своей новой работой.

Ведомство, официально именовавшееся Службой когнитивной разведки, а своими сотрудниками – просто Институтом, занималось почти всем на свете. Всем, что в близкой и далекой перспективе может представлять интерес или угрозу для Российской Федерации. Как поясняет любой словарь, когнитивный – значит соотносящийся по значению с существительным «когниция», или, говоря проще, связанный с познанием. Этим и занимались штатные единицы Института – активно познавали все грани окружающего мира, включая те, которые обычно находятся в тени и куда не попадает яркий свет прожектора традиционной науки. В основном проекты Института находились далеко за передним краем познавательного горизонта человечества, там, где наука смыкается с магией, мистикой, герметическими дисциплинами, теориями заговора, древними языческими культами, верой в НЛО и участившимися в последнее время появлениями чертей в разливочном цеху.

Институт был организацией если и не военной, то в достаточной мере военизированной и не занимался проблемами человеческого счастья и смысла человеческой жизни, предпочитая более приземленную трактовку этих понятий, отраженную в Конституции Российской Федерации и оборонной стратегии государства. Но те, кто в нем служил и работал, вполне согласились бы с рабочей гипотезой, что счастье заключается в непрерывном познании неизведанного и смысл жизни, в общем-то, состоит в том же самом.

Строгая система уровней допуска не давала возможности новичку Березину изучать информацию по другим проектам, его сферой ответственности была лишь «Подготовка к празднику». Но за пару недель в коридорах, курилках и столовой Института он краем уха наслушался такого, что от его прежней картины мира теперь не осталось и следа. Вначале там была дымящаяся остекленная воронка после взрыва когнитивного термоядерного боеприпаса. А потом новая информация залила ее плодородным илом, как равнины древнего Шумера заливали дарующие жизнь Тигр и Евфрат. Что произрастет в результате, каким будут плоды этого урожая, не загадывал сейчас даже сам Березин. Например, при Институте был целый филиал (расположенный где-то на Памире), в котором велась полевая работа с реликтовыми гоминидами. Он видел подтверждающие их существование фотографии на доске почета около столовой. Как подозревал Березин, на третьем этаже занимались крупными рептилиями, а однажды он своими глазами видел, как в лифт на четырнадцатом заводили под конвоем двух автоматчиков существо, кутавшееся в кожистые крылья и оставлявшее за собой пахучий сероводородный след. В тот раз он на всякий случай спускался на митинг с Черновым и Громовым пешком по лестнице – лифты и сероводород ему всегда казались не лучшим сочетанием.

И однажды Березин наконец набрался храбрости и задал Чернову давно волновавший его вопрос:

– Иван Андреевич, скажите, а почему все-таки я? Почему не Инлильянов тот же – у него регалии, известность…

Иван Андреевич, как всегда, не подвел. Он прищурился так, чтобы не было до конца понятно, шутит он или нет, и, как обычно просто, сказал:

– А вас, Арнольд Рудольфович, в случае чего никто искать не будет.

Потом сделал свою фирменную паузу и добавил с мягкой улыбкой:

– Как и меня, впрочем.

Yes, Sir, I can boogie (6)

«В этом году в Аахен прибыли толпы диковинных людей и отсюда двинулись на Францию. Существа обоего пола, вдохновленные самим Дьяволом, рука об руку танцевали на улицах, в домах, в церквах, прыгая и крича безо всякого стыда. Изнемогши от танцев, они жаловались на боль в груди и, утираясь платками, причитали, что лучше уж умереть».